Дом 47

Объекты культурного наследия регионального значения Реш-е № 301 от 18.11.92 г.

"Гаврюшкин О. П. Вдоль по Питерской"

ПЕТРОВСКАЯ, 19. КВАРТАЛ 141 (ЛЕНИНА, 47).

Последнее здание в ансамбле домов по Петровской улице в 141 квартале строил для себя купец 1-й гильдии Яков Михайлович Серебряков. Свои первые шаги в армянском мануфактурном магазине начинал мальчиком далеко за пределами Таганрога. Затем открыл небольшой собственный в Омске и явился пионером промышленности в Сибири. В открытой им в Омске по собственной инициативе табачной фабрике ввел 9-ти часовой рабочий день. В Сибири, Москве в торговых делах слыл человеком честным, аккуратным и доступным.

В Таганроге появился в 1850-х годах. Вел сначала мануфактурное дело, затем крупную торговлю хлебом. За добросовестное отношение к деловым партнерам в торговых кругах Таганрога пользовался высоким авторитетом. Его модные заграничные товары пользовались большим спросом и за ними приезжали даже из Ростова. Одевались в Таганроге всегда модно и со вкусом. Учитывая спрос покупателей, Яков Михайлович лично закупал модный товар в Париже и в погоне за ним Таганрог опережал все другие города, кроме, разве, Москвы и С.-Петербурга. Его магазин по Петровской, 19 всегда был полон шелковыми, шерстяными, суконными и бумажными материалами. Также имелась мастерская по пошиву мужского белья.

В его магазине в первой неделе поста практиковалась традиционная дешевая распродажа оставшегося от прошлого сезона товара: весенних пальто, материала и других изделий. В эти дни до 9 часов вечера магазин всегда работал с нагрузкой. Интересное зрелище представлял магазин Серебрякова 8 и 9 января 1901 года, когда по случаю перехода его в другие руки в магазине была назначена распродажа мануфактурных товаров и готового платья. С раннего утра магазин был уже переполнен покупателями, в основном женщинами, и новые толпы их прибывали и прибывали, так что в помещении магазина народа было столь велико, что он не мог вместить всех желающих. Поставленная у дверей полиция с трудом сдерживала толпу возбужденных женщин. Товар брали нарасхват.

Яков Михайлович был армянином и приверженцем армяно-григорианского вероисповедания, вот почему, когда в городе зашла речь о постройке в городе армянской церкви в районе Каменной лестницы, он безвозмездно пожертвовал принадлежащий ему участок земли, на котором в память священного коронования Императорских Величеств и была впоследствии сооружена армянская церковь.

Фамилия художника Айвазовского произошла от арабско-турецкого слова «Айвазян» (дворецкий). Теперь понятно, почему гениальный художник Иван Константинович Айвазовский дружил с католикосом всех армян и таганрогским купцом Яковом Михайловичем Серебряковым, армянином по происхождению. В 1895 году известный художник ездил в Нахичевань под Ростовом к католикосу всех армян МКРТИЧУ и на обратном пути, возвращаясь домой в Феодосию, завернул в Таганрог, чтобы навестить своего земляка и доброго старого знакомого Якова Михайловича Серебрякова, которого знал много лет.

И.К. Айвазовский

12 апреля ростовский почтовый поезд доставил в Таганрог специальный вагон, в котором со всеми удобствами и комфортом путешествовал известный художник, он мог позволить себе это. На перроне вокзала знаменитого гостя встречала семья Серебряковых. Обнявшись и сердечно поприветствовав друг друга, все поспешили к ожидавшим их конным экипажам. Проследовав через оживленную привокзальную площадь и миновав массивные столбы шлагбаума, процессия не спеша покатила вверх по широкой главной улице города. В доме, где жила семья Серебрякова (Петровская, 19), их уже ждали. Вечер дорогой гость провел в окружении представителей власти и обществе местной знати. Здесь присутствовали городской голова Константин Георгиевич Фоти, председатель Окружного суда Мордухай-Болтовский, председатель коммерческого суда Фердинанд Карлович Орем, местный скульптор Леонид Егорович Егоров и другие. Несмотря на преклонный возраст (Айвазовскому исполнилось 77), Иван Константинович был полон жизни и оптимизма, его увлекательная речь произвела обаятельное впечатление. Затем присутствующим предложили обед, за которым в адрес гостя и его редкий талант художника прозвучало много неподдельных здравниц.

