Это только малосведущий горожанин полагает, что шоссе Космонавтов за границей Перми плавно переходит в знаменитый Казанский тракт. На самом деле сей великий военно-торговый путь изначально располагался ближе к Каме, не обходя, как нынче, а по самой сердцевине прорезая окрестные поселки и деревни: Юго-Камский – Болгары – Култаево – Савино – Кондратово... Старый тракт существует до сих пор, где-то сохраняя свое транспортное значение, а в иных местах сделавшись пресловутым «направлением», одолеваемым разве что уазиками. В гужевую эпоху деревеньки и сельца, севшие на тракт, являли собой необходимые узлы сервисной инфраструктуры. Они росли и богатели, как промежуточные пункты коммерческих потоков, сшивавших Урал с Россией, смыкавших строгановские заводики с камскими пристанями.

Над Юго-Камским тучи ходят хмуро, тяжело цепляясь за вершины окаймляющих поселок гор: Красной, Кобыльей, Каравашка и Костяной. Темнеет вода в заводском пруду, как народный гнев. Завод 1 января 2009 года остановился, собственники никак не могут поделить между собой промышленное имущество, причем дело едва не доходит до стрельбы. А оставшиеся без средств к существованию заводчане грозились перекрыть «КамАЗами» федеральную трассу. Правда, Путин на голубом вертолете к ним не прилетел, к бунтовщикам, перекрывающим что-нибудь федеральное, стали посылать ОМОН. В Юго-Камском же выезд на дорогу «Оса – Пермь» в критический момент накрепко блокировали гаишники.

Помнится, еще в 1998-м заводчане бастовали и устраивали митинг из-за полугодовой задержки зарплаты. Ох, не надо бы доводить югокамцев до крайности. Ведь именно при вспышке спонтанной ярости местные жители после революции 1917-го утопили в пруду бюст царя-освободителя Александра II, на который сами же собирали деньги в не менее революционном 1905-м. И вообще они народ вспыльчивый, скорый на расправу и склонный к бунту. Думаете, почему года на окраине называется Кобыльей? Вовсе она не похожа на лошадь. Дело в том, что у ее подножия когда-то располагались казармы, где жили рабочие, и там же был установлен специальный станок для порки – «кобыла». Что-то не приходилось встречать упоминания о применении столь жестоких воспитательных средств на других Строгановских заводах. А тут приспособление для экзекуций даже в топонимике отразилось... Видно, часто его в дело приходилось пускать.

Издавна югокамцы привыкли дергать в лесу мох, заготавливать банные березовые веники, а то и дрова на зиму, причем «за так» и ни у кого не спрашивая. Ныне же у леса появился законный арендатор, среди сосен на квадроциклах раскатывают охранники. Хочешь дров – плати. Все по закону и, наверное, даже по справедливости. Однако... Темнеет вода в заводском пруду.

Условия местности, что ли, тут такие, смирению и непротивлению злу не способствующие? Вон даже шершни по окрестным лесам летают агрессивные и большущие, как «Су-27»... Ну, почти.

Югокамцам палец в рот не клади. До работы они сердиты, трудиться умеют, в царские времена поселок был весьма зажиточным. Однако и нежданное богатство, по-нынешнему халява, многих соблазняло. Кто клады искал, а кто золотой песок в окрестных речушках обнаружить пытался. И легенды о местных разбойниках имеют под собой оч-чень веские основания.

Издавна на вершине одной из ближайших к поселку гор находили кости. Гору так и прозвали: Костяная. Считалось, что там жили разбойники, кормились охотой, мясо обгладывали, а мослы разбрасывали. Когда археологи установили, что кости – человеческие, легенда приобрела уж вовсе жуткий оттенок. На самом деле на вершине Костяной располагаются остатки городища и могильника гляденовской культуры III – V вв. н. э. Но, как многие уверены, где-то на Костяной пламенный мотовилихинский экспроприатор Александр Лбов закопал награбленное.

Историю эту передают так. Крестьяне деревни Пашни вдруг встретили выезжающих из лога всадников, и с ними три подводы. «Я Лбов! – прокричал главный. – Всем лечь на землю и не шевелиться. А когда услышите выстрел, можете подняться и забрать себе эти три подводы».

Знаменитый бандит... То есть, революционер... То есть... Ну, в общем, народный герой в Юго-Камском, действительно, бывал. Только заводская касса в то время была пуста. Так что он удовольствовался тем, что оставил романтичную записку: «Вас посетил Лбов».

