Дом 36

Объекты культурного наследия регионального значения Реш-е № 301 от 18.11.92 г.

Гаврюшкин О.П. "По старой Греческой"

УЛИЦА ГРЕЧЕСКАЯ, 26г (НЫНЕ 36). КВАРТАЛ, 177

Первым владельцем вновь выстроенного в конце 19 века здания стал дворянин Михаил Павлович с популярной на Дону фамилией Ханжонков. Всем известна и станция Ханжонково по пути между Ростовом и Харьковом. В пределах Таганрога и его округе люди с такой фамилией во многих случаях имели прямое отношение к военной службе, имея звания есаулов, сотников, подполковников, полковников, генералов. Встречались они и среди выпускников мужской гимназии в первые годы ее существования. Двадцатишестилетний отставной канцелярский служитель Михаил Павлович Ханжонков и восемнадцатилетняя невеста Екатерина, дочь таганрогского купца Михаила Петровича Соколова, обвенчались в Троицкой церкви 14 апреля 1895 года. В 1910-х годах дом перешел во владение казачки Евгении Захаровне Хованской, а после революции и до 1925 года принадлежал матери служащего В.П. Черевкова.

2010 год.

Игорь Пащенко "Были-небыли Таганрога"

ДОМ ХАНЖОНКОВЫХ

Как только попадаешь на улицу Греческую, в ее начале, недалеко от Комсомольского (Воронцовского) спуска, то с правой стороны сразу же начинаются характерные таганрогские постройки второй половины XIX века, что под номерами 32, 34 и 36. Часть из них отремонтированы, другие еще нуждаются в уходе, но именно они как камертон задают высоту звучания старейшей улицы Таганрога. Меня справедливо могут упрекнуть в излишней сентиментальности и некритичном отношении к архитектурному наследию богатейшего на шедевры нашего города, но именно к его фоновой застройке, домам не яркой судьбы возникает самое трепетное отношение. Они, по сути, и есть сам город, а только потом подмостки для солирования архитектурных грандов.

Дом семьи Ханжонковых привлекает внимание, прежде всего, своей скрытой ассиметричностью, сдержанной изысканностью форм. Медальон Медузы, что довольно часто используется в архитектурном декоре, что в Таганроге, что в других городах, тем не менее, на данном сооружении смотрится по-особому значимо, особенно в свете представленной ниже истории. Спиритизм, охвативший к концу XIX века многие страны Европы и не оставивший без своего внимания Россию, затронул повсеместно и провинциальную интеллигенцию, справедливо считающую себя достойной общения с потусторонними силами. Впрочем, и силы эти с удовольствием приняли самое деятельное участие в налаживании обоюдозначимого диалога.

Об одной такой истории, полной не до конца выясненных обстоятельств и фактов, и довелось нам узнать при общении с и поныне процветающими в нашем городе адептами оккультных знаний.

МЕДУЗА ГОРГОНА

Таганрог – город и сам судьбы мистической, не раскрытой случайному взору, и людей привечает особых, сообразно своему же тайному умыслу. Много историй витает в его особняках, подставляющих южному солнцу каменные бока, сочно отмеченных печатью ампира, классицизма и эклектики в умопомрачительных сочетаниях и пропорциях. Много в тех историях драм и трагедий, не все нам и знать положено.

Об одном же случае, накрепко связанном с домом по улице Греческой, что почти в самом ее начале, долго судачили обыватели Таганрога в канун прихода века XX-го. Пока новые события, еще более страшные и разрушительные, не прокатились по городам и весям страны. Первый владелец этого дома, Михаил Павлович Ханжонков, если заглянуть в немногочисленные официальные источники, оставил о себе мало достоверных сведений. Известно только, что состоял он в дальнем родстве с самим Александром Ханжонковым – одним из пионеров русского синематографа, человеком, счастливо соединившим в себе хватку южного предпринимательства и творческий порыв русской души.

Одного этого с головой хватило бы, чтобы обратить внимание на дом по адресу: Греческая, 36. Но только любители местной старины весьма избалованы таганрогским архитектурноисторическим ландшафтом, да и не этим прославились в Таганроге наши Ханжонковы…

Итак, в холодную осень 1899 года, когда ноябрь уже истер в труху всю полученную в наследство от собратьев-месяцев листву, в дальней комнате особняка, занавесив окна, собрался кружок доморощенных спиритов на очередной сеанс. Учитель гимназии, кассир торгового дома Ласкараки, купец 3-й гильдии Иванюта и прочая публика средней значимости и веса, объединенная духоискательством в интригующей оболочке спиритизма.

Заправляла собранием, как было заведено, хозяйка дома, очаровательная Екатерина Михайловна, урожденная славной купеческой фамилии Соколовых. Особа, прямо сказать, молодая, но из той штучной породы дам с четко выраженным бременем femine fatale, что, впрочем, прекрасно гармонировало у нее с почти детским отношением к действительности и семейному быту.

В этот же вечер, повинуясь вдруг вспыхнувшей в городе моде на общение с венценосными потусторонними силами, да к тому же сообразно очередной годовщине смерти императора в Таганроге, решено было вызвать дух умершего Александра Первого, чьи многочисленные иносказательные афоризмы уже которую неделю передавались из одних посвященных уст в другие. Вот и Ханжонковскому кружку оставаться в стороне было уж совсем неприлично.

Дав собравшимся занять свои обжитые места у столика, медиум (а был им нынче сам Михаил Павлович, хозяин дома – человек в свои тридцать с небольшим многоопытный в мистической практике) задал подобающий обстоятельствам вопрос: – Что век грядущий нам готовит?

