В. Макарчук, Ты, боль души моей, Абхазия

Post date: Oct 15, 2012 10:25:22 AM

Ты, боль души моей, Абхазия

(отрывок из повести «Прыжок в зазеркалье»)

«Как скажи тебя зовут? – и она ответила: Победа!»

Слова из песни на стихи В. Баснера

10

Вот уже вторые сутки шел штурм столицы Абхазии. Диверсионно-разведочная группа Деда была брошена в район многоэтажек города, находящегося на возвышенности и отделенного от частного сектора оврагом. Он так и назывался Новый район. Перед штурмом Сухуми был сформирован армянский батальон имени маршала Баграмяна, который со стороны моря был высажен десантом. С запада от реки Гумиста Сухумский фронт был прорван абхазскими формированиями, подкрепленными подразделениями, составленными из русских добровольцев, казаков, выходцев из Кубани и из Ставрополя. А с севера и юго-востока взяли в клешни национальных гвардейцев, обороняющих город, партизанские соединения, большая часть которых прошла через блокпост, захваченной группой Деда, и уже на улицах Сухуми вели ожесточенные бои. Так возник Сухумско – Очамчирский котел, который привел к окончательному разгрому 12-ти тысячной армии Тбилисского триумвирата Шеварнадзе – Иоселиани – Китовани. Это было немного позднее…. Стоял жаркий сентябрь 1993 года. В этот день у всех, кто принял участие во взятии столицы Абхазии, было одно единственное желание: раз и навсегда покончить с этой жестокой кровопролитной войной.…На его груди расплывалось темное красное пятно. Когда старшину сразила насмерть снайперская пуля, в момент его падения Лихачев услышал за спиной хлопок. Это Плачбий по облачку пыли, поднятой выстрелом в бетонных развалинах, мгновенно определил место нахождения коллеги по выбранному военному ремеслу и послал свой ответ вражескому снайперу. На Дениса смотрели потускневшие глаза старшины. Жизнь его покинула навсегда. И никак невозможно было повернуть вспять роковой ход событий. Комок боли и жажда мщения всколыхнулись расплавленным свинцом в горле Лихачева. Он кричал своим товарищам:

– Это я должен лежать сейчас вместо него! Он себя подставил! Понимаете?! Командование группы беру на себя. Смерть временно пришедшим на эту землю! Даешь Победу! А…а…а!

Рот Дениса разорвало криком. Да так, что рвало аорту. Ему словно «крышу снесло». Он уже стал «бесбашенным». Утративший чувство самосохранения, он несся в полный рост к развалинам, не прогибаясь, сквозь автоматные очереди. Вслед за ним, кроме его разведгруппы, поднялись в атаку люди различных национальностей: абхазы, армяне, греки, адыги, чеченцы, украинцы, русские, которые могли держать в руках оружие, шли на верную смерть, отдавая свои жизни за разрушенный кров, за поруганную честь жен и дочерей, за убитых ни в чем неповинных детей… за многострадальную землю Абхазии.

Сверху с 9-ти этажки – со «свечки» через проем балкона ударил ручной пулемет, на мгновение, останавливая, бросая лицом в землю цепь атакующих. Малыш, не прерывая бег, как колос, играючи, поднял на уровне плеча «Базуку» - «Шайтан-трубу» и послал с одной руки, почти не целясь, своего «чебурашку» обороняющимся. Снаряд из гранатомета, словно бритвой, срезал балкон и всех тех, кто на нем находился.

…Лихачев вот уже видит на бегу, среди разнесенных бомбовым ударом плит бетонных перекрытий, нарастающий в глазах, размытый в пыли и дыме силуэт поверженного Плачбием снайпера. Он, тяжелораненый в плечо, видимо раздробило ключицу, пытается отползти, вжаться, свернуться в точку, стать одним из этих бесформенных бетонных обломков. И эти глаза в черных кругах от копоти в пароксизме страха, лежащие у его ног, смотрели, не мигая, снизу вверх на Лихачева. Он кричал этим глазам:

– Ты знаешь, кого ты убил?! Это же Дед! Роднее мне родного отца!

В оглушающем беспамятстве Денис, не помня себя, сорвал что-то с головы снайпера. И застыл, как вкопанный. Там, где должен быть мужчина, оказалась девушка лет 20-ти, по плечам которой рассыпались белокурые волосы. В стороне от нее валялась винтовка с оптическим прицелом. Снайперша, превозмогая боль, сказала Лихачеву:

– Ваш минобстрел… Черт его побери… Обнаружила себя…Теперь расплата…

– Ах, ты, сука! Сколько же ты наших за бабки порешила с другими, как ты «белыми колготками»

Малыш, что оказался вторым после Лихачева, завис расщерепенным медведем над поверженным еще живым телом, зашелся в крике:

– Все, закончился твой «полет шмеля». Сливай воду!

