Дом 30

Гаврюшкин О.П. "По старой Греческой"

ПЕРЕУЛОК ИТАЛЬЯНСКИЙ, 30 и 30а. КВАРТАЛ, 116 (ИСПОЛКОМОВСКИЙ, 28)

Начиная с 1870-х годов, оба здания принадлежали наследникам купца Николая Михайлова, скончавшегося намного раньше, чем его супруга Екатерина Ивановна, которая владела обоими домостроениями вплоть до установления в городе Советской власти. Их сын Спиридон, кандидат прав, присяжный поверенный, в 1915 году обручился в Греческой церкви с девицей Марией, дочерью Георгия Ивановича Вракопуло, владельца кинотеатра «Эдем» и чугунно-литейного производства на Гоголевском переулке. Через год у молодой семьи родилась дочь Екатерина.

Одно время в доме Михайловых под номером 30 обосновалась технохимическая и косметическая лаборатория магистра О.А. Гинзбурга, впоследствии перешедшая в дом № 21 по Итальянскому переулку. Рекламный проспект его лаборатории приводим полностью.

«ХИМИКО-БАКТЕРИОЛОГО-АНАЛИТИЧЕСКАЯ ЛАБОРАТОРИЯ

МАГИСТРА С.А. ГИНЗБУРГА

Итальянский переулок, дом 21

1. Исследование с диагностической целью мочи, мокроты, крови и т.д.

2. Пищевых продуктов, воды, угля, сплавов, жиров, масел и т. д.

3. В химико-косметической лаборатории - производство Дентля (зубной элексир и порошок), «Самостирки» и других изделий».

Волошин В.А. "Вдоль и поперек Итальянского"

Итальянский, 30 Ее взяли на Исполкомовском

До войны во дворе Исполкомовского переулка, 30 проживала молодая женщина-врач А.И. Козубко со своим мужем, инженером инструментального завода Е.А. Скудновым и маленьким сыном Володей, 1935 года рождения. В годы оккупации Таганрога немецко-фашистскими захватчиками Антонина Ивановна работала в поликлинике водников. Но мало кто знал, что ее вторая жизнь посвящена борьбе с оккупантами в рядах таганрогской подпольной организации.

Судьба ее сложилась трагически. Довоенный период жизни А.И. Козубко долгие годы не освещался в печати. Но однажды автор этих строк в беседе с сыном А.И. Козубко — Владимиром Евгеньевичем Скудновым, проживающим в Киеве, затронул тему оккупации Таганрога и гибели подпольщиков. И тогда стали известны некоторые подробности из довоенного периода жизни отважной подпольщицы.

Антонина Ивановна Козубко до войны.

Антонина Ивановна Козубко, которую все называли Ниной, в 1935 году окончила Ростовский медицинский институт, факультет педиатрии. На государственные экзамены ходила из последних сил — ждала ребенка. И 6 сентября на свет появился мальчик, которого назвали Володей. Как молодой специалист, Антонина Ивановна получила направление на работу в Таганрог по месту работы мужа. Там ей предложили должность врача в одном из детских садов города. В те годы в Таганроге, в Тургеневском переулке, 21 жил и работал известный врач-отоларинголог Герасим Ильич Гозулов. Антонина Ивановна, желая сменить профиль врачебной деятельности, стала проходить у него стажировку. После успешной сдачи экзаменов в Ростове ей присвоили квалификацию врача-отоларинголога, и она перешла на работу в поликлинику водников.

На этом старом снимке изображены (слева направо): Е.А. Скуднов, его супруга Антонина и их сын Вовочка. Довоенный снимок.

22 июня 1941 года началась Великая Отечественная война. Мобилизации Козубко не подлежала, так как у нее на иждивении находился малолетний ребенок. Более того, она категорически отказалась эвакуироваться, опасаясь за жизнь ребенка. Ей советовали взять маленького сына и уехать из города, но она не соглашалась и говорила: «Врачи нужны при любой власти, кто-то же должен помогать людям, дай Бог, пронесет».