Но то ли дух таинственно оставившего сей мир русского императора был настроен не вполне философски, чтобы пускаться в мутные волны глобальных вопросов бытия, то ли медиум все же вывел из равновесия скрытые пружины общения с покинувшими земную оболочку душами, но только явил дух-проказник притихшим искателям смыслов и тайн не очередной афоризм, достойный огласки и осмысления, а пугающую своей простотой фразу: – Дева сего дома камнем оденется.

Несколько обескураженные гости, да и сами хозяева дома осторожно посмеялись над нелепым предположением, ведь, напомню, было госпоже Ханжонковой на тот момент всего-то 22 прекрасных года, да и разошлись притихшие по своим домам (о чем впоследствии многократно ставили свечи во чудесное избавление и славили Бога).

Но, как показали дальнейшие события, совершенно зря было не придано должное значение августейшим словам. Уже под утро, на исходе так несчастливо начавшейся ночи, без видимых причин силы вдруг разом оставили хозяйку дома, и она, не сопротивляясь более естественному закону тяготения, рухнула невдалеке от столика для спиритизма, безжизненно раскинув руки. Вызванный посыльным доктор Моисей Меерович, всегда принимающий самое живое участие в здоровье и самочувствии уважаемых господ Ханжонковых, вынужден был признать, что жизнь мадам Екатерины находится в том подвешенном состоянии, когда профессионалы обычно уже говорят потухшим голосом: «Медицина здесь бессильна» – и просят принять свои соболезнования. Затем доктор отечески помял руку ошеломленному Михаилу Павловичу, похлопал сочувственно по плечу и откланялся. В голове же несчастного после ухода врача только одна фраза и крутилась, с тупой настойчивостью располагаясь надолго, если не навсегда: «Дева сего дома камнем оденется». Его Екатерина, cher ami Катенька, вот-вот ляжет под тяжелые гранитные глыбы кладбищенских надгробий. Это ли не горе? Да как же можно?! Не помня себя, он вышел на улицу. Серый рассветный час уже устраивался в холодном городе, вползая от набережной откудато из-за стылого моря. Пустой дом, их милый дом, таращился в пустоту улицы застывшим на фронтоне лицом Медузы Горгоны…

Друзья всегда удивлялись, что за блажь была помещать на доме изображение сего страшного создания из древнегреческой мифологии? Но разве всем объяснишь, что прекрасная и ужасная Медуза Горгона, как и ее две старшие сестры, была дочерью морских божеств Форкия и Кето, но самое главное – внучкой самой Геи, отождествляемой с Землей, и Понта, отождествляемого с Морем. И родилась она от этого союза вовсе не безобразным чудищем, а морской девой невиданной красоты. Настолько привлекательной, что сам колебатель земель и морей Посейдон возлег с нею однажды…

Ханжонков внимательно глянул на медальон с Горгоной, помедлил едва и тотчас заторопился в свой кабинет. Агония Екатерины Михайловны Ханжонковой продолжалась еще несколько часов. Все это время супруг не покидал убежища, не отвечая на деликатные поскребывания слуг и родственников в дверь кабинета и голоса из гостиной. Решительно отвергал он и любые попытки войти к нему. Когда же, наконец, он отпер дверь, то возле покойной со знанием дела уже суетились малознакомые кумушки и свойственницы от всех возможных родственных линий семейств Ханжонковых и Соколовых. Михаил Павлович напряженно вгляделся в мертвое лицо милой Катеньки, лежащей на диване, затем вернулся в кабинет и более не показывался. Поздно же ночью, едва нарушая тишину, установившуюся, наконец, в доме, он вновь покинул кабинет и, не глядя по сторонам, отправился на улицу, где и встал под самым медальоном с ликом Медузы.

– Катенька, ты слышишь меня, cher ami? Слышишь?

Каменная змейка над виском Горгоны дернулась, осыпая штукатурку.

– Если слышишь, открой глазоньки! Веки Медузы неуверенно поползли вверх.

– О Боже, Катя… Ты здесь! – Михаил Павлович отшатнулся было, но устоял на ногах. Сотворенное в кабинете сложнейшее мистическое действо, да что там греха таить – самое что ни на есть черное колдовство, и ужасало его, и радовало своими плодами. Посеревшие руки еще дрожали, голова отчаянно кружилась от сожженных трав и благовоний, но главное вот оно – Катенька теперь навсегда с ним!

Лицо Медузы повернулось вправо, затем влево, словно разминая затекшие мышцы. Глаза ее были уже широко открыты. Михаил Павлович с замиранием сердца, привстав на цыпочки, вглядывался в новый облик безвременно почившей жены. Взгляд Медузы наконец встретился с его глазами. Без крика, без вздоха, так и не отпрянув назад, остался стоять Михаил Павлович Ханжонков. Навсегда застыв каменным изваянием, не отрывая любящего взора от своей ненаглядной…

В городском саду, немного в стороне от основной аллеи, еще долго стояло изваяние нелепой мужской фигуры с запрокинутым вверх лицом и возведенными руками. Первое время ее с энтузиазмом исследовали вездесущие мальчишки, покрывая полы пиджака малоприличными надписями и рисунками, но потом она наскучила и им.

Фигура обветшала, пообтерлась и после нескольких покрасок густо разведенным мелом приобрела вид неряшливый и неказистый. Когда и куда она исчезла с глаз долой, никто не ведает.

Что же касается Медузы Горгоны…

Если проходить по Греческой улице, по нечетной ее стороне, и бросить быстрый взгляд на фронтон здания под номером 36, то легкая тень улыбки, коей славилась Екатерина Михайловна Ханжонкова, скользнет в строгом лике медальона.

Только не задерживайтесь долго и не ловите взгляда ее лукавых глаз. Кто его знает, что может быть на уме Екатерины Михайловны...