1918

АКТ РАССЛЕДОВАНИЯ

по делу о злодеяниях, учиненных

большевиками в городе Таганроге за время

с 20 января по 17 апреля 1918 года

В ночь на 18 января 1918 года в городе Таган­роге началось выступление большевиков, состояв­ших из проникших в город частей Красной армии Сиверса (Сиверс Рудольф Фердинандович (1892—1918) —участник Октябрьского переворота 1917 г. в Петрогра­де, большевик. Командовал отрядом в военных дейст­виях против казацкой армии на Дону. Умер от ран), нескольких тысяч местных рабочих, по преимуществу латышей и преступного элемента города, поголовно примкнувшего к большевикам.

Для подавления этого мятежа выступили офи­церы, юнкера и ученики-добровольцы. Четыре дня на улицах города шли то ожесточенные бои, то перестрелка; наконец, добровольцы 20 января ото­шли к казенному винному складу, бывшему пред­метом особых вожделений большевиков.

Это был последний их оплот. Горсть людей, численностью не более 250 человек, подавленная количеством большевистских сил, с иссякшим за­пасом патронов, не могла более сопротивляться, тем более что винный склад был подожжен.

20 января юнкера заключили перемирие и сда­лись большевикам с условием беспрепятственного выпуска их из города, однако это условие больше­виками соблюдено не было, и с этого дня началось проявление «исключительной по своей жестоко­сти» расправы со сдавшимися.

Офицеров, юнкеров и вообще всех выступав­ших с ними и сочувствовавших им большевики ловили по городу и или тут же на улицах рас­стреливали, или отправляли на один из заводов, где их ожидала та же участь.

Целые дни и ночи по городу производились по­вальные обыски; искали везде где только могли так называемых «контрреволюционеров».

Не были пощажены раненые и больные. Боль­шевики врывались в лазареты и, найдя там ране­ного офицера или юнкера, выволакивали его на улицу и зачастую тут же расстреливали его. Но смерти противника им было мало. Над умирающи­ми и трупами еще всячески глумились. Один из большевиков — Шевченко, догнав у полотна же­лезной дороги близ казенного винного склада ра­ненного в ногу офицера или юнкера, ударом при­клада винтовки сбил его с ног, после чего начал топтать ногами, а когда тот перестал двигаться, то помочился ему в лицо и еще несколько раз уда­рил его. Ужасной смертью погиб штабс-капитан, адъютант начальника школы прапорщиков: его, тяжело раненного, большевистские сестры мило­сердия взяли за руки и за ноги и, раскачав, уда­рили головой о каменную стену.

Большинство арестованных «контрреволюцио­неров» отвозилось на металлургический, кожевен­ный и, главным образом, Балтийский заводы. Там они убивались, причем «большевиками была про­явлена такая жестокость, которая возмущала даже сочувствовавших им рабочих, заявивших им по этому поводу протест».

На металлургическом заводе красногвардейцы бросили в пылающую доменную печь до 50 чело­век юнкеров и офицеров, предварительно связав им ноги и руки, в полусогнутом положении. Впо­следствии останки этих несчастных были найдены в шлаковых отбросах на заводе.

Около перечисленных заводов производились массовые расстрелы и убийства арестованных, причем тела некоторых из них обезображивались до неузнаваемости.

Убитых оставляли подолгу валяться на месте расстрела и не позволяли родственникам убирать тела своих близких, оставляя их на съедение со­бакам и свиньям, которые таскали их по степи.

По изгнании большевиков из Таганрогского ок­руга полицией, в присутствии лиц прокурорского надзора, с 10 по 22 мая 1918 года, было совершено вырытие трупов погибших, причем был произве­ден медико-полицейский осмотр и освидетельствование трупов, о чем были составлены соответст­вующие протоколы.

Всего было обнаружено около 100 трупов, из которых 51 вырыто из могил.

Однако эти люди были далеко не все убитые большевиками, так как многие из них были, как сказано выше, сожжены почти бесследно, многие же остались не зарытыми, а затем некоторые ямы, в которых были зарыты убитые, не были найдены, так как оказались совершенно сравнен­ными с землей.