Но не пронесло. 17 октября Таганрог захватили немцы, и вскоре она становится членом городской подпольной организации. Кто вовлек ее в борьбу с оккупантами, неизвестно. Скорее всего, сказался порыв души, врачебный долг, стремление помогать людям. И она спасала таганрогскую молодежь от угона в Германию, а пленных красноармейцев — от концлагерей, выдавая им фиктивные справки о состоянии здоровья. На след группы врачей, входившей в организацию, напали немецкие спецслужбы (скорее всего, кто-то выдал), и начались аресты.

Как это происходило, рассказывает В.Е. Скуднов, запомнивший этот день до мельчайших подробностей.

— Маму арестовали в мае 1943 года. Во время войны мы жили в большом жактовском дворе по Исполкомовскому переулку, 30. В тот день я, как обычно, пошел встречать маму с работы. По дороге она зашла в магазин за покупками, а я побежал вперед. Войдя во двор, я увидел, что соседские мальчишки беседуют с двумя незнакомыми мужчинами.

Увидев меня, ребята показали рукой в мою сторону и проговорили: «А вон ее сын идет!». Я подошел к ним ближе. Один из незнакомцев спросил: «Где твоя мама, мальчик?». Я, ничего не подозревая, ответил, что она сейчас придет. И мама действительно вскоре вошла во двор. Эти двое предложили нам пройти в дом.

В.Е. Скуднов. Фото 1956 года

Там они представились. Один из них протянул маме какую-то бумажку. Она внимательно ее прочла, а потом схватилась за сердце и тяжело опустилась на стоящую рядом кровать. Кажется, она потеряла сознание. Эти двое оказались полицаями. Но на них не было никакой формы, обычные легкие рубашки, ни оружия, ни полицейских повязок. Они не кричали, вели себя очень даже корректно, говорили спокойно. Только после того, как мама пришла в себя, они стали ее подгонять: «Скорее собирайтесь, даем вам несколько минут!».

Когда она собралась и поцеловала меня, я спросил у мужчин, могу ли я проводить маму до калитки. И они разрешили, даже улыбнулись при этом. У калитки она еще раз меня поцеловала и сказала: «Ну, беги, Володечка!». Я долго смотрел ей вслед, наблюдая, как полицаи уводят маму в сторону улицы Фрунзе. Больше ее я никогда не видел.

Историческая справка

Нину Ивановну Козубко немцы расстреляли в Балке смерти 12 июня 1943 года наряду с другими подпольщиками. В 1944 году ее наградили медалью «Партизану Великой Отечественной войны» (посмертно), а в 1965 году - орденом Отечественной войны II степени. Медаль вручали Татьяне Григорьевне Скудновой, матери мужа, а орден - сыну Владимиру, который по вызову приезжал в Таганрог из Киева.

Есть и другая версия ареста А.И. Козубко, но мы изложили ту, которую услышали из уст В.Е. Скуднова.

Владимир прервал рассказ, закурил очередную сигарету и попросил еще одну чашечку кофе. А потом заговорил снова:

— Об отце знаю больше. После войны я жил с ним, его второй женой Полиной Ильиничной и младшим братом Борисом в том же дворе в

Исполкомовском переулке.

В середине 30-х годов отец окончил Ростовский институт сельхозмашиностроения. В 1934 году женился на студентке ростовского мединститута Нине Козубко. В предвоенные годы он работал на инструментальном заводе (№65) сначала в должности инженера-технолога, а потом — начальником ОТК. Завод в те годы выпускал оборонную продукцию — мотоциклы армейского образца. В 1937 году начались массовые аресты «врагов народа». «Враги» были повсюду: в учебных заведениях и в конструкторских бюро, в больницах и в руководящих структурах города, на фабриках и заводах.

В 1939 году дошла очередь «прочесать кадры» и на инструментальном заводе. Всю заводскую верхушку уже арестовали. Свою участь ожидали специалисты среднего звена — начальники цехов и отделов, сменные мастера и другие. Но отец ареста дожидаться не стал. Однажды вечером он пришел домой и сказал маме: «Нина, мне надо срочно уезжать, за мной могут скоро прийти». Она все поняла без лишних объяснений. И отец уехал в город Надеждинск (с 1939 г. — город Серов) Свердловской области, где всю войну проработал на оборонном предприятии в должности главного инженера.

В Таганрог вернулся только в 46-м и сразу пришел на свой завод. О расстреле жены он узнал от бабушки Тани, которая после гибели мамы все заботы обо мне взяла на себя.

