И. Карасев. Рудокоп

Post date: Jun 20, 2012 11:17:16 AM

Кубанскому фантасту, кандидату в члены Союза писателей России Алексею Передерееву 6 июня исполнилось бы 44 года

Именно так, еще при жизни Алексея Передерееева я хотел назвать свою статью о нем. О нем и его фантастических повестях и рассказах. Знаю, не все бы ему понравилось в моем опусе. Сразу было видно, когда ему что-то не нравилось. Будто смеркался огонек в его глазах…

Познакомились с Алексеем в тяжелые для меня 90-е годы. Я тогда около года сидел без работы и частенько шлялся от нечего делать по разным литгостинным, литклубам… Все пытался выгодно пристроить свои художественные работы. На одном таком вечере познакомился с шустрой, бойкой такой бабенкой. Представилась женой Алексея - поэтессой Ольгой Весниной. Она-то и настояла показать свои картины знающему человеку - экстрасенсу, целителю, ученику тибетских магов и гендиректору ТОО "Опус". Это потом я узнал, что Алексей был еще и писателем-фантастом, но тогда пришел к нему, как к эксперту по внеземным цивилизациям. К тому же Ольга сказала, что мои картины - это некий код, расшифровку которого в Краснодаре знает только один человек.

Прихватив с собой клюкву на коньяке, я вдруг осознал, что для преодоления охватившей меня робости перед столь уважаемым человеком мне нужен компаньон. Здесь конкурса устраивать было не нужно. Спец по таким делам - моя добрая знакомая по институту Ольга (не путать с другой Ольгой, которая жена Передерева; все поначалу так и было запутанно, как и в моих рассказах из «Выри», которые я вскоре написал).

Алексей произвел на меня неизгладимое впечатление. Встретил он меня на пороге, без протезов, на которых обычно ходил, так вот по-домашнему. Я не сразу сообразил, что здороваться с ним удобнее левой рукой, поскольку правой практически не было. Спустя несколько лет я узнал страшную историю его физических мучений: семимесячным младенцем он чуть было не сгорел из-за несчастного случая. И еще более зловещим казалось то, что случилась беда на православное рождество. С того момента этот день Передереевы никогда не отмечают.

Я уже точно не помню, какие небылицы говорил мне Алексей (а надо сказать красноречием он был наделен нешуточным), но всегда тянуло в эту квартиру, где тогда он жил со своей женой. Сколько интересных было там встреч, однажды даже гадали на Крещение, и блюдце бегало по журнальному столику, не успевая отвечать на наши вопросы. Заходили на огонек автор «Факультета дуристики» Валерий Кузнецов, бывший председатель Союза писателей Кубани Виктор Иваненко… Да сколько было интересных персон.

Но главное, я узнал тогда, что союз писателей существует не только в Москве, но и в Краснодаре. И туда можно вступить.

Так что благодаря знакомству с Алексеем я попал на первый в своей жизни семинар. Первый фуршет, первые знакомства со своими рецензентами - Виктором Ротовым, Александром Стрыгиным и Николаем Красновым. Эти встречи стали для меня судьбоносными.

Потом будет первая моя книга прозы – «Выря» и первыми слушателями будет Алексей и гости его домашнего салона креативного творчества... Кстати, в один из таких вечеров на «передереевских посиделках» мне пришла в голову мысль сочинить язык Арахау, на котором могли говорить самые продвинутые во всей Ойкумене инопланетяне. Ведь в Арахау все человеческие слова становились короче в два, а то и в четыре раза.

…Надо порыться в своем архиве. Где-то ж была эта рукопись… Вот она! На желтой бумаге выведено корявым почерком – «Рудокоп. Задворки фантастического жанра и проза А. П-ва». Всегда представлял Алексея если не рудокопом, то голландским боцманом (Передереев тогда ради прикола растил специфическую бородку).

Сколько книг им написано, не счесть. Но мне больше нравятся его ранние вещи, написанные по наводке его жены, – серия фантастических новелл, в которых происходит олицетворение достоинств и пороков. Пожалуй, самая проникновенная вещь – «Горбун». Вещь глубоко личная и понятно, что себя автор отождествлял с главным героем, маленьким, неказистым с виду, кривеньким, но чертовски талантливым, волшебным, наверное, существом.

Восхищало в Алексее желание не только быть как все (при первой встрече не каждый мог догадаться, что у него не было ног, как у Мересьева из «Повести о настоящем человеке»), но лучше. И просто каскад идей, проектов, задумок. До последнего дня жизни он думал о своем новом детище - журнале мистики и хоррора «Сумрачный гений», хлопотал о конкурсах, призах, пиаре в СМИ. Так получилось, что я последним из его друзей видел Алексея.

Встретились в ресторане японской кухни, в котором он любил бывать в последнее время. Выпили по рюмочке сакэ под водоросли. Потом проводил его до дома (после второго инфаркта ему было трудно ходить), он все хорохорился, бодрился, хотел еще покурить перед сном. А ближе к полуночи мне позвонила на сотовый его мать и сказала, что Леши не стало.

Что-то в душе оборвалось с этими словами и ушло за видимый горизонт бытия безвозвратно. Трудно терять друзей, но еще труднее избавиться от мысли, что не случись то-то и то-то, пожил бы человек еще. Как важно ценить каждый день, каждую встречу. Но все кажется, что все чудесное склонно буднично повторяться в назидание нашей скоротечной суетливости перед вечностью, которую мы не замечаем.