После изысканного обеда за игрой в неизменные карты с разрешения Айвазовского скульптор Егоров вылепил медальон. На это потребовалось всего полчаса, и, по мнению собравшихся, он вышел на диво удачным. Тут же, на вечере, Иван Константинович подарил недавно открытой в городе (в районе Марцево) колонии малолетних преступников свою картину, с тем чтобы она была разыграна в лотерею. Затем в честь своего пребывания в Таганроге преподнес полотно и городу. По просьбе хозяина дома любезно обещал украсить интерьер строящейся в городе армянской церкви иконою своего письма с изображением просветителя армян — святого Георгия.

Уже поздно вечером, возбужденные и разгоряченные легким вином, присутствующие отправились на вокзал, чтобы проводить именитого гостя. В адрес отъезжающего отовсюду неслись слова прощания и приветствия: «Дорогой Иван Константинович...» «Милостивый государь...» «Не забывайте...» «Милости просим...»

Попрощавшись и напутствуемый добрыми пожеланиями, Иван Константинович вошел в вагон, и поезд, пыхтя, и как бы нехотя набирая скорость, медленно отошел от перрона гостеприимного таганрогского вокзала.

В течение более чем 20 лет Яков Михайлович Серебряков неоднократно избирался гласным думы и принимал активное участие во многих благотворительных учреждениях. Скончался после продолжительной болезни в четыре часа утра 8 мая 1911 года в возрасте 88 лет, и через газету «Таганрогский вестник» соболезнование выразили многочисленные родственники: сыновья, невестка, внуки и внучки. Гроб с телом покойного был установлен в армянской церкви, похороны состоялись на армянском кладбище. Оба сына Якова Михайловича Серебрякова также хорошо были известны в городе. Сыну Георгию принадлежал дом стоимостью в 68 тысяч рублей на Петровской улице, 31. Второй сын Михаил, коллежский регистратор, являлся директором Николаевского детского приюта, почетным попечителем в мужской гимназии, членом правления Общества бывших воспитанников коммерческого училища, товарищем председателя Общества вспомоществования учащимся мужской и женской гимназий.

Интересное курьезное стечение обстоятельств удалось обнаружить, когда в поисках прародителя Якова Михайловича пришлось обратиться к древним документам. Принимались во внимание все Серебряковы, когда-либо проживавшие и умершие в нашем городе за соответствующий период. На глаза попали два документа, когда в городе скончались два человека и их хоронили в один и тот же день, месяц и год — 6 февраля 1868 года и на одном и том же кладбище из трех существовавших в Таганроге. Казалось, в этом нет ничего примечательного, но обоих покойников при жизни звали Михаилами, имели они одно и то же отчество — Кирилловичей и одну и ту же фамилию — Серебряковых. Кроме того, были они одного сословия — чиновники и оба умерли от одного и того же недуга — болезни сердца. Мистика, да и только.

Было все-таки два отличия, которые помогли (помогли ли?) определить, что это разные люди — одного отпевали в Греческой церкви, другого в Митрофаниевской. Первый прожил 60 лет, другой 48. Вероятно, оба оказались не «нашими» Серебряковыми.

Я.М. Серебряков являлся гласным городской думы, однако, когда в 1913 году ему предложили баллотироваться на должность городского головы, отказался. По словам П. П. Филевского, Михаил Яковлевич получил образование в Париже, был чрезвычайно богатым человеком, джентльменом по обхождению, но человек лукавый, умевший все свои недостатки прикрывать якобы изысканным благородством. Он всегда выказывал Павлу Петровичу знаки своего расположения и сочувствовал его взглядам.