Директор Таганрогского комбайнового завода имени И. Сталина Е.А. Скуднов. Фото 1954 года.

На инструментальном заводе (с 1948 г. — комбайновый завод имени Сталина — прим. В.В.) отец проработал до 1954 года сначала в должности начальника производства, потом главного инженера, а затем — директора. Вторым близким ему предприятием стал завод «Красный котельщик», где он работал главным технологом, а потом заместителем главного инженера. В марте 1959 года отца избрали председателем горисполкома, и четыре года он возглавлял исполнительную власть в городе. В 1963 году вернулся на завод «Красный котельщик» и до самой болезни работал заместителем директора по экспорту.

Володя остановился, посмотрел на меня и сказал:

— Ну, а остальное ты все знаешь. Если когда-нибудь появится возможность, напиши о них. Они заслужили этого.

Историческая справка

В марте 1970 года после тяжелой продолжительной болезни Е.А. Скуднов в возрасте 62 лет ушел из жизни. Хоронили его с большими почестями. Проститься с ним в клуб комбайнового завода пришел чуть ли не весь город. Свой последний приют Евгений Алексеевич Скуднов нашел на Старом городском кладбище недалеко от Вечного огня, зажженного в честь воинов, погибших при освобождении Таганрога.

Уроки главврача П.И. Скудновой

Однажды зимним вечером 1955 года в Исполкомовском переулке случилась поножовщина. Играя на улице со своим ровесником Борькой, живущим в соседнем дворе, я случайно поранил ему руку перочинным ножом. Борис вскрикнул от сильной боли и побежал домой. Побежал и я, только от испуга за содеянное. Спрятав нож, я со страхом стал ожидать прихода с работы мамы, так как знал, что так просто для меня эта выходка не пройдет.

А минут через двадцать в парадном раздался звонок. Открыв дверь, я увидел перед собой плачущего друга и его бабушку, маленькую сухую женщину в потертой кожаной куртке — бабу Таню. Она стала на меня кричать и причитать, что я чуть не убил Бореньку и что со мной будет разбираться мама Бореньки, когда вернется с работы. Особенно она напирала на прекращение наших совместных игр, так как я оказался бандитом и чуть ли не убийцей. За меня пыталась вступиться моя бабушка, убеждая, что в игре может всякое случиться и не стоит разрывать наши дружеские отношения. Уходя, баба Таня предупредила меня, чтобы через час я пришел к ним домой на встречу с родителями друга.

И ровно через час я позвонил в их квартиру. Дверь мне открыла красивая улыбающаяся женщина.

— А, это ты, — проговорила она. — Ну, заходи, заходи, будем знакомиться.

Я робко, впервые в жизни, переступил порог этого дома. В тот момент даже не догадываясь, что для меня он на долгие годы станет вторым домом, где мы с другом станем проводить время, делать вместе уроки, играть в различные детские игры, смотреть телевизор, отмечать за сладким столом дни его рождения. А когда подрастем, то первую в своей жизни бутылку вина разопьем в комнате Бориса, в страшной тайне и по большому секрету от его бдительных бабушек.

Но в тот памятный зимний вечер я стоял перед Полиной Ильиничной, так звали маму моего товарища, и ждал приговора. Она не кричала на меня, не топала ногами и не пугала, но как-то по-особенному строго говорила со мной. Так строго, что через несколько минут я не выдержал и разревелся. Она подошла ко мне, обняла за плечи и уже спокойным мягким голосом сказала:

— Ладно, не реви. За свои поступки надо отвечать. С Борисом ты, конечно, дружи, но только без ножей и драк. Ты понял меня?!

Утирая слезы, я закивал головой. А потом нас угощали конфетами, и мы с Борисом обнимались как ни в чем не бывало. Этот урок я запомнил на всю жизнь. Урок доброты и милосердия.

Полина Ильинична Скуднова, а тогда еще Зацепина, родилась в селе Похвистнево Самарской губернии (будущая Куйбышевская область). Окончив семь классов, девушка поступила в Бугурусланский медицинский техникум. Училась она хорошо, успевала по всем предметам, поэтому по окончании техникума ей выдали «свободный» диплом, дающий право на самоопределение. И она по совету старшего брата Якова поехала поступать в Куйбышевский медицинский институт. В 1934 году учеба осталась позади, и молодого врача-гинеколога направили на работу в село Политотдельское Ростовской области.