Алексей Передереев

Горбун

Стоило ему появиться среди людей, как со всех сторон раздавался смех...Он старался быть незамеченным, но горб, который был похож на заплечный мешок, выделял Его из обычной толпы.Горожане и ремесленники, покупающие и продающие товар на базаре, как будто бы специально выискивали того, над кем можно было посмеяться и, увидев Горбуна, отпускали в его адрес всевозможные реплики.Ему было больно от того, что над ним потешаются, поэтому попадая на открытое пространство и не имея возможности спрятаться от насмешливых языков, быстро семеня маленькими ногами, карлик пытался укрыться в своем убежище - старой, заброшенной каморке возле базарной площади.Порою целыми днями Он просиживал дома, боясь показаться на людях, и лишь наблюдал за суетящейся толпой сквозь маленькое окно, затянутое паутиной. Но голод все же заставлял покидать жилище, и Он вновь появлялся на базаре: читал стихи, пел песни, получая подаяние, состоящее из овощей и фруктов. Горбун снимал широкополую, дырявую шляпу и низко кланялся дающим в знак благодарности.

После унизительных походов Он запирался в каморке и плакал, сознавая, что не может изменить свое положение. Он был еще молод, но иссушенное голодом и жгучими слезами лицо было похоже на лицо старика.

Успокоившись, он принимался за повседневные дела, что-то напевая себе под нос.

Ночами Его мучили кошмары: Он видел толстые свиные рыла, смеющиеся Ему в лицо. Пробуждаясь задолго до рассвета, Он рыдал, а в ушах продолжал звенеть хохот.

Он зажигал лучину, садился за старый кривоногий стол. Дрожащее пламя освещало мрачную каморку, а на стене появлялась ещё более уродливая, чем сам хозяин, тень.

Поздними вечерами, а порой и длинными, бесконечно длинными ночами Он лепил, и это позволяло Ему забывать о горестях и обидах. Мягкая глина, послушная маленьким умелым рукам, превращалась в чудо. Порой даже голод отступал, настолько сильно овладевало карликом желание творить. Но это не могло продолжаться бесконечно, и голод опять гнал Его на базарную площадь.

Пришла зима, принеся с собой метели, ледяной, насквозь пронизывающий ветер. Она была самой суровой из всех зим, которые пришлось пережить нищему.

Днем, безжалостные голод и холод гнали Его в кабаки, таверны и прочие места, где Ему могло что-либо перепасть. А снежными, томительными вечерами, закутавшись в старый шерстяной, изъеденный молью платок, подаренный несколько лет назад одной доброй крестьянкой, Горбун сидел у маленькой, жарко натопленной печи, и рассматривал пожелтевшие картинки старой, замусоленной книги. Горел огонь, потрескивали поленья...

Он садился за стол и продолжал работать. У него не получалось, Он ломал, начинал вновь...

Шло время. Подходила к концу зима. Перед тем, как уступить права весне, она неистово лютовала, наверное, чтобы оставить о себе память.

Завсегдатаи прилегающих к базару кабаков давно уже привыкли к маленькому Горбуну, появлявшемуся то там то здесь, в неизменной большой шляпе и огромном рваном кафтане из серого грубого сукна, перетянутом теплым платком.

Случилось так, что несколько дней Он не появлялся, но любители выпить и повеселиться этого не заметили. Уже вовсю хозяйничала весна, сильнее грело солнце, и в один из таких дней кто-то случайно вспомнил о маленьком калеке. Без него на базарной площади было скучно.

Но Горбуна не нашли ни в одном из кабачков, куда Он часто заходил. Хозяева только пожимали в недоумении плечами. Но хотелось повеселиться, и несколько человек, бесцельно слонявшихся по базару, решили пойти к Горбуну. Никто и никогда не посещал каморки нищего. Дверь и маленькие окна, затянутые паутиной, навеяли страх на пришедших. И все же людское любопытство взяло верх: в двери долго стучали, заглядывали в окна, но там, внутри мрачной каморки, по-прежнему было тихо. И тогда они вышибли дверь.

Вломившись как стадо, они остановились на пороге от внезапно представшей перед ними картины: их встречал молодой парень с вьющимися волосами. Наконец они опомнились и поняли, что видят перед собой глиняную скульптуру, и только тогда решились войти в каморку...

Тяжелый, спертый воздух ударил им в лица. На топчане, под грязной циновкой лежал карлик. Казалось, Он спал... Кто-то подошёл и толкнул Горбуна, и тут же прозвучал крик:

"Он мертв!" Все как будто оборвалось, наступило молчание...

Его похоронили скромно: просто закутали в холст, положили в ящик и, заколотив досками, маленькой процессией отнесли на кладбище. Как истинно-добрые христиане они помянули усопшего.

Через девять дней, посреди базарной площади, появился постамент, на котором установили скульптуру молодого красивого человека с ясным счастливым лицом, удивительно похожим на лицо Горбуна. Он протягивал вперед руку, сжимая в ней цветок, подобный сердцу. А внизу, у самых ног, была сделана надпись рукою мастера: "Дарую сердце свое людям! пусть оно принесёт им Счастье! Талант".