Большинство вырытых трупов принадлежало офицерам и юнкерам. Среди них, между прочим, оказались также несколько трупов учеников-добровольцев, мальчиков в возрасте 15—16 лет, одного рабочего, бывшего полицмейстера города ТаганрогаЖужнева, и наконец, бывшего коман­дующего армией генерала от кавалерии Ренненкампфа (Ренненкампф Павел Карлович (1854—1918) —российский военный деятель, генерал от кавалерии(1910). В начале первой мировой войны командовал Первой армией, совершившей неудачную наступатель­ную операцию в Восточной Пруссии. После Октябрьского переворота 1917 г. жил в Таганроге. Убит больше­виками.), которого большевики, продержав месяц под арестом и неоднократно предлагая ему коман­дование их армиями, после категорического его отказа расстреляли в ночь на 1 апреля по прика­занию своего «главковерха» Антонова (Антонов-Овсеенко Владимир Александрович(1883—1938) — советский политический деятель. Член большевистской партии с 1917 г. Секретарь Петроград­ского военно-революционного комитета во время Ок­тябрьского переворота 1917 г. Один из руководителей Красной Армии во время гражданской войны. С 1924 г. на дипломатической работе (полномочный представи­тель в Чехословакии, Литве, Польше). В 1934—1936 гг.прокурор РСФСР. В 1936—1937 гг. генеральный консул СССР в Барселоне (Испания). В 1937 г. был назначен наркомом юстиции СССР, но почти тотчас же арестован. Расстрелян без суда.).

Трупы были большей частью зарыты в землю на небольшом расстоянии от поверхности, так что иногда из-под земли торчали то руки, то ноги. В могилах обыкновенно находилось по несколько трупов, сброшенных туда как попало; большинст­во трупов было или в нижнем белье, или же со­всем без одежды.

Допрошенное при производстве расследования в качестве свидетеля лицо, наблюдавшее за раз­рытием означенных могил, показало, что ему «во­очию при этом раскрытии пришлось убедиться, что жертвы большевистского террора перед смертью подвергались мучительным страданиям, а самый способ лишения жизни отличается чрез­мерной, ничем не оправдываемой жестокостью, свидетельствующей о том, до чего может дойти классовая ненависть и озверение человека.

На многих трупах кроме обычных огнестрель­ных ранений имелись колотые и рубленые раны прижизненного происхождения — зачастую в большом количестве и на разных частях тела; иногда эти раны свидетельствовали о сплошной рубке всего тела; головы у многих, если не у боль­шинства, были совершенно размозжены и превра­щены в бесформенные массы с совершенной поте­рей очертаний лица; были трупы с отрубленными конечностями и ушами; на некоторых же имелись хирургические повязки — ясное доказательство захвата их в больницах и госпиталях. Труп полиц­мейстера Жужнева оказался с вырванным боком, что свидетельствует о том, что, по всей вероятно­сти, он некоторое время не предавался земле и со­баки объели его.

Медико-полицейским осмотром вырытого из могил 51 трупа было установлено, что у 26 из них размозжены и разбиты черепа, три трупа совер­шенно обезображены, у шести обнаружены пере­ломы рук и ног, у 20 штыковые и рубленые раны, на трех хирургические повязки, в двух трупах опознаны ученики, в одном — рабочий и, наконец, в яме (могиле) у полотна железной дороги, иду­щей со станции Марцево на Балтийский завод, был обнаружен труп генерала от кавалерии Ренненкампфа с огнестрельными ранениями в голову.

В то же время, когда шли описанные расстре­лы, по городу производились массовые обыски и внесудебные аресты. Мирное население г. Таган­рога не было оставлено в покое: интеллигенция, купцы, состоятельные люди, простые чиновники, вообще все граждане, кто только не принадлежал к избранному классу рабочих или бедноты, под­верглись обыскам и арестам, которые сопровожда­лись отобранием разного имущества, начиная с драгоценностей и кончая платьем, съестными при­пасами и т. п., то есть вещами, ничего общего с «контрреволюцией» не имеющими, издевательствами, насилиями, угрозами лишить жизни, невероятной грубостью и площадной бранью. Так, в квартиру одного чиновника, служащего в местном суде, ворвались вооруженные с ног до головы, с бомбами в руках, человек 8—10 красноармейцев для производства обыска. Этого чиновника, женуего и детей, красноармейцы загнали в угол одной из комнат и, приставив к ним пьяного с револьве­рами в обеих руках красноармейца, который все время ругал их самой уличной бранью, разошлись по квартире для производства обыска, явившегося на самом деле настоящим грабежом. Издеватель­ства над арестованными продолжались часа два. Наконец, красноармейцы вытолкали чиновника ударами приклада в другую комнату, где стоял комод, и стали требовать указать, где деньги и драгоценные вещи, причем, приказывая открыть определенный ящик комода, вместе с тем кричали «не тот» и тут же снова били его прикладом. За­брав все, что только могли, красноармейцы приве­ли чиновника к его жене и поставили их рядом для расстрела; тут один подошел к нему вплот­ную, держа штык на перевес, сделал размах, что­бы ударить его в живот, но другой остановил его.

В другом месте, в квартире одного присяжного поверенного и члена суда, обыск сопровождался приблизительно теми же насилиями, грабежом и издевательствами, причем по окончании его жители этой квартиры опять без всякой вины и постановле­ния были арестованы и выведены на площадку ле­стницы, впредь до окончания обысков соседней квартиры. Тут один красноармеец наводил все вре­мя винтовку на арестованных и потешался произво­димым этим эффектом; другой, вертя револьвером перед глазами присяжного поверенного, говорил ему: «Вот у тебя четыре глаза (присяжный пове­ренный носил очки), а как дам тебе раз, вылетятшесть глаз». Третий же, угрожая арестованным оружием, говорил: «Всех вас на вешалку».