Петренко схватил снайпершу в свои громадные железные клещи и потащил ее к двум бэтээрам, что двигались ему навстречу. Бронетехника поверх голов атакующих давала им огневую поддержку из крупнокалиберных пулеметов. Рядом оказались Балагур и Будьспок. Подбежали другие бойцы с абхазского батальона. Денис все это видел, как в страшном сне. Суд над вражескими снайперами всегда вершился очень коротко с жестокой неуловимостью. Независимо от пола. Их никогда не брали в плен .И они об этом хорошо знали, уходя на свою снайперскую охоту, как в последний раз.

…Девушку привязали к двум БТР-ам и разорвали на части. Сцену гибели снайперши кому-то удалось подсмотреть из девятиэтажки. Оттуда ударили из гранатомета. Один из бронетранспортеров вспыхнул, охваченный пламенем. Из него, как два живых факела, выпали две фигуры и стали кататься по земле. Но Лихачев со своей группой уже находился в развалинах в мертвой зоне в двух шагах от подъезда «свечки».

– Давай, Малыш, принимайся за дело. Твоя работа! – была дана команда гранатометчику.

Выстрел из «Мухи» – и закрытая дверь в подъезд была разнесена в клочья. Они ворвались внутрь здания. Снаружи донеслась знакомая канонада «Зушек» – зенитных спаренных пулеметов на базе ГАЗ – 66, открывших огонь по верхним этажам Нового района.

Группа Лихачева неслась по лестничным маршам, которые висели на «честном слове», готовые рухнуть в любую минуту. Зачистка шла полным ходом. Выбегали к ним гвардейцы Мхедреони, тщетно пытаясь помешать штурму. Их сметали автоматами с подствольниками, забрасывали гранатами. Женька Милахин, раненный в плечо, кричал в горящий дым еще оставшимся в живых грузинам:

– Врешь! Не уйдешь!

Где-то на половине высоты «свечки» Балагур с Будьспоком в пылу боя отстали от Лихачева и Малыша. Их вынесло на верхний этаж. Но когда Петренко в запале, потеряв осторожность, оказался в дверном проеме, в одной из последних квартир раздался взрыв. Сработала растяжка. Гранатометчик упал. Следом рухнувшая перегородка уложила рядом с Малышем Лихачева. Денис, что есть силы пытался сбросить с груди навалившуюся на него тяжесть, вздохнул острый кисловатый запах едкого дыма. Зашелся в кашле.

– Постой, командир. Лучше не себе – тебе помогу. Руки пока действуют. А вот ноги… Истекаю кровью… Посечены осколками, – приглушенно донесся голос Малыша. - Не боец я, браток, уже…. Отвоевался…

Петренко лежал на боку вплотную с новым командиром группы, наполовину придавленный краем стены. Но руки его были свободны. Они, как два мощных домкрата, сбросили с Дениса непомерную тяжесть другого обломка кирпичной кладки. Лихачев поднялся на ноги, но уже без оружия. Его «АКМ» остался под стеной. Он стал на коленях перед гранатометчиком, соображая как ему помочь, но уже понимал, что все бесполезно. Малыш не подавал никаких признаков жизни. Какой-то шорох за спиной заставил Лихачева обернуться. На него смотрело дуло пистолета. А над ним знакомое лицо…. Где же он его видел? Эти черные усы под горбатым носом. Этот хищный оскал зубов, что-то отдаленно напоминающий улыбку. Выражение глаз, как у охотничьей собаки, делающей стойку перед тем, как схватить дичь и отнести своему хозяину.

Да, он вспомнил! Это был Гиви Мурванидзе, случайный попутчик в вагоне-ресторане, который вербовал их, двух дембелей воевать в предстоящей войне за Грузию.

– Эй, руки за голову! Без резких движений…

– Вай, какая встреча, дорогой. Вижу, что узнал. И я тебя тоже. У меня хорошая память на лица.

Гиви Мурванидзе наслаждался своим превосходством, что его противник был безоружен. Он держал на мушке Дениса, в тоже время щелкнул знакомым десантнику серебряным портсигаром, на крышке которого был выбит барельеф русалки. Закурил, медлил с расправой над Лихачевым.

– Мне терять нечего, – говорил он, делая глубокие затяжки – Я здесь заперт, как в мышеловке. Остался один, без своих гвардейцев. Ну, хотя бы одного вшивого русака да утяну на тот свет… Ты что это, дорогой, так спокойно смотришь на меня? Сейчас умирать будешь! Коньяк и сигарету, как в тот раз в вагоне-ресторане, не придется от меня принять. Обойдешься, дорогой.