В ноябре 1939 года началась война с белофиннами, вошедшая в историю под названием «зимняя война» или «военный конфликт с белофиннами». И врач Зацепина как военнообязанная сама пришла в районный военкомат и попросила зачислить ее в ряды РККА. В марте 1940 года боевые действия закончились, и Полина Зацепина после демобилизации переехала в Таганрог. Здесь ее и застала Великая Отечественная война.

П.И. Зацепина. Фото примерно 1939-1940 годов.

С приближением немецких войск к Таганрогу городской отдел здравоохранения стал эвакуировать врачей на восток страны, где они получали направления либо в лечебные учреждения, либо в военные госпитали на правах вольнонаемных. Так П.И. Зацепина оказалась в Кутаиси. Имея опыт работы в полевой медицине, приобретенный в ходе зимней кампании 1939-1940 годов, она второй раз в жизни сама пришла в местный военкомат и потребовала направить ее в действующую армию. Тогда и подумать никто не мог, что война затянется на долгих четыре года.

Боевую службу она начинала во фронтовом полевом госпитале в должности ведущего хирурга. Линия фронта проходила в девяти километрах от ее операционной палатки. Раненые поступали к ней прямо с поля боя. Вскоре военврача Полину Зацепину назначают начальником санитарного поезда, с которым она прошла всю войну и дошла до Праги в составе войск 1-го Украинского фронта под командованием маршала И.С. Конева. Чувствуя приближение Победы, она написала родным: «Ждите, скоро буду дома».

Начальник санитарного поезда, капитан медицинской службы П.И. Скуднова. Прага, 1945 год.

И вскоре Полина Ильинична приехала в Таганрог. Как была в форме капитана медицинской службы, так и явилась к начальнику горздравотдела за назначением. В то время врачей в городе не хватало, тем более по ее довоенной специальности. Врач Зацепина получила направление на работу в женскую консультацию, находящуюся тогда в переулке А. Глушко, №26, напротив кинотеатра «Октябрь». В настоящее время в этом здании находится финансовое управление города.

А в 1947 году в медсанчасти комбайнового завода появилась вакансия главного врача, и П.И. Зацепину как человека, имеющего опыт организационной работы в медицине, и хорошего специалиста назначают на новую должность. Она и подумать не могла, что здесь встретит свою судьбу. Как-то, много лет назад, Полина Ильинична в домашнем кругу рассказывала, как она познакомилась со своим будущим мужем Е.А. Скудновым. А было это так.

В обязанности главного врача заводской поликлиники входили многие технические и хозяйственные вопросы: электро- и водоснабжение, отопление, ремонтные работы, приобретение инвентаря и многое-многое другое. Составив список необходимых дел, она пошла на прием к главному инженеру завода. А до нее уже дошли слухи, что он холост, жена погибла в оккупации, ему всего сорок лет, и вообще, он — красавец-мужчина в расцвете лет.

Войдя в кабинет главного инженера, она увидела представительного, элегантного мужчину с большими густыми бровями и тронутыми сединой волнистыми волосами. При ее появлении он встал и галантно предложил ей стул.

— Я как увидела его, так сразу и забыла, зачем пришла, — вспоминала Полина Ильинична. — Смутилась ужасно и не знаю, с чего начать. Хорошо, что список догадалась составить. Увидев в моих руках бумажку, он поинтересовался:

«Наверное, у вас какое-то заявление? Давайте его сюда». И я протянула ему бумагу. Он стал изучать мои вопросы, а я в это время освоилась, и мы стали беседовать. Он говорил, и приятная улыбка не сходила с его лица. После этого он стал часто появляться в заводской поликлинике и интересоваться нашими проблемами. Вот так мы и познакомились, а через год поженились, — закончила рассказ Полина Ильинична.

Главным врачом медсанчасти Таганрогского комбайнового завода П.И. Скуднова проработала до 1980 года и в возрасте 70 лет ушла на заслуженный отдых. Но пожить долго ей, к сожалению, не пришлось. Жарким летним днем 1982 года участник двух войн, кавалер многих боевых наград, ветеран труда здравоохранения и Таганрогского комбайнового завода П.И. Скуднова окончила свой земной путь.