В квартиру одной местной жительницы яви­лись красноармейцы с «мандатом» на ее арест, но, не застав хозяйку дома, арестовали 7-летнюю ее дочь, сказав при этом: «Ну, матери нет, так возь­мем дочь, тогда мать придет».

Когда же эта женщина поехала за дочерью, то последнюю освободили, а мать арестовали опять же без всякой вины и постановления. Допрошен­ная при расследовании, эта женщина показала, что в день ее ареста в штабе военного комиссараРодионова находились безвинно арестованными свыше 100 мирных жителей г. Таганрога. Всех их перевезли затем из штаба на вокзал и заперли в арестантских вагонах, откуда поодиночке выводи­ли на допрос и каждому за освобождение назнача­ли особую сумму выкупа, налога или контрибу­ции, которая колебалась от 10 до 30 тысяч рублей.

В первые же дни захвата власти, большевики постарались ликвидировать в городе гражданские правительственные учреждения.

Главными носителями власти и проводниками большевистской политики явились в г. Таганроге за кратковременное владычество там большеви­ков, длившееся с 20 января по 17 апреля 1918 года, люди, не только не соответствующие посвоему нравственному и умственному уровню за­нимаемым ими должностям, но зачастую и с уго­ловным прошлым: так, военным комиссаром горо­да и округа был Иван Родионов, отбывший наказание за грабеж; помощником его — Роман Гончаров, также осужденный за грабеж; комисса­ром по морским делам — Кануников, бывший по­вар-матрос, отбывший каторгу за убийство, на­чальником контрразведывательного отделения Иван Верстак, зарегистрированный с 16-летнего возраста вор; начальником всех красноармейцев города, заведующий нарядами на производство обысков и расстрелов — Игнат Сигида, осужден­ный за грабеж, и, наконец, начальником пулемет­ной команды бронированного поезда, а затем председателем контрольной комиссии по перевоз­ке ценностей из Ростова-на-Дону в Царицын. — мещанин гор. Таганрога Иван Диходелов, по клич­ке «Пузырь», судившийся и отбывший наказание за грабеж.

АКТ РАССЛЕДОВАНИЯ

об убийстве большевиками генерала от кавалерии Павла Карловича Ренненкампфа

Бывший командующий 1-й армией в первый период Русско-германской войны, руководитель походов в Восточную Пруссию генерал от кавале­рии Ренненкампф проживал в начале 1918 года в г. Таганроге на покое вдали от военной и полити­ческой деятельности. 20 января 1918 года после захвата власти большевиками ему сразу же при­шлось перейти на нелегальное положение, и он по паспорту под именем греческого подданного Мансудаки переселился в квартиру одного рабочего, грека Лангусена, поКоммерческому пер., дом № 1, и там скрывался.

Однако большевики установили за ним слеж­ку, и в ночь на 3 марта генерал Ренненкампф был арестован и посажен под арест при штабе таган­рогского военного комиссара Родионова.

Через несколько дней после ареста вследствие ходатайства жены генерала Веры Николаевны Рен­ненкампф, революционно-следственная комиссия при таганрогском революционном трибунале пред­ложила военному комиссару Родионову перевезтигенерала Ренненкампфа для дальнейшего содержа­ния в комиссию и передать туда дознание о нем. Однако Родионов отказал в этом требовании комис­сии, основываясь на том, что генерал Ренненкампф задержан им по предписанию из Петрограда.

Во время содержания генерала Ренненкампфа под стражей большевики три раза предлагали ему принять командование их армией, однако он всегда категорически отказывался от этого предложения и раз заявил им: «Я стар, мне мало осталось жить, ради спасения своей жизни я изменником не стану и против своих не пойду. Дайте мне армию хорошо вооруженную, и я пойду против немцев, но у вас армии нет; вести эту армию значило бы вести лю­дей на убой, я этой ответственности на себя не возьму».

Все же большевики не теряли надежды и пы­тались привлечь генерала на свою сторону, однако вскоре им пришлось окончательно убедиться в бесполезности своих попыток.

В последних числах марта, в один из приездов в город Таганрог большевистского «главверха» Южного фронта Антонова-Овсеенко, последний на вопрос Родионова, что ему делать с генералом Ренненкампфом, выразил удивление, что он до сих пор жив, и приказал расстрелять его.

В ночь на 1 апреля генерал Ренненкампф был взят из штаба комендантом станции Таганрога бывшим рабочим Балтийского завода и матросом Евдокимовым и в сопровождении двух других не­известных отвезен на автомобиле за город и там у Балтийской железнодорожной ветки, в двух вер­стах от Балтийского завода и полуверсте от ев­рейского кладбища расстрелян.

