Дом 27

Переулок Антона Глушко. Дом 27. 2000 год. Фото Г. Колосовского

Гаврюшкин О.П. "По старой Греческой"

ПЕРЕУЛОК ПОЛТАВСКИЙ, 15. КВАРТАЛ, 118 (АНТОНА ГЛУШКО, 27)

Двухэтажное здание построено в 1880-х годах и принадлежало Анне Константиновне Мезенцевой. Ее супруг - Николай Александрович был из семьи потомственных дворян, имел чин губернского секретаря. 25 мая 1873 года в семье у него родилась дочь Елена, которую крестили в Митрофаниевской церкви.

Николай Александрович и его брат Иван, отставной подпоручик, скончались почти в одно и то же время, возрасте и от одной болезни - Иван умер в апреле 1892. года в возрасте 57 лет от чахотки, Николай в январе 1893 года в возрасте 54-х лет от хронического воспаления легких. Их сестра Людмила скончалась. 24 марта 1910 года в возрасте 72 лет от старости.

Впоследствии дочь Елена первым браком вышла замуж за богатого ростовского грека Стратигопуло и проживали в этом же доме на втором этаже, окна которого выходили в переулок. Сохранилось открытое письмо, отправленное в мае 1906 года одним из учреждений Санкт-Петербурга, в котором шла речь о приобретении Еленой Николаевной Стратигопуло рысака серой масти. Вторично вышла замуж за Порцевского, в семье которых родилась дочь Елена. С 1930 по 1941 год в их бывшей квартире проживала семья Гаврюшкиных, которая при наступлении немцев эвакуировалась в город Уральск Западно-Казахстанской области.

Куда делись Порцевские неизвестно, но они неожиданно вновь появились в 1939-1940 г одах и стали проживать в правом крыле дома по улице Антона Глушко, 25, заняв квартиру на нижнем этаже, окна которого выходили на улицу.

Когда немцы заняли город Порцевский, уже седовласый, в летах, со своей 15-17 летней дочкой Еленой перебрались жить в свою бывшую квартиру на втором этаже дома номер 27.

Немцы назначили его завдомом, и обязали наблюдать за проживающими, как в доме под номером 27, так и 25, где в квартире на втором этаже проживала Мария Яворская, до войны служившая в органах милиции машинисткой. Каждый вечер Порцевский появлялся у ее дверей, и, деликатно постучав, неизменно задавал ей один и тот же вопрос:

- Пани Яворская, вы дома?

Ее племянник Саша Яворский - Александр Павлович, проживал тут же и уже через много лет после окончания войны переехал на постоянное местожительство в Москву, где занимал должность заместителя начальника Объединения крупнопанельного домостроения Главмособлстроя. Часто посещает Таганрог, где у него остались многочисленные друзья и знакомые.

Когда немцы покинули наш город, Порцевский уехал из Таганрога, оставив по неизвестным причинам дочь Елену. Много лет у ворот таганрогского кладбища можно было видеть неопределенных лет женщину в темном одеянии, повязанную черным платком и просящую подаяния. В ней невозможно было узнать когда-то бывшую дворянку и прекрасную Елену Порцевскую. Всю жизнь сердобольные знакомые пытались пристроить ее на работу, но всякий раз безуспешно. Она всегда с негодованием отвергала все предложения: «Я не буду работать на этих хамов», подразумевая Советскую власть. Уже два года она находится на излечении в больнице для душевнобольных. Этот очерк был написан в 1998 году.

Продолжим рассказ о людях, проживающих в доме под номером 27 после установления Советской власти. Автор настоящей книги с сестрой Павлиной и родителями, Павлом Васильевичем и Татьяной Николаевной с 1930 года проживали в квартире, которую ранее занимала семья Порцевских. Павел Васильевич Гаврюшкин, помощник командира эскадрона в гражданскую войну и заместитель начальника горотдела милиции по политической части в Таганроге. Татьяна Николаевна - домохозяйка.

На втором этаже проживала так же семья Ханина и Рубиных. Молодой Ханин был или рабочим, или мелким служащим. Семья Рубиных состояла из отца, работавшего на обувной фабрике, его жены Фриды и двух детей: Абрама и Аси. Абрам где-то, пропал во время Отечественной войны. Ася впоследствии вышла замуж и погибла в автомобильной катастрофе где-то в горах Кавказа.

На первом этаже жила семья конторского служащего Миненко. Он выглядел маленьким и тщедушным, она - необъятной толщины. Имели одного сына Сергея, по кличке «Минчик», который с увлечением занимался моделированием. Тут же на первом этаже проживала одинокая, тихая и благовоспитанная, средних лет, женщина, по всей вероятности из благородной семьи. К сожалению, она «заговаривалась», но мы, дети, ее не дразнили и не обижали. Она ухаживала за огромным, стоящим в кадке комнатным растением, которое цвело мелкими розовыми цветочками.