Сын Евгения Алексеевича и Полины Ильиничны Скудновых Борис окончил 10-ю среднюю школу, затем Таганрогский радиотехнический институт, работал на инженерных должностях на промышленных предприятиях города, в 80-х годах возглавлял партийную организацию ПО «Прессмаш». В настоящее время работает начальником отдела внешнеэкономических связей ООО «Агропромимпортэкспорт».

Потап Климентич

Не рассказать об этом человеке, проживавшем в том же дворе, что и Скудновы, нельзя. С его именем связаны наши детские годы, дружба с Борисом и наши детские шалости. Потап Климентич Малый занимал небольшую квартиру на втором этаже дома, выходящего в Исполкомовский переулок. Одно из его окон смотрело во двор, где жила наша семья. Потап Климентьевич благодаря своей профессии слыл не менее известной личностью, чем жители переулка, занимавшие высокие руководящие посты и должности.

Он владел редкой по тем временам специальностью мастера по изготовлению ключей. Конечно, кроме него в городе работали и другие мастера и мастерские по ремонту замков и изготовлению ключей, но то, что делал наш дворовой умелец, не мог сделать никто. В части замков и ключей равных ему не было. Он мог изготовить любой ключ, начиная с простенькой плоской выштамповки и заканчивая фасонным ключом сложной формы.

В те годы купить новый замок мог позволить себе не каждый. К тому же их выбор не отличался разнообразием, и порой подобрать что-то в магазине не всегда удавалось. Поэтому люди ремонтировали старенькие замки и заказывали к ним запасные ключи. Они шли во двор, где мы играли днями напролет, и спрашивали у нас:

— Ребята, а где живет ключник?

И мы показывали на сарайчик, где творил Потап Климентич. Он сидел у самого входа, загораживая своей мощной фигурой проход в сарай. Перед ним на уровне колен стоял небольшой верстачок, на котором чего только не было: тиски и тисочки, напильники разного вида и назначения, молотки и отвертки, ручная дрель и зубила и многое другое. От него я впервые услышал слово «надфиль» и увидел, как он выглядит. Но более всего нас поражало его умение сворачивать в трубочку маленькую заготовку из листового железа под ключ амбарного замка. Это было нечто, его заскорузлые короткие пальцы творили чудеса, и на наших глазах рождалось готовое изделие.

Мы с другом Борисом подолгу простаивали около Потапа Климентича, наблюдая за его работой, как он ловко вскрывает замки, проникая в самое нутро механизма. При хорошем настроении он охотно разговаривал с нами, объяснял назначение того или иного инструмента, улыбался в свои седые «буденновские» усы и подтрунивал над нами. Но когда Потап Климентич пребывал не в духе и мы мешали ему своими наивными вопросами, он кричал на нас и прогонял прочь.

Видя, что мы не уходим и смеемся над ним, он грозил молотком и обещал пожаловаться нашим родителям. Ввиду особой специфики его трудовой деятельности наш сосед находился в поле зрения работников милиции, которая находилась буквально в двух шагах от двора, на улице Свердлова. В дедуктивных кинофильмах часто показывают, как следователь приходит к мастеру по изготовлению ключей и спрашивает с подозрением: «Не вы ли делали этот ключик?». Тот кивает головой и отвечает: «Узнаю, моя работа!». Вот точно так приходили работники милиции и к Потапу Климентичу, только нас в это время отправляли поиграть, и разговор происходил без нашего участия.

Внешне он походил на рабочего Путиловского завода из кинофильма «про революцию» «Юность Максима». Климентич (так его называли все соседи) носил засаленные черные штаны и куртку, поверх которой надевал длинный кожаный фартук. В своем старом сарайчике он работал круглый год. Поэтому зимой надевал пухлые ватные штаны, заправленные в огромные валенки с калошами. А под курткой носил теплую меховую поддевку. Таким мы его и запомнили.