По свидетельству самих же большевиков, гене­рал Ренненкампф вел себя перед расстрелом ге­ройски.

Большевики скрывали убийство генерала Рен­ненкампфа, и еще накануне ни сам генерал, ни вдо­ва его не знали об ожидавшей их участи. 31 марта генералу объявили, что он будет отправлен в Моск­ву. Вдове же его 1 апреля в штабе выдали удосто­верение за подписью Родионова и печатью в том, что ее муж отправлен по распоряжению главковер­ха Антонова в Москву в ведение Совета народных комиссаров. Оказалось, что этот термин у больше­виков был однозначен с отправкой на тот свет, в чем сознался и сам Родионов.

18 мая 1918 года, по изгнании большевиков из Таганрога, союзом офицеров при посредстве чинов полиции, в присутствии лиц прокурорского надзо­ра, было произведено разрытие могил мучениче­ски погибших жертв большевистского террора, причем в яме (могиле) на вышеуказанном месте убийства генерала были обнаружены и вырыты два трупа в одном только нижнем белье, с огне­стрельными ранами в голову. В одном из этих трупов В. Н. Ренненкампф безошибочно опознала труп покойного своего мужа, генерала от кавале­рии Павла Карловича Ренненкампфа.

Все вышеизложенное основано на данных, до­бытых Особой комиссией в порядке, установлен­ном Уставом уголовного судопроизводства.

Составлен 11 мая 1919 года в г. Екатеринодаре.

Источник

Гаврюшкин "Мари Вальяно и другие"

ЯНВАРЬ 1918 ГОДА. ГЛАЗАМИ БЕЛЫХ. ДЕЛО № 40

В архивах Гуверского института при Стенфордском университете в Калифорнии (США) имеются материалы «Особой комиссии но расследованию злодеяний большевиков, состоящей при Главнокомандующем вооруженными силами на Юге России». Положение о создании «Особой комиссии...» подписано генерал-лейтенантом А. И. Деникиным. В деле №40 имеется акт расследования о злодеяниях, учинённых большевиками в Таганроге с 20 января по 17 апреля 1918 года. В нем сказано (печатается с сокращениями).

«В ночь на 18 января 1918 года в городе Таганроге началось наступление большевиков, состоявших из проникших в город частей Красной Армии Сиверса. 20 января юнкера заключили перемирие и сдались с условием беспрепятственного выпуска их из города, однако это условие большевиками соблюдено не было. С этого времени началось проявление «исключительной по своей жестокости» расправы над сдавшимися.

Офицеров, юнкеров и вообще всех выступавших с ними и сочувствовавших им большевики ловили по городу тут же на улицах расстреливали или отправляли на один из заводов, где их ожидала та же участь. Не были пощажены раненые и больные. Большевики врывались в лазареты и, найдя там раненого офицера или юнкера, выволакивали его на улицу и тут же расстреливали. Но смерти противника им было мало.

Над умирающими и трупами еще всячески глумились. Большинство арестованных контрреволюционеров отвозили на металлургический, кожевенный и главным образом Балтийский завод. Там их убивали, притом большевиками была проявлена такая жестокость, которая возмущала даже сочувствовавших им рабочих, заявивших по этому поводу протест.

Конные белогвардейцы

Солдаты на Петровской улице

Опознание трупов расстрелянных

На металлургическом заводе красногвардейцы бросили в доменную печь до пятидесяти юнкеров и офицеров, предварительно связав им ноги и руки в полусогнутом положении.

По изгнании большевиков из Таганрогского округа полицией в присутствии лиц прокурорского надзора с 10 по 22 мая 1918 года были извлечены трупы погибших, причем был произведен медико-полицейский осмотр и освидетельствование трупов, о чем были составлены соответствующие протоколы. Всего было обнаружено около ста трупов, не считая сожженных, из которых 51 вырыт из могил. Большинство вырытых трупов принадлежало офицерам и юнкерам. Среди них, между прочим, оказались также несколько трупов учеников-добровольцев, мальчиков в возрасте 15-16 лет, одного рабочего и бывшего полицмейстера города Жужнева. На многих трупах, кроме обычных огнестрельных ранений, имелись колотые и рубленные раны прижизненного происхождения, зачастую в большом количестве и на разных частях тела. Иногда эти раны свидетельствовали о сплошной рубке всего тела, головы у многих были совершенно размозжены и превращены в бесформенные массы. Были трупы с отрубленными конечностями и ушами.

По городу производились массовые обыски и внесудебные аресты. Мирное население города не было оставлено в покое. Интеллигенция, купцы, состоятельные люди, простые чиновники, вообще все граждане, кто не принадлежал к избранному классу рабочих или бедноты, подвергались обыскам и арестам, которые сопровождались конфискацией разного имущества, начиная с драгоценностей и кончая платьем, съестными припасами и т. п., то есть вещами, ничего общего с «контрреволюцией» не имеющими, издевательствами, насилием, угрозами лишить жизни, невероятной грубостью и площадной бранью.