Лихачев в ответ на сказанное усмехнулся:

– Что толку спокойно сидеть или волноваться, что к тебе фортуна повернулась задом. От этого в моем положении ничего не измениться. Свой последний час надо встретить по закону зоны: никого не бойся, никому не верь, никого не проси. Поэтому пощады просить не собираюсь. Давай, кончай, чего уж там…

– Успеется. Пару минут, так и быть, поживи. Насчет фортуны это ты хорошо загнул, – грузин коротко хохотнул. – Что так в уголовниках ходил?

– Да, нет. Наслышан от друзей детства, что туда не одну ходку сделали.

– Нравишься ты мне, парень, своей выдержкой. - Гиви бросил окурок под ноги. – Но тебе не повезло. Слышишь, дорогой, только ты сейчас ответишь за всех своих, что мою боевую подругу из Украины разнесли БТР-ми на куски…. Вставай, с колен и принимай смерть, стоя, как подобает мужчине.

Лихачев стал медленно подниматься, продолжая держать руки за головой. Слышал тяжелое дыхание своего врага. Его палец на спусковом курке. Ствол пистолета смотрел на него в упор. Понимал, что ему осталось несколько секунд жить перед тем, как подняться в полный рост. Гиви еле успел уловить глазами молниеносный взмах руки десантника, из-за плеча, метнувший в него нож. Грузин схватился за горло, упал на пол, обливаясь кровью. В этот момент вбежали оставшиеся из живых в группе Балагур, Будьспок, Плачбий и Шморгун. Они увидели погибшего Малыша, молча склонили головы над ним.

– Браток, – кинулся к своему другу Милахин, – Ты это как, цел?

Но тут он внезапно остановился, увидев торчащий нож по самую рукоятку в горле поверженного врага.

– Во даешь! Как ты его красиво уложил!.. Постой. Это же наш попутчик в поезде, что блатовал воевать за Тбилиси.

– Он самый, – безучастно проговорил Лихачев. – Что, братья славяне, принимаем презент от дедушки Шеви*?

К открытому портсигару с русалкой сразу без уговоров потянулись за сигаретами.

– Так и быть, закурим. Тем самым отметим окончание нашей зачистки моими трофейными, честно заработанными…

11

На площади Ленина возле дома правительства отмечали взятие Сухуми. Уже были взяты под контроль основные объекты города: почта, телеграф, морской порт, район Маяка, железнодорожный вокзал, судоремонтный и рыбный заводы, мясокомбинат и швейная фабрика. В здании Сухумского университета подавляли последние очаги сопротивления войск Госсовета Грузии.

Все кто был на площади, кто участвовал в штурме, обнимались, братались до скупых мужских слез между собой. Радость била через край.

Конец войне! Вот она пришла долгожданная победа, которую встретили салютом в вечернее небо из всех видов стрелкового оружия.

Лихачев с другом стояли ликующей толпе вооруженных людей, испытывал смешанное чувство радости и скорби по погибшим товарищам.

- Пойдем отсюда, – сказал он Милахину.

Друзья шли по широкой улице, по обеим сторонам которой росли посеченные осколками пальмы и кипарисы, что вывела их на набережную к морю, где находилась гостиница «Россия». Красивое здание, принимавшее в себя гостей со всего света, теперь было полуразрушено от снарядов «Града».

… Вышли на пляж. На горизонте солнце багровым шаром опускалось в море, посылая друзьям, в обнимку сидящим на берегу, свои прощальные закатные лучи. Денису казалось, что он сходит с ума, когда ему привиделось в облаках, плывущих над морем, подсвеченные солнцем лица погибших Деда и Малыша, смотрящих на них с высоты. Еще немного и они пропали. Лихачев тряхнул головой, словно пытаясь сбросить с себя увиденное им.

–Ты что это? – спросил его, морщась от боли, Милахин. Легкое ранение в плечо ему напоминало о себе.

– Да так, глюк поймал… Долго еще нам, дружище, эта война будет сниться.

Под шум морского прибоя они сидели вдвоем, опустошенные, держа в расслабленных руках автоматы. Оружие, уже остывшее, отдыхало в отличие от своих хозяев, которые еще не могли прийти в себя, поверить, что завтра у них будет первый день без войны. Что не надо идти убивать и ожидать, что можешь сам быть убитым.

Лихачев вдруг вспомнил ранее им где-то прочитанные стихи неизвестного поэта:

Пламенеет над морем закат,

Истекает он кровью вдали.

Ты, Абхазия, помни солдат,

Что в боях за тебя полегли!

С него сходило оцепенение. Он точно проснулся, поверив окончательно, что война закончена.

– Женька! – кричал рядом сидящему другу Денис. – Победа! Это сладостное слово – Победа!!!

*дедушка Шеви – имеется ввиду в период абхазско- грузинского конфликта президент Грузии Эдуард Шеварнадзе.

Василий Макарчук,

1996-2010 г.г.

Гагра- Апшеронск- Хадыженск