Но по праздникам он преображался и в эти дни не работал. На Пасху или на 1 Мая Потап Климентич выходил во двор в строгом темном костюме в еле видимую полоску. Из-под расстегнутого пиджака выглядывала жилетка со свисающей цепочкой от часов. Возраста его мы не знали, но считали глубоким стариком — «продуктом» давно ушедшей царской эпохи. Соседи говорили, что он из «бывших людей» и когда-то был богатым, состоятельным человеком. И в этом мы скоро смогли убедиться.

Однажды, это случилось примерно под конец 60-х годов, ко мне домой прибежал друг Борис и быстро-быстро заговорил:

— Витька, Потап Климентич умер! А у него под кроватью нашли целый чемодан старинных денег! Идем скорее, а то соседи все разберут.

Но мы не успели. Соседи вытряхнули из чемодана все эти никому не нужные бумажки времен Николая II и генерала Деникина и поделили меж собой.

Нам с трудом удалось выпросить несколько разноцветных «керенок» и банковских билетов с ликом Императрицы Екатерины II. Мы с другом до сих пор их храним в наших коллекциях как память о Потапе Климентиче и нашем далеком детстве.

Дядя Леня Кузеря

Рядом с Потапом Климентичем в одном коридоре жила еще одна городская знаменитость — Леонид Кузеря. Мы росли вместе с его охотничьими собаками легавой породы — светло-каштановым Пегасом и черной, как смола, Сильвой.

Дядя Леня работал в городской пожарной охране то ли водителем, то ли инспектором. А так как эта служба испокон веков входила в структуру МВД, то его знала вся милиция города. Кроме того, свою знаменитость он заслужил тем, что, во-первых, работал нештатным сотрудником ГАИ, а во-вторых, принадлежал к особой касте горожан — охотникам и состоял в городском обществе охотников и рыболовов.

Кузеря (его отчества мы даже не знали) владел стареньким, потрепанным «Москвичом» М-401 послевоенного выпуска, скопированного с немецкого «Опеля». Но ездил на нем крайне редко. С наступлением теплых летних дней он выкатывал свое детище из сарая, переделанного в гараж, расстилал на земле брезент и методично, деталь за деталью, буквально раздевал «Москвича» до самого последнего винтика. У него это называлось ремонтом двигателя.

Такой автомобиль имел Леонид Кузеря.

В разобранном виде машина могла простоять практически все лето. Дядя Леня по-хозяйски промывал в керосине каждую деталь и раскладывал для просушки под палящими лучами солнца. Мы всегда удивлялись, как он будет потом собирать все это, и соберет ли вообще свой «драндулет».

Иногда мы стояли рядом и наблюдали за процессом сборки. Дядя Леня обильно смазывал подшипники и какие-то валики солидолом, вставлял их в нужное место и туго затягивал болты. Когда я наблюдал из года в год, как он мучается с этой сборкой-разборкой, во мне вызревало желание никогда не иметь своего личного транспорта. К концу лета машина, наконец, приобретала собранный вид, и хозяин начинал готовиться к выезду на охоту.

Дядя Леня выходил на крыльцо в полной охотничьей экипировке: в куртке, подпоясанной патронташем, через плечо висела охотничья сумка — ягдташ. В руке он держал дерматиновый чехол, в котором в разобранном виде находилось ружье. На заднее сиденье запрыгивали Сильва и Пегас и, высунув из окна свои умные мордочки, взирали на нас молча и печально. А спустя несколько минут «Москвичок», пофыркивая и урча отремонтированным двигателем, мягко выкатывался со двора.

Прошли годы, собаки состарились, и на охоту их больше не брали. А потом куда-то пропала Сильва, исчезла — и все. Дядя Леня не находил себе места, все переживал и думал, не украл ли кто его любимицу. Тосковал и Пегас. Целыми днями он лежал у порога дома, положив на вытянутые лапы свою умную голову с длинными отвислыми ушами.

А когда умер дядя Леня, Пегас недолго оставался во дворе, и в один из дней тоже пропал, как и его подруга Сильва. Говорят, есть такое поверье: когда умирает владелец собаки, она не выдерживает разлуки и уходит вслед за своим добрым хозяином. Ушел и Пегас.

Не так часто, но иногда мы с Борисом вспоминаем и дядю Леню Кузерю, старенький «Москвичок» и его умных охотничьих собачек