В штабе военного комиссара Родионова находились беззаконно арестованные — свыше ста жителей города Таганрога. Всех их перевезли затем из штаба на вокзал и заперли в арестантских вагонах, откуда поодиночке выводили на допрос и каждому за освобождение назначат особую сумму выкупа, налога или контрибуции, которая колебалась от десяти до тридцати тысяч рублей.

Главными носителями власти и проводниками большевистской политики явились в Таганроге люди не только соответствующие но своему нравственному и умственному уровню занимаемым ими должностям, но зачастую и с уголовным прошлым: так, военным комендантом города и округа был Иван Родионов, отбывший наказание за грабеж; помощник его Роман Гончаров, также осужденный за грабеж; комиссаром по морским делам — Канунников, бывший повар-матрос, отбывший каторгу за убийство; начальником контрразведывательного отделения — Иван Верстак, зарегистрированный с 16-летнего возраста вор; начальником всех красноармейцев города, заведующий нарядами на производство обысков и расстрелов — Игнат Сигида, осужденный за грабеж, и, наконец, начальником пулеметной команды бронированного поезда, а затем председателем контрольной комиссии по перевозке ценностей из Ростова-на-Дону в Царицын — мещанин Таганрога Иван Лиходелов, по кличке «Пузырь», судившийся и отбывший наказание за грабеж».

СВИДЕТЕЛЬСТВУЮТ ДНЕВНИКИ

Сухие протокольные строки дела номер сорок, повествующие о первых днях Советской власти в Таганроге, подтверждаются другими документальными источниками и дополняются воспоминаниями очевидцев, в частности историком нашего города Павлом Петровичем Филевским. Как историк П.П. Филевский никогда не отступал от истины и оставил потомкам много картин из жизни города Таганрога в своих объемных, на 900 страниц, дневниковых записях. Он пишет:

«В Таганроге находились два полка. Начальником одного из них был грузинский князь Микеладзе, толстый бонвиван и волокита, у которого солдаты голодовали. Командиром второго был Подгурский — большой выпивоха, невнимательный к солдатам. У военных имелись большие запасы муки на складах, расположенных недалеко от металлургического завода.

Танки белых на ж. д. платформах

После расформирования полков рабочие завода стали вывозить муку. Кто-то из властей (какая это была власть никто не говорил, да едва ли знал) этому стал препятствовать. Власти обратились к полковнику Мастырке, командиру школы юнкеров, эвакуированной в наш город из Киева. Размещалась они на Петровской улице в доме Тайрабетова (ныне пединститут). Юнкера прекрасно сохранили военную дисциплину и при всеобщей разнузданности представляли какое-то оригинальное явление. Они потребовали от рабочих прекратить грабительский вывез муки, ссылаясь на то, что должна быть распределена ввиду нехватки продуктов между всем населением города. Рабочие продолжали  разбирать муку. Юнкера в боевом порядке явились на склады и выставили охрану. Произошла первая схватка. Рабочие оказались плохо вооружены.

В эти же дни случились какая-то непонятная история в казармах одного казачьего полка в Гоголевском переулке. У окна казармы появился неизвестный человек (как потом выяснилось рабочий) и солдат его застрелил. Отчего появился рабочий, а солдат его застрелил никто не знал, но это послужило сигналом. И с ночи четырнадцатого января 1918 года по городу началась стрельба. Произошло нападение юнкеров (было их несколько сот), которые засев в нескольких местах, стали отстреливаться. Схватки происходили у телефонной станции и в Коммерческом собрании, ни вокзале и в Гоголевском переулке. Во многих местах лежали трупы убитых и раненые, которых сестры милосердия выносили на носилках.

Разгорелась борьба у винного склада, за городским садом, здание которого занимали юнкера. Упорная перестрелка у склада окончилась перемирием: юнкера согласились уйти, если им дадут возможность покинуть город. Рабочие согласились, но как только юнкера оставили здание винного склада, уже охваченного огнем, рабочие открыли по ним беспощадный огонь. Теряя людей юнкера отступали по Кузнецкой улице, где наткнулись на засаду и почти все там погибли вместе со своим полковником.

Прибывшие двадцатого января из Харькова большевики заняли город. После того как в Таганроге окончательно установилась Советская власть началась реквизиция комнат и вещей у состоятельных граждан.

«Помню отбирали для армии, — пишет П.П. Филевский, — вынули у нас из сундука бархатную скатерть и откладывают. Я спрашиваю, — зачем же для армии скатерть такая роскошная и ценная. А вот потому, что ценная, — отвечают мне. А потом видел ее на толчке, ее продавал какой- то субъект, совершенно не стесняясь, несмотря на то, что такую вещь легко заметить.