Михаилу Яковлевичу Серебрякову принадлежали дома по Петровской, 19; Александровской, 79 (Свердлова, 79); каменный корпус на Старом базаре и четыре строения на Купеческой бирже. Все общей стоимостью 133 тысячи рублей. На первом этаже по Петровской, 19 располагался винно-водочный магазин Кулакова и готовой обуви Ильенко. В 1907 году здесь также находилась нотариальная контора П.Г. Ладохина. В 1920 году размещался штаб и политотдел 9-й стрелковой дивизии, участвовавшей в освобождении Таганрога от белых.

Юлия Полянская:

К странице Петровская, 47

В этом здании, на пересечении улицы Ленина и Тургеневского переулка, в 1946-1953 годах, а, возможно, и ранее, сразу после освобождения Таганрога, располагалась средняя женская школа № 10. В эту школу я пошла учиться в 1946-м году и проучилась в ней 7 лет, пока не восстановили разрушенное во время войны законное здание школы №10 по ул. Фрунзе (на пересечении с Мечниковским пер.). Думаю, что эти сведения есть в архиве нынешней шк.№10 и при необходимости их можно проверить.

По всей вероятности, только с 1953-го учебного года в этом здании разместилась средняя школа №16, о которой написано у вас в примечании к странице.

Старая открытка. На ней справа хорошо просматривается здание моей бывшей школы №10. Взята с сайта «Таганрог на старой открытке»

Это здание принадлежало в начале XX века династии купцов Серебряковых: Якову Михайловичу – гласному городской Думы и Михаилу Яковлевичу – губернскому секретарю.

Далее у вас всё написано.

В настоящее время это здание занимает Институт управления и экономики (ТИУиЭ), организованный в 1993 году как филиал Ростовского института управления, бизнеса и права. Фото взято с сайта Титульная страница ТИУиЭ (фотоальбом)

http://www.tmei.ru/fotoalbum/building/econom/econom_71.html?isNaked=1

Мне кажется, эта фотография очень удачно отображает современный облик здания моей бывшей школы №10, хотя приведенная у вас тоже удачна и хороша.

А это здание нынешней школы №10 (на улице Фрунзе, 40), разрушенное во время оккупации Таганрога немцами и восстановленное к 1953 учебному году.

Открытка 1955года. Ростовское издание. Взята с сайта «Таганрог на старой открытке»

На этом месте до революции находилось Коммерческое училище.

Все фотографии в формате jpg прилагаю. Буду рада, если они вам пригодятся.

Энциклопедия Таганрога: Серебрякова дом (Петровская, 47/Тургеневский, 13). Двухэтажный угловой.дом построен по проекту 1865 «на постройку кирпичного в два этажа дома... Я.М. Серебрякову на собственном месте». Вместе с соседними домами №№ 41, 43, 45, 49 это здание воспринимается как ансамблевая застройка, как единая композиция в стиле южнорусского классицизма. Домовладение принадлежало: в 1873-1906 - купцу Я. Серебрякову, в 1915 - губернскому секретарю М.Я. Серебрякову. В этом доме размещалось с 1907 по 1920 второе таганрогское Общество взаимного кредита, в 1910-е на первом этаже располагался «Винно-гастрономический магазин» М.О. Кулакова. После Вел. Отеч. войны здесь была СШ № 16, сейчас - ТИУЭ.

Игорь Пащенко "Были-небыли Таганрога":

ДОМ СЕРЕБРЯКОВА

Большой доходный многоквартирный дом в стиле русского классицизма, завершающий ансамбль квартала по Петровской улице между переулками Украинским и Тургеневским, был построен в 1865 году купцом 1-й гильдии Яковом Михайловичем Серебряковым. На первом этаже в разное время располагались магазины с модной одеждой и обувью (ассортимент пополнялся владельцем непосредственно из Парижа), нотариальная кантора Ладохина.

О себе Яков Михайлович оставил добрую память редкой щепетильностью в делах, активной общественной деятельностью и благотворительностью. Именно он, будучи армянином и приверженцем армяно-григорианского вероисповедания, подарил единоверцам участок (ныне здесь жилой дом на Греческой, 62) под церковь Святого Иакова, которая была построена и открыта в марте 1906 года. Правда, простояла она недолго – уже в 1930 году ее под надуманным предлогом снесли.

