Вердеревский Е.А. От Зауралья до Закавказья

Вердеревский Е.А. От Зауралья до Закавказья // В Парме. Пермь, 1988. С.105-113.

6 мая 1853 г.

Нынешний мой приезд в Пермь для меня очень многозначителен: он, по-видимому, последний! Впрочем, что за человек может ручаться на свете? Не готов ли я был ручаться лет восемь тому назад, что меня, еще юного служителя петербургской Фемиды и петербургских Муз, ни какой ветер не занесет в эту новую столицу древнего «Пермского Конца» древних новгородцев? И, между тем, я прожил в ней пять лет!

Переезжая в буквальном смысле стихов Пушкина

«От Перми до Тавриды,

От хладных финских скал до пламенной Колхиды»...

Эта история бывает со всеми; была она и со мною, и именно в Перми дожидался я пять лет, пока судьба исправляла ход моего экипажа для дальнейшего житейского странствия. Несмотря на эпиграф этого письма, обещающий вам, любезные друзья, картину глухого, заброшенного русского городка, я вовсе не думаю забавлять вас описанием «глуши печальной...» По моему мнению, слова Грибоедова

...в Саратов, в глушь...

не только не могут в наше время относиться к Саратову, но и не могут быть применены даже и к Перми. В Перми читаются журналы и газеты, которые после открытия Московско-Петербургской железной дороги получаются здесь из Петербурга в десятый день: трудно же назвать глушью город, который от столицы отстает только десятью днями в приобретении новинок. Через Пермь лежит большой тракт в быстро расцветающую Сибирь и в торговый город Ирбит; следовательно, не бывает в Перми недостатка в заезжих гостях, часто именитых и просвещенных, которые не всегда находят в Перми глушь или скуку... В Перми, наконец, есть пароходство, есть театр, есть порядочные люди...

Правда, есть в Перми несколько тяжелых условий жизни, несколько смешных или невыносимых типов; есть там суровая (но и здоровая!) шестимесячная зима; есть там болезненная любовь к картам, есть невыносимо брюзгливые старики, есть приводящий душу в уныние оркестр... По свидетельству некоторых почтенных путешественников, есть кое-что и хуже в Перми; так, например, г. Мельников нашел здесь едва ли не египетскую тьму невежества; г. Горелов - неимоверное, исключительно большое, сравнительно с прочими городами России, потребление игральных карт; г. Небольсин - чересчур изуродованный русский язык, как, например, выражение «прошки ширкнуть» вместо: табаку понюхать; но, не в обиду почтенным литераторам, все это небольшие с их стороны преувеличения! (в «Рассказах проезжего»).

Что же касается до имеющихся в Перми брюзгливых старичков, действительного пристрастия к картам, сплетен, недоученных умников и одичалого оркестра, то опять-таки скажу, где же на Руси, в каком провинциальном городе нет всех этих явлений?

Зато, с другой стороны, сколько здесь и явлений, примиряющих с жизнью в провинции! Конечно, быть может, надобно прожить здесь пять лет, чтобы по достоинству оценить их; взгляду проезжего они не открываются, но тем не менее они существуют, и я хочу вам о них свидетельствовать.

Почти с сожалением об оставляемой мною Перми, вспоминаю я теперь о тишине, которую встречал я только здесь и в которой так привольно, так свободно созревать всякому умственному труду...

С отрадой, многим незнакомой,

(Лермонтов)

вспоминаю я и буду вспоминать об этих мирных вечерах в немногих, конечно, но тем еще более драгоценных кружках, где хозяин так проникнут чистой любовью ко всему правдивому и возвышенному, где хозяйка так радушно приветлива и так умно и мило разговорчива, где с истинным наслаждением и верной оценкой встречается каждое новое замечательное явление отечественной литературы; где разговаривают о русской литературе, где имена Авдеева или Тургенева, Григоровича или Дружинина произносятся часто и с уважением; где идут споры о Лермонтове и Пушкине, где все эти споры и чтения прерываются невзыскательной доморощенной музыкой и заканчиваются превосходным ужином с отличнейшими винами...

А лето в Перми? А эти кабриолетные ристалища вдоль бесконечной тенистой аллеи? А прогулки по высокому берегу Камы, которая широко и величаво обтекает с одной стороны красивый городок, а с другой бесконечную равнину лесов? А эти страшные явления лесных пожаров, изредка проливающих зловещий свет своего зарева на темное ночное небо, на тихую реку и на спящий город? А эти одинокие прогулки верхом?

Не требуйте от меня как от пятилетнего жителя Перми подробного изложения ее «статистических данных». Немногим просветлеет понятие ваше об этом городе, если, в дополнение к сказанному выше, я прибавлю, что в Перми есть пять прекрасных каменных церквей и одна деревянная (на живописном здешнем «старом» кладбище); что тут считают до 11000 жителей, что две лучших здешних улицы называются - одна «Большою», а другая «Богородскою»; что здесь есть три-четыре прекрасных магазина; что здесь на улицах никогда не бывает грязи, потому что весь город построен на песчаном грунте и на возвышенности, с которой, естественно, всякая влажность стекает в Каму; что на лето приезжает сюда петербургская (весьма удовлетворительная) театральная труппа; что климат здесь до того здоров и крепителен, что доктора забывают половину своих рецептов, а старики живут по два века и, как здесь выразительно говорится, «чужой век заедают». Не буду много распространяться обо всем этом; если же судьба занесет кого-нибудь из вас в Пермь, хотя на короткое время, то послушайтесь моего совета и обратите особенное ваше внимание на следующие достопримечательности Перми: прогуляйтесь по берегу Камы или влево от городского собора, или по горам старой мотовилихинской дороги и полюбуйтесь, с романом Фенимора Купера в руках, этой огромной, плавной, величавой рекою и противоположным берегом ее, покрытым лесами и лесами на необозримое пространство. Я уверен, что эта пустынная река, этот безграничный лесной мир покажутся вам братьями тем американским рекам и тем девственным саваннам, которые так живописны на страницах Купера. Прокатитесь верхом или в кабриолете, в низеньком и удобном здешнем кабриолете, верст за семь по Сибирскому тракту; вы здесь испытаете наслаждение дышать чистым, крепительным воздухом, пропитанным смолистыми благоуханиями хвойного северного леса. Сходите на старое кладбище и полюбуйтесь этим дремучим бором, в тиши которого, кажется, так покойно и так прохладно почивать усопшим... Побывайте в летнем отделе Петропавловского собора или в собственной церкви архиепископа; здесь увидите вы фрески никем не замечаемой, но замечательной работы А.У. Орлова, самородка-художника, получившего едва первоначальные уроки живописи от монахов Саровской пустыни и потом в Арзамасском училище живописи... Надо дивиться смелости, грации и величию его эскизов; надобно дивиться сходству портретов, рассеянных им по всем кабинетам и гостиным Перми (и за какую ничтожную плату!)...

Наконец, побывайте еще на камской пристани при отплытии пароходов и барж, когда последние грузятся таким огромным количеством кяхтинского чая или уральского железа! Тут увидите замечательное движение, услышите несколько живописных местных выражений пермского идиома и, может быть, решитесь попробовать на вкус знаменитых пермских пель-няней (пель-нянь по-пермяцки хлебное или медвежье ухо), ошибочно называемых пельменями, этого любимого лакомства целой Сибири и всего Приуральского края: оно и кисло, и сытно, и не без запаха лука, так дорого ценимого русским человеком.