У нас оказалось семнадцать салфеток. Забирают их как предмет роскоши. И в первый раз слышу, что салфетки — предмет роскоши, говорю я.

Ну, мы вам оставим несколько штук. И оставили четыре порванные салфетки. Затем отобрази женские рубахи, юбки. Да разве это для армии нужно? А для сестер милосердия.

Эти хозяйственные поборы время от времени повторялись. Были еще постоянные обыски: искази золото, оружие. Производили просто обыски у подозрительных лиц. Одним из первых жертв был брат моей жены Петр Матвеевич Добровольский. Он был захвачен большевиками и усажен в вагон с другими, более богатыми людьми города. От них требовали выкуп, но суммы выкупа были настолько велика что никто не мог за себя заплатить. С Добровольского требовали несколько тысяч, он отказался. Тогда в конце-концов помирились на 125 рублях. Других погнали на шахты, например Воронкина, Георгия Хандрина и Дмитрия Скараманга. Два последних бежали, Хандрин где-то погиб, а Скараманга, лучше снабженный деньгами, добрался до Тифлиса и бежал за границу. Впоследствии его сын и дочь переехали к нему в Париж».

Юрий Фельштинский, собственный корреспондент журнала «Родина», поместивший в десятом номере за 1990-й год в этом издании материалы Особой комиссии, указывает на жестокость обеих сторон. И приходит к такому выводу:

Разрушенное здание винного склада

«Белой армии как раз и была присуща жестокость свойственная войне вообще. Но на освобожденных от большевиков территориях никогда белыми не создавались организации, аналогичные советским ЧК, ревтребуналам и реввоенсоветам. И никогда руководители Белого движения не призывали к расстрелам, к гражданской войне, к террору, к взятию заложников. Белые не видели в этом идеологической необходимости, поскольку воевали не с народом, а с большевиками. Советская власть напротив, воевала именно с народом (в этом нет ни тени преувеличения: поскольку гражданская война была объявлена всему крестьянству, всей буржуазии, т.е. интеллигенции, всем поддерживавшим социал-демократов и меньшевиков рабочим). За вычетом этих групп кто же оставался, кроме слова «пролетариат».

После публикации этой заметки в газете «Таганрогская правда» прошло несколько дней и по свидетельству сотрудника газеты Геннадия Паншина читателями она была воспринята по разному. Особенно болезненно отреагировала читательница Сапожникова (свое имя она не сообщила), мнение которой мы и воспроизводим.

«Почему чернят революцию, Советскую власть люди вроде горе-краеведа Гаврюшкина. Мне кажется, что он потомок белогвардейцев. Поэтому и клевещет на Советскую власть. Руки прочь от Ленина и Советской власти, тов. Гаврюшкин!

Я с 1924 года знаю жизнь. До войны мы жили хорошо. Я участница войны. У нас было уважение друг к другу, счастье, любовь. Теперь все это перевели на тряпки, богатство».

Пришлось мне на страницах той же газеты дать справку о моем «белогвардейском» происхождении.

«Обращаюсь ко всем тем, кто резка отрицательно откликнулся ни мою публикацию «Январь 1918 года глазами белых» и в частности, к тов. Сапожниковой. Я сын не белогвардейца и не кулака, не купца и не дворянина. Вот сведения в моем отце, которые мне прислали из Центрального государственного архива Советской Армии.

«Гаврюшкин Павел Васильевич родился 29 июня (по старому стилю) 1900 года в деревне Фурсово Калужской губернии. Русский. Из крестьян. Окончил три класса сельской школы(1911), курсы при дивизионной школе в г. Нижнедпепровске (1917), повторные курсы в военной школе им. В.И. Ленина в г. Ташкенте (1928). В РККА по мобилизации с сентября 1919 года». Далее перечисляется служба в Первой Конной армии от рядового до командира взвода отдельного кавалерийского эскадрона. Участие в боевых действиях против Деникина, Врангеля, поляков, банд Махно, басмачества на Туркестанском фронте, банд Джунаид-хана в Хорезме в 1927 году. Имеет два ранения, в частности в июле 1920 года под Дубна. Приказом РВС СССР от 16 октября 1923 года награждён орденом Красного Знамени. По окончании гражданской войны направлен в Таганрог, где был командиром шестого дивизиона. В 1933 году награжден боевым оружием системы браунинг, являлся депутатам горсовета. Перед войной работал заместителем начальника горотдела милиции. Затем пошел на фронт, воевал в кавалерийской дивизии, погиб 7 декабря 1941 года в Ростовской области у хутора Демидовка. Так что всю жизнь провел в седле, борясь за светлое будущее. Теперь о себе. Перед приходом немцев в Таганрог вместе с семьей был эвакуирован в Казахстан (город Уральск) и там познал все «прелести» военного времени. В свои 15 лет по 12 часов в сутки и без выходных дней работал на военном заводе. Работал и на лесозаготовках. Вернувшись из эвакуации получил электротехническое образование и в течении пяти лет занимался прокладкой линий электропередач в горах Кавказа. Затем в течении 35 лет бессменна проработал в отделе главного энергетика на любимом комбайновом заводе».