Когда Аркадий Гайдар написал повесть «Жизнь ни во что», он упомянул и о примете, по которой можно найти клад Александра Лбова: идти вниз по речке Юг, от четвертого родника подняться вверх по Костяной горе до трех сосен. Когда повесть вышла в «Звезде», что тут в Юго-Камском началось! Чуть гору не срыли!

Кладоискательский ажиотаж повторился, когда местный журналист и краевед в газете «Югокамский труженик» опубликовал статью про легендарный лбовский клад. В редакцию пришел насупленный мужчина и с порога злобно заявил, что эта статья ему всю душу истерзала. Оказалось, он чуть ли не с детства этот клад искал, со временем вроде успокоился, а тут ему опять напомнили...

– Но сокровища-то вовсе не в горе зарыты, – поделился мнением мужчина, когда малость угомонился. – В Юго-Камском у Лбова родня жила, так вот в подвале-то их дома золото и запрятано. Только вот где этот дом, не знаю...

А предания о разбойниках существуют и в роду самого краеведа. Есть в поселке полуразрушенная Святотроицкая церковь. Когда-то была пятиглавая, трехалтарная и, говорят, побольше, чем ныне чудесно отреставрированная култаевская. И вот когда ее еще только строили, прадеда Алексеева отправили вместе с еще одним местным жителем на двух подводах в Пермь. За деньгами, которые на строительство выделяла епархия. В Перми же к прадеду подошел пьяненький мужичонка и стал нагло требовать на водку. «Чего это я вдруг поить тебя должен?» – презрительно поинтересовался югокамец. «А того, – объяснил пьяненький, – что я разговор один подслушал. Ограбить вас собираются!».

Инциденту прадед значения не придал. Выехали они из Перми по Казанскому тракту и покатили домой. Это сейчас на авто до Юго-Камского можно быстро долететь, а тогда приходилось останавливаться на ночлег в какой-нибудь из деревень вдоль тракта. Проходил он не там, где сейчас асфальтированная трасса, а чуть ближе к Каме.

Если придется ехать на Юго-Камский, то после подъема сразу за Болгарами повнимательней посмотрите на правую обочину. Там через некоторое время мелькнет указатель «Село Степаново». Не поленитесь свернуть и заехать. Интересное местечко. Раньше называлось: деревня Убиённая. Сейчас этот населенный пункт малолюден, горожане-пермяки свои дачки и загородные поместья почему-то здесь располагать не спешат. Видимо, сохранилось в пейзаже Степанова нечто зловещее. Поскольку именно в деревне Убиённой, по легендам, разбойники сбывали перекупщикам свой хабар, да и с хозяевами постоялых дворов вступали в сговор, чтобы устраивать засады на путешествующих людишек, которые при деньгах.

И вот прадед в Убиённой как раз остановился, пьет чаек у открытого окна, и видит, как по тракту пронеслась со стороны Перми лихая тройка с какими-то господами. Он даже внимание хозяина постоялого двора на эту тройку обратил.

– Да, господа... – неопределенным тоном подтвердил хозяин, и эта уклончивая неопределенность не понравилась югокамцу. Вспомнилась пьяная болтовня встреченного в Перми незнакомца. И решил прадед от греха подальше, то есть от деревни Убиённой, выехать, на ночлег не останавливаясь.

– Куда же вы, на ночь глядя? – забеспокоился хозяин. Но прадед был непреклонен. Выбрались на тракт и пустили лошадей во весь опор. Глядь, а навстречу уже тройка с «господами» несется, Видно, была у них с хозяином постоялого двора договоренность: если на дороге две подводы с епархиальными деньгами не увидят, значит, в Убиённой их ночевать уговорили, там-то их сонных и порешить можно. Однако, против всех расчетов, югокамские мужики разбойникам навстречу выехали!

– Гони! – сказал прадед своему товарищу. – А как с тройкой поравняемся, резко к обочине сворачивай.

Так и поступили. Разбойники пронеслись мимо. А тройку на дороге развернуть – на это время надо. Когда душегубам развернуться удалось, югокамцы уже далеко были. «Догадались!..» – донеслось им вослед.