В 1920 году в доме Серебрякова размещались штаб и политотдел 9-й стрелковой дивизии Красной армии. В дальнейшем здесь расположилась 16-я школа, а нынче – Таганрогский институт управления и экономики. А 12 апреля 1895 года вошло в историю Таганрога под знаком приезда великого мариниста И.К. Айвазовского, которого как раз и принимали в доме на Петровской, 47.

ДОЛГИЙ ДЕНЬ В АПРЕЛЕ ЗА АРМЯНСКИМ СТОЛОМ

И пускай хвастливые греки называют это блюдо мусакой (традиционное многослойное холодное блюдо из баклажанов на Балканах и Ближнем Востоке. Иногда в мусаку добавляют кабачки, картофель или грибы.), настоящие баклажаны готовятся только по-армянски, – бабушка Азгуш вынула из корчаги еще два напичканных зеленью, чесноком и перцем тугих фиолетовых тельца и, выпрямившись, шлепнула их на поднос в руках внучки Евгине. – Жаль, что не летом приезжает уважаемый Айвазян, я бы ему такой схторац бадрожан (армянская овощная закуска из баклажанов.) из свежих баклажан на стол подала, пальчики оближешь! Вай, а борани (армянское блюдо из обжаренных цыплят и баклажанов.) из цыплят с баклажанами? Как же можно без них за стол садиться?

Огонек в масляной лампе дернулся, рассыпая по сводам подвала шустрые тени. От полок, уходящих в темноту, тянуло кинзой, пряным вяленым мясом и сыром.

– Тебе, деточка, надо больше слушать бабушку Ануш. Кто же еще вдали от родины научит тебя нашим обычаям? Совсем обрусела в Таганроге. Ничего, за правильного армянина тебя замуж отдадим, чай, не последние люди в городе. А теперь, Евгине, ступай, детка, отнеси блюдо на кухню, я позже пригляжу, как их нарежут к столу.

Сама же бабушка Азгуш, откинув крышку плетеного короба, набрала в черный передник грецких орехов для баскыртата (тончайшие полоски отварной говядины.), захватила лампу и, ступая вразвалку, поднялась из подвала во двор. Апрельский день еще только начинался, и нерастормошенное солнце тыкалось сонными лучами в акации у забора, рыскало по двору с проросшей между плиткой молодой травой, пускало первых зайчиков по окнам большого дома Серебряковых. Но уже то тут, то там слышались голоса, торопливые шаги и хлопанье дверей. Все готовились к приему важного гостя.

Бабушка Азгуш, пожалуй, главный человек во всей этой кутерьме, придирчиво оглядела владения своего зятя – купца 1-й гильдии Якова Михайловича Серебрякова и, посокрушавшись на нерадивых помощников (и где только Акоп набирает этаких прощелыг?), заковыляла к тониру (глиняный очаг, жаровня, печь для приготовлении пищи.), проверить новоиспеченный лаваш. Ох-хо-хо, грехи наши тяжкие, если в доме нет правильного хлеба, разве можно жить в таком доме?

– Доброе утро, тикин6 Азгуш! – молодой повар Вачик, по особому случаю званый из ресторана гостиницы «Петербургская», на миг оторвался от мангала, где на шампурах томились крупные жирные куски баранины вперемешку с шипящим курдючным салом.

– А вы, бабушка, все в хлопотах да заботах с Евгинеджан. Не устали?

– Ты, джигит, приглядывай лучше, чтобы ни кусочка карси хороваца (шашлык по-армянски, при котором маринованное мясо нанизывают на шпажку, поставленную вертикально, чередуя с курдючным салом, и жарят на мангале, периодически поворачивая. После обжаривания срезают мясо и сало в общее блюдо.) не пригорело, им самого Оганеса Айвазяна потчевать будем, – бабушка Азгуш, сердито цыкнув, обошла сизый дым виноградной лозы и, повернувшись, добавила: – А Евгине – пташка не твоего полета, внучек.

Вачик усмехнулся, поправил шампуры и глухо запел, поглядывая на окна кухни:

Ов, сирун, сирун, инчу мотецар,

Сытыс гахтникы инчу имацар…

(Ах, красавица моя, ты зачем подошла?