Источник: Таганрогская правда Дата выпуска: 19-25.07.2019 Номер выпуска: 78 Заглавие: Каждый сражался за свою Великую Россию Автор: Наталья Сопова 

История ставки Деникина в Таганроге 

В июле этого года исполняется 100 лет с момента пребывания в Таганроге ставки Главнокомандующего Вооруженными силами Юга России Антона Ивановича Деникина. Прославленный русский генерал, участник Русско-японской войны, один из наиболее результативных военачальников Первой мировой стал одним из основных руководителей Белого движения на Юге России в годы Гражданской войны. Октябрьская революция 1917 года и превосходство большевиков в Центральной России в «дни триумфального шествия Советской власти» вынудили несогласных с правительством В.И. Ленина бежать на окраины бывшей Российской империи, еще не успевшие попасть под влияние большевистской идеологии. Так, при участии двух генералов от инфантерии М.В. Алексеева и Л.Г. Корнилова к декабрю 1917-го на Дону была сформирована Добровольческая армия, объединенная идеей борьбы с Советской властью и действующая на основе принципа «Великой, Единой и Неделимой России». Однако «нейтралитет» казаков помешал сформировать здесь действительно многочисленную армию из добровольцев. Даже после того, как Донское правительство, выразившее поддержку Временному правительству, было объявлено мятежным, атаману А.М. Каледину не удалось поднять казаков-фронтовиков на борьбу с большевиками: казачьи части, возвращаясь с войны, расходились по домам, многие полки сдавали оружие по требованию небольших красных отрядов. В Таганроге была открыта запись в Добровольческую армию, но «…как и повсюду, на призыв к борьбе откликнулось ничтожное меньшинство. Из многих сотен офицеров записалось лишь, и то не сразу, около 50 человек, из которых энергичный капитан Щелканов сформировал Таганрогскую офицерскую роту при двух пулеметах…» Надо отметить, что добровольцы, по сути, были единственными, кто пытался дать отпор большевикам при наступлении на Дон зимой 1918 года. Под Таганрогом части Добровольческой армии противостояли отрядам Красной гвардии под командованием Р.Ф. Сиверса, а город пытались удержать от восставших большевиков юнкера 3-й Киевской школы прапорщиков. Силы были явно неравными. Под натиском красных части Добровольческой армии отошли к Ростову-на-Дону, а в феврале 1918-го оставили Донскую область и двинулись на Кубань. К апрелю того же года передел земли, начавшийся в регионе после установления Советской власти, и «наглые речи иногородних», говоривших об уравнительно-трудовом землепользовании и о раздаче казачьей земли, всѐ-таки всколыхнули казачью массу: поголовно восстали задонские станицы. В мае под прикрытием немецких войск, оккупировавших часть донских территорий, было провозглашено создание независимого государства Всевеликого Войска Донского во главе с атаманом П.Н. Красновым. Поворот казачества против большевиков позволил Белому движению вновь получить социальную опору и экономическую базу на Дону. Но в отличие от П.Н. Краснова, проводившего прогерманскую политику, Добровольческая армия, которую после гибели Л.Г. Корнилова возглавил А.И. Деникин, продолжала воспринимать немцев как врагов России, опираясь на поддержку стран Антанты, не имея возможности вести борьбу одновременно на два фронта – против немцев и большевиков, – ограничиваясь борьбой с большевиками и сохраняя в отношении немцев вооруженный нейтралитет. К концу 1918 года неудача в наступлении казаков на Царицын и, наоборот, успех Добровольческой армии на Кубани (а также уход с Дона немецких частей после Ноябрьской революции в Германии) значительно снизили роль Краснова. И вполне закономерным стало создание в январе 1919 года Вооруженных сил Юга России (ВСЮР), объединивших войска Всевеликого Войска Донского и Добровольческой армии, главой которых стал генерал А.И. Деникин. Летом 1919 года, в то время как в Сибири наметилась тенденция к необратимому отступлению белых, армия Юга России постоянно продвигалась вперед. Был создан аппарат государственного управления территорий, занятых белыми, шла эмиссия собственных денег. 28 июля ставка Главнокомандующего Вооруженными силами Юга России генераллейтенанта А.И. Деникина, Управление иностранных дел, Морское управление были перенесены из столицы Кубани Екатеринодара (Краснодара) в Таганрог. Для штаба главнокомандующего была отведена почти вся Греческая улица, сам же Деникин занимал особняк владельца пароходства Ф.К. Звороно (пер. Украинский, 7; ул. Греческая, 50/11). При ставке находились многочисленные военные миссии правительств Франции, Англии, США, Японии, Польши и Румынии. На вопрос, почему генерал Деникин избрал Таганрог для своей ставки, нельзя дать однозначный ответ. Генерал уехал из Екатеринодара, где постоянные интриги сепаратистской Рады выводили его из себя. Донским атаманом с марта 1919 года стал генерал А.