А еще есть в Юго-Камском старинный дом, в котором при советской власти был магазин. Его все неофициально называли «Петуховским». Жили на том месте в давние времена некие Петуховы, люди небогатые, дом имели деревянный. Однажды остановился у них на ночлег возвращавшийся из сибирской ссылки «политический». Петуховы приметили, что путник как-то очень бережно обращается со своей тростью, и вообще трость у него толстая и, по-видимому, тяжелая. Пока «политический» спал, хозяева эту трость стащили и расковыряли. Внутри она оказалась полна золотых монет. Утром бывший ссыльный проснулся, хвать – а трость-то пуста. «Помилуйте! – воззвал он к совести хозяев. – Я эти деньги долгие годы копил. Мне дочь замуж выдавать надо. Верните!». Но Петуховы от подозрений открестились, а путник... повесился. Дела семейки после этого пошли в гору, вместо деревянной избы обзавелись Петуховы добротным каменным домом. Наставительной концовки сюжета о неизбежном возмездии история не сохранила.

Но это все истории сравнительно недавнего времени. Разбойничий промысел завелся на берегах впадающей в Каму речки Юг в самую стародавнюю пору. Занимались разбоем обыкновенные крестьяне. У них на горе Калиновой (самой высокой, 300 метров) был оборудован наблюдательный пост. Оттуда было видно всю Каму от Таборов до Осы. С Калиновой заметят речной купеческий караван, дают сигнал, крестьяне прыгают на коней и скачут к берегу, где уже припасены лодки. Однажды добыча оказалась небывало весомой: многие слитки серебра. Сбыть их не так-то просто. И решили разбойнички серебряный клад до поры до времени утопить в соседнем с горой озере Тритоновом, что образовалось на месте карьера Верхнего, так называемого Варваринского, завода.

С тех пор, как заводом владела Варвара Шаховская, в девичестве Строганова, минуло много лет. Но серебряный клад в Тритоновом озере до сих пор многим покоя не дает. Один югокамец даже канаву прокопал, часть воды сумел спустить, но серебра так и не нашел. От разочарования он свихнулся и шатался по окрестным лесам, пока не сгинул. При советской власти благоразумные школьники взяли пробу воды из Тритонового озера на анализ, но ионов серебра не обнаружили.

Зато не умирает легенда, будто одна крестьянская семья в окрестностях завода «вся в золоте ходила». Якобы отец семейства в секретном ручье золотой песок намывал. Завистливые люди приступили к нему и потребовали, чтоб он им указал заветное место. Мужик согласился, завел завистников в лесные дебри, а там от них и сбежал.

Но от зависти людской не убежишь, она и через столетия настигает. В той деревеньке до сих пор живет одна совсем пропившаяся бомжиха, как раз из той фамилии, что «вся в золоте ходила». Так к ней заявились современные «братки». Они настолько продвинутые были, что рылись в Екатеринбургских архивах и там обнаружили следы югокамской «золотой» легенды. Приехали и потребовали: продай нам свою землю – Морозовский хутор! Бомжиха только тем и отговорилась, что земельного пая у нее давно никакого нет, все наследство предков давно спустила.

Из разбойничьих местных преданий следует извлечь урок: не надо югокамцев до отчаяния доводить. Не зря ведь в строгановские времена подобные поселения при промышленных предприятиях назывались именно «заводами». Живет предприятие – жив и поселок. Бойлерная, водопровод, канализация – все на балансе у Юго-Камского машзавода. Если нынешние «братки» в костюмах от Армани закроют его – значит, вполне по-душегубски, как их давние легендарные предшественники, совершат убийство. Убьют на юго-камской территории всякую цивилизованную жизнь. Поставят крест на почти двухсотлетней истории поселка, ставшего родиной для многих прославивших Прикамье выдающихся людей. Петра Константиновича Чудинова, например, ученика знаменитого палеонтолога и фантаста Ивана Антоновича Ефремова. Именно Чудинов проводил раскопки остатков звероящеров палеозойской эры под Очёром.

В самом деле, не в кладоискатели же безработным заводчанам подаваться, сокровищ легендарных или золотых россыпей в окрестностях так ни разу и не находили. Кости пермских рептилий Чудинов уже давно выкопал. А если югокамцы снова за кистени возьмутся и выйдут на трассу «Оса – Пермь»... Ой, не надо нам новых зловещих легенд про лихих людей, эта земля и без того леденящими кровь преданиями богата.

Юрналъ Вячеслава Николаевича