Сердце у меня ты зачем отняла?)

Тихо скользила песня по камням, заплетая в косы сладкий дым от мангала, что-то сердито ворча, удалялась грозная теща купца Серебрякова, посмеиваясь, курили приказчики у дверей открытых спозаранку лавок хозяина особняка и суматошный день – 12 апреля 1895 года – катился далее.

Ростовский почтовый свистнул с ленцой, и, обложившись паром, прополз вдоль таганрогского перрона почти до самого упора. Спецвагон его превосходительства, действительного тайного советника, кавалера множества орденов России, Франции, Османской Порты и прочая, и прочая; почетного члена Римской, Парижской, Амстердамской, Флорентийской и других академий художеств; самого знаменитого и успешного русского художника Ивана Константиновича Айвазовского был в самом конце состава.

Когда где-то внутри клубов пара что-то напоследок лязгнуло, и поезд облегченно застыл, дверь последнего вагона открылась. На ступеньки шагнул невысокий смуглый старик с длинными седыми волосами и висящими, как уши спаниеля, густыми бакенбардами.

Он оправил сюртук и приветливо помахал встречающим тростью с большим белым набалдашником.

– Ваше превосходительство! Иван Константинович! Дорогой вы наш! – Яков Михайлович Серебряков, самолично поджидающий дорогого гостя, сделал шаг на встречу и протянул руку. – Милости просим на таганрогскую землю! Уже и не чаяли! Как добрались?

Его сыновья, Михаил и Георгий, даром, что солидные господа, зааплодировали и дружно грянули: – Слава великому Айвазовскому! Слава!

Айвазовский несколько смутился, но довольно крутя головой и зыркая по сторонам глубоко посаженными глазами, молодцевато спустился по ступенькам, так и не приняв руки Серебрякова.

– Яков Михайлович, голубчик, что это ты, целое представление устроил? – приобнял он старого знакомца. – Совсем оглушил старика. Теперь до самой Феодосии звон в ушах стоять будет.

– Так нечасто, Иван Константинович, персоны мирового масштаба наши пенаты балуют, вот и не сдержались, – Серебряков немного отступил. – Позвольте представить истинных почитателей вашего таланта – городской голова Константин Георгиевич Фоти, председатель окружного суда Василий Петрович Мордухай-Болтовской, председатель коммерческого суда Фердинанд Карлович Орем.

Айвазовский со всеми поздоровался за руки, у всех справился о житье-здравии близких да родных, всех поблагодарил за встречу.

– Экие вы стали, совсем орлы! – Айвазовский не забыл и сыновей Серебрякова. Потом кивнул на вагон и добавил: – Не сочти за труд, Яков Михайлович, прикажи вынести мои баулы, а то еще чего доброго, забуду гостинцы, не прощу тогда себя.

Когда багаж был уложен, все угомонились и уселись в коляски, кортеж тронулся с привокзальной площади. Скоро миновали шлагбаум и неспешно покатили по Петровской, почти по самой ее середине.

– Иван Константинович, прошу сразу к нам хлеба откушать, – Серебряков сел рядом с Айвазовским и, горделиво поглядывая по сторонам, приветственно приподнимал шляпу, едва завидев знакомых. – Посидим с дороги, поговорим. Долма (голубцы в виноградных листьях.), хашлама (традиционный армянский суп.)… А какой мацони (традиционное кавказское ферментированное молоко, йогурт из кипяченого коровьего, овечьего, или козьего молока, используемый в кухне кавказских народов.) нас ждет! Никто в мире лучше моей тещи его не готовит! Что еще надо доброму человеку в начале хорошего дня?

– Яков Михайлович, ты уж не обессудь старика, но давай сперва немного прокатимся по Таганрогу? Море глянем да аппетит нагуляем. Признаюсь, утром не удержался – выпил пиалу чаю, не доезжая Таганрога. Не умру же с голоду, а?