П. Богаевский, его давний друг. П.Н. Краснов, проиграв на выборах, эмигрировал в Германию. В то время как министры Деникина обосновались в Ростове, Антон Иванович выбрал местопребыванием своего штаба наш город. В одном из писем своей жене Ксении Васильевне он сообщает: «Таганрог – город скучноватый, но прелестный и тихий. Отдыхаешь душой после душной и политически зараженной атмосферы Екатеринодара». К тому же Таганрог для главнокомандующего ВСЮР являлся наиболее важным тылом. Здесь была главная база снабжения антибольшевистских войск, крупные промышленные предприятия, аэропланный завод, которые давали военные припасы фронту, а также обеспечивали ремонт военной техники. В городе был порт, удобный для снабжения союзниками войск Деникина. В июне 1919-го в Таганрог была переведена «Школа английских танков», организованная для подготовки русских танковых экипажей на заводе «Саломас» в Екатеринодаре. За всѐ время действия этой школы в Таганроге ею было подготовлено около двухсот офицеров-танкистов. С приходом в город белых войск Таганрог оживился. Его население заметно увеличилось. С начала 1919 года на юг перебрались крупные торговцы и промышленники, начался всплеск экономической активности. «Один за другим открывались магазины и рестораны. На Петровской улице появилось кабаре. Обновились вывески с яркими золотыми буквами: «Мануфактурный магазин Адабашева», «Гастрономический магазин Дурукова», «Бр. Камбуровы», «Ильченко и сыновья» и многие другие... улицы, прекрасный городской сад – гордость таганрожцев, рестораны, Воронцовский бульвар над морем заполнились франтоватыми офицерами и разодетыми дамами и девицами» – так описывал этот период истории города в своих мемуарах очевидец событий Леонид Давыдович Зимонт, семью которого смутное время застало в Таганроге. Оживилась и культурная жизнь города. В здании Таганрогского театра прошла выставка памяти Л.Г. Корнилова – одного из организаторов, командующего и идейного вдохновителя Добровольческой армии. На улицах можно было встретить иностранных офицеров, в порту стояли иностранные канонерки, небольшие парусные суда, военные и пассажирские пароходы. Особая атмосфера напоминала те времена, когда Таганрог был крупным торговым портом, а присутствие ставки главнокомандующего А.И. Деникина вывело город из провинциального затишья. С середины октября 1919 года положение Вооруженных сил Юга России заметно ухудшилось. Сил для развития успеха у белых постоянно не хватало, поскольку основные губернии и промышленные города центральной России находились в руках красных, отчего последние имели преимущество как в численности войск, так и в вооружении. Советское командование со своей стороны провозгласило лозунг «Все на борьбу с Деникиным!» и приняло чрезвычайные меры по укреплению Южного фронта. К зиме Красные войска стали теснить Белую армию по всей линии фронта. В конце декабря 1919-го генерал А.С. Лукомский прибыл в Таганрог с сообщением о необходимости переноса ставки Деникина в связи с наступлением большевиков. Эвакуация была стремительной. Белые войска уходили, оставив в качестве трофеев красным множество тяжелой и авиатехники. В январе 1920 года в Таганроге установилась Советская власть. Ставка Деникина была эвакуирована на Кубань, затем, вместе с отступлением белых войск, размещена в Крыму. В апреле 1920 года А.И. Деникин, чувствуя ответственность за военные неудачи, назначил новым главнокомандующим ВСЮР генерал-лейтенанта П. Врангеля и в тот же вечер на английском миноносце оставил Крым и выехал в Константинополь, а потом в Англию, навсегда покинув пределы России. В эмиграции Антон Иванович активно занимался общественной и литературной деятельностью. Занял патриотическую позицию в период Второй мировой войны, не разделив прогерманские взгляды русской эмиграции, но оставаясь при этом убежденным противником советского строя. В 1945 году Деникин с семьей эмигрировал в США, а два года спустя Антон Иванович скончался в больнице Мичиганского университета в Анн-Арборе и был с воинскими почестями похоронен на кладбище в Детройте. В 1952 году по решению белоказачьей общины США состоялось перенесение останков генерала Деникина на православное казачье Свято-Владимирское кладбище в штате Нью-Джерси. В октябре 2005 года прах генерала Деникина и его жены Ксении Васильевны вместе с останками русского философа Ивана Ильина и его супруги Натальи Николаевны был перевезен на Родину и захоронен в Донском монастыре г. Москвы.