Павел Васильевич Гаврюшкин (справа) на военных сборах. 1930-е годы

В Г-образном отрезке здания, идущим вглубь двора, на первом этаже проживала семья милиционера морской милиции Андрея Кудрявцева, его жена Нина и сестра Вера. О трагической судьбе этого семейства рассказано в книге «Гуляет старый Таганрог» в главе «А было ли духовное завещание?». Далее, на первом этаже проживала Анфиса Иосифовна Нечаева, жена бывшего городского торговца. Работая в одном из учреждений города, приносила для моей коллекции, отклеенные от конвертов служебной переписки, почтовые марки. По соседству с Анфисой Иосифовной с дочерью и сыном Константином жила семья Марии Матвеевны Полосьмак. Сын Константин был видный и высокого роста парень, немного косолапил, и по этому поводу я однажды задал вопрос своей маме.

- А, что, дядя Костя Нечаев кавалерист?

- Почему, - удивилась мама.

- А у него ноги кривые.

Далее, в самом конце двора, с дочкой жила средних лет женщина Маркова, с которой мы, уже после войны, встретились на комбайновом заводе, где она работала машинистом электро-мостового крана. Ее дочь, строгого поведения, скончалась в молодом возрасте.

В центре двора стоял небольшой одноэтажный домик, в котором проживала семья Агапкиных. Их сын Михаил и Абрам Рубин держали голубей, а мы, мальчишки, помогали им гонять их. После войны Миша Агапкин был футболистом, в составе одной из городских команд участвовал в играх на первенство города. Как-то, очень давно, я его встретил у кинотеатра «Темп», худого и изможденного. Он мне жаловался, что не может бросить пить. Вскорости после этого разговора он умер.

Справа, у входа во двор, стояла небольшая избушка, в которой пожилой, словоохотливый мужичок-старичок, сидя на низеньком сидении, сплетенном из обрезков кожаного ремня, рассказывал мне многочисленные истории, не переставая ловко забивать гвозди в подошвы чинимой им обуви. На этом месте стоит сейчас какое-то строение.

Еще до революции во дворе этого дома случилась забавная история когда в конце 1896 года во дворе неожиданно раздался душераздирающий крик:

- Караул, спасите ребенка!

Выбежали соседи, собралась толпа. Женщина продолжала кричать, указывая на цистерну для сбора дождевой вода.

- Он там, мой ребенок, спасите моего ребенка!

Татьяна Николаевна и Павел Васильевич Гаврюшкины

Появилась полиция. Удивительно, но по первому зову, хотя бы днем, когда полусонный Таганрог засыпал, хоть ночью, когда все уже спали, полиция вырастала как из-под земли. Обступившие цистерну люди, видели внизу лишь далекий кружочек отраженного голубого неба. Достали канат. Из пожарного обоза, благо он находился через один двор, шумно притопало пятеро пожарных. Нашелся и охотник, который спустился вниз и ничего не нашел. Мать рыдала, толпа прибывала.

- Тетя Роза, да вот же он, - неожиданно закричал один из присутствующих.

Обернувшись, все увидели малыша, преспокойно играющего под забором.

Комичный случай произошел и в нашей семье. Как-то сестра Павлина долго вертелась перед большим зеркалом и крутила в руках модный в те годы полукруглый гребень для закрепления волос. Затем, слышу, подзывает меня. Возьми с тумбочки, (что стояла у зеркала), что-нибудь. Я долго отказывался, думая, зачем это ей? А она свое, «возьми, да возьми». Наконец, когда она закричала: «вот и не возьмешь, вот и не возьмешь», я не выдержал. И надо же было мне взять именно этот гребень, лежащий среди других безделушек. Только я коснулся его, как она стала скандировать:

- Ага, ага, сло-мал, сло-мал!

Я был просто огорошен такой наглостью с ее стороны и чуть не плача стал отрицать это. Пришла мама, но дело с места не сдвинулось, мы оба отрицали свою вину. Наконец пришел папа, и все уселись за стол обедать. Мама рассказала о происшедшем, и снова разгорелся спор, кто сломал гребень. Отец молча кушал, а затем, достав из кармана три рубля (тогда это были большие деньги, на них можно было купить 15 порций мороженого), и протянув их мне оказал:

- Ну, что же, Олег, ведь это ты сломал гребень, возьми деньги.

Такого оборота дел сестра никак не ожидала, нервы ее не выдержали, и, нагнув низко голову, она протянула руку, и глухо проговорила.

-Это я сломала.

Бедняжка, через 55 лет она погибла в Москве, попав под автомашину в районе Измайловского проспекта.

Под деревянной лестницей, идущей на второй этаж, до прихода в город немцев, в нашей кладовке хранилось среди всякой рухляди и боевое, со времен Гражданской войны, оружие отца - шашка. Она казалась мне чрезмерномаленькой, как бы игрушечной, и я часто задавал себе вопрос, как в кавалерийской атаке такой небольшой саблей можно было зарубить человека. Тут же стояла бадья с зерном, которое я воровал, чтобы кормить дворовых голубей. Надо сказать, что держать голубей до войны было довольно распространенным явлением, почти в каждом дворе виднелись высочайшие вышки и отдельно стоящие голубятни.

При немцах, в марте 1943 года, начальник полиции Борис Стоянов издал распоряжение о строжайшем запрете держать голубей и предложил: «всем владельцам голубей зарезать». Вызвано это было, конечно, с одной единственной целью - не допустить использование этих птиц для пересылки секретной информации по воздуху.

В здании, стоящем в глубине двора, до войны размещалась художественная мастерская, после войны цех массового пошива.