– Слово гостя – закон, – Серебряков остановил процессию и подозвал сыновей. – Езжайте домой и проследите, чтобы все было готово, столы накрыты, а мы Ивану Константиновичу город покажем. Начнем же с нашей гордости – Дворца Александра Первого, – добавил он уже Айвазовскому.

Вскоре свернув на Дворцовый переулок, кортеж остановился на Греческой улице у небольшого полутораэтажного здания с полосатой будкой у ворот.

– Иван Константинович, а вот и царские апартаменты.

Айвазовский спустился с коляски, прошелся вдоль фасада в тринадцать окон.

– Слышал я про скромность покойного императора, но действительность превзошла ожидания. Трудно поверить, что отсюда вся Российская империя управлялась…

– Вы еще внутри глянете, как скромно жил его величество с супругой.

Они спустились в полуподвальную комнату, где когда-то лежал на смертном одре император.

– Яков Михайлович, а что в городе судачат о смерти Александра Павловича? – Айвазовский задумчиво провел рукой по узорчатым плиткам камина. – Помнят еще старожилы?

– Разное говорят. И кроме известной истории про старца Федора Кузмича бродят в народе любопытные разговоры про некого капитана шхуны, который якобы весной 1826 года тайно вывез императора и его супругу в Палестину.

– Неужто? Да где же они до этого времени скрывались?

– Так в наших таганрогских подземельях. Их столько нарыли по Таганрогу в свое время – что турки, что контрабандисты, – Серебряков оглянулся на председателей судов – Мордухай-Болтовского и Орема. – Ну, об этой бесшабашной братии вам лучше господа юристы расскажут.

Помолившись в домовой церкви при дворце, решили дальше по Греческой пройтись уже пешком. Айвазовский шел, отмахивая тростью, чуть впереди процессии, с любопытством разглядывая дома, редких в утренний час прохожих.

– А Таганрог – почти столица по сравнению с моей Феодосией, – вдруг обратился он к Серебрякову. – Но уже давно и навсегда дом для меня – в Феодосии. Там такое море! Чувствуя в последние годы прилив сил, я все время отдаю творчеству, не отвлекаясь ничем посторонним. – А теперь еще и созданные вами археологический музей, концертный зал, картинная галерея, художественная школа «Общая мастерская» и библиотека… Весьма наслышаны о вашем подвижничестве, – добавил Серебряков и вздохнул. – Нам бы, Иван Константинович, такого как вы радетеля о Таганроге. Вы и городской водопровод даже построили, родником своим поделились, а у нас один инженер, Гавих Отто Оттович, все роется в земле, дырки сверлит, но пока без толку. А Таганрогу без хорошей воды уже невмочь…

У Каменной лестницы их догнала коляска с корзиной продуктов.

– Это теща не выдержала, прислала нам на перекус, – Яков Михайлович вынул макитру с завернутыми в лаваш кусками дымной сочной баранины, кувшин с мацони, пирожки, начиненные зеленым луком, засахаренные абрикосы и персики. – Господа, самое время подкрепиться. Тут у лестницы и место чудное, мое любимое для прогулок. Иван Константинович, взгляните сами, как говорится, сюжет, достойный только вашей кисти!

– Встречался я давеча в НовоНахичевани с католикосом Мкртичем, что едет в Санкт-Петербург на аудиенцию к государю императору, гостинец от Его Святейшества везу – бочонок тутовки, – Айвазовский улыбнулся. – Так что откупоривайте, под такой хоровац и выпить не грех.

ул.Петровская, 47. Вид со стороны пер. Тургеневского

Серебряков поднял первый тост:

– За великого человека, нашего дорого гостя, обуздавшего стихию воды и подарившего нам в безраздельное удовольствие красоту морей и океанов всего мира!

Мордухай-Болтовский пригубил и добавил:

– Да, да – за господина непревзойденного водяного живописца!

Не удержался и Фердинанд Карлович:

– О, есть ли такая вода, что не подвластна вашей волшебной кисти?

Айвазовский оправил бакенбарды:

– Есть. Это сельтерская, будь она неладна.

Ароматная соломенная тутовка в его бокале лукаво блеснула на солнце.

– Вижу и ваш Таганрог богат благотворителями – такую красоту как Депальдовская лестница построили, – добавил он уже серьезно, глядя на переменчивую зелень Азовского моря. – Хороша и греческая церковь… Жаль только, что армянину у вас помолиться негде.

– Тут вы, Иван Константинович, не совсем правы, – Серебряков даже отложил лаваш в сторону. – Совсем недавно отдал я нашей общине под храм участок, что немного далее по Греческой. Бог даст, года через три и освятим. Ждем тогда и вас в гости!

Следующий тост поднял Айвазовский.

– Деньги потерял – ничего не потерял. Здоровье потерял – половину потерял. Честь потерял – все потерял. За честь и радушие моих уважаемых гостеприимных таганрожцев!

Они еще долго стояли у Солнечных часов, поднимали тосты и говорили, и таяла закуска, и легче становился бочонок с тутовкой, и струился далее апрельский день.

Из-за неплотно затворенных дверей, что вели в парадный зал дома Серебрякова, доносился рвущий душу звук дудка, приглушенный говор, смех, звяканье вилок да перестук фужеров. Торжественный обед в честь Айвазовского шел без малого третий час. Уже были поданы и стерлядь в шампанском, и донская рыба тушеная, и фазан в белом вине. Не говоря о бесчисленных закусках и соленьях. А обжаренные мясные шарики кололик (говяжьи фрикадельки в соусе.)? А ароматный тжвжик (жаренная говяжья печень.)? А тающая во рту кюфта (армянское национальное блюдо из говядины. Основным принципом приготовления кюфты является тщательно отбитое мясо, превращенное в фарш.)? Вах, бабушка Азгуш постаралась на славу. Не зря она всегда говорила: «Еды должно быть столько, что и завтра все нынешние гости могли бы досыта наесться, и еще осталось бы!». Теперь бы про раков попраздничному в красном крепком вине не забыть и чай напоследок с горной травой урц подать. А сколько сочных тостов прозвучало нынче за столом? Не все бабушка Азгуш и слышала – все хлопотала, гоняла прислугу – вот же ленивые неслухи. Хорошо говорил Айвазян-джан, стол хвалил, золотые руки хозяйки, всех в Феодосию приглашал, сладко было слушать. Да и зять не ударил в грязь лицом.

Пили тутовку за отца дорогого гостя – Геворга-Константина, вино за его мать – Рипсиме, шампанское – за жену Анну. Помянули водкой и брата Ивана Константиновича – архиепископа Габриеля Айвазовского, упокой Господь его светлую душу.

А сколько восторга и смеха вызвал овальный барельеф-портрет Ованеса, тут же на глазах у всех вылепленный с натуры таганрогским скульптором Егоровым! Не зря Акопчик позвал в гости этого умельца, всех Серебряковы удивили, пусть о нас и в Феодосии помнят! Но что-то бабушка Азгуш утомилась – почитай, весь день на ногах. Расправив сатиновый архалух (старинная верхняя одежда, разновидность короткого кафтана или полукафтана.), присела на стул, глянула в открытое окно.

Залитый послеобеденным солнцем двор был пуст. Лишь у печи с большим казаном колдовал Вачик. Ага, это он доводит до ума самое важное блюдо – хаш (жидкое горячее блюдо, суп, получившее распространение по всему Кавказу и Закавказью.). Не пересолил бы только, не повар, а божье наказанье. Да и вовремя к столу подать бы. Надо же – и он еще в ресторане людей кормит! Беда, что с этим миром творится…

Еще у прикрытой двери в винный погреб стоял забытый кувшин с вином. Бабушка Азгуш беспокойно вздохнула. Уведут ведь целый кувшин с красным «Арени»! Точно, уведут!

– Евгине! Детка! Ступай, золотце мое, прибери кувшин вина в погреб! Да не задерживайся нигде!

Пора, пора девку замуж отдавать. Вот отгостится Айвазян-джан, и сама займется поиском ей жениха. А какой пир она устроит! Скольких хороших людей накормит! Бабушка Азгуш улыбнулась и прикрыла глаза.

Ох, и какой же долгий этот апрельский день, словно целая жизнь…