На одну ступеньку выше…

Людмила БИРЮК, секция «Проза»:

Вячеслав ДИНЕКА, секция «Поэзия» :

– Литературное творчество порою кажется легкодоступным: бери ручку или садись за компьютер, «секунда – и стихи свободно потекут!». Действительно, порою стихи «текут» безудержно, не давая автору времени остановиться и подумать: кому нужна его поэзия? То же самое касается и прозы. Но здесь нужно сделать оговорку. Прозаики – в основном, люди старшего возраста, поэтому они стремятся не только выразить в творчестве «себя любимых», но и запечатлеть для младшего поколения свое время и собственные представления о моральных ценностях.

Странный вывод напрашивается после окончания семинарских слушаний. Прозаики старшего поколения, пережившие тяготы войны, голодное послевоенное время, с доброй улыбкой оглядываются на прожитую жизнь, которая была, пусть не легка, но зато согрета добротой и участием друзей и близких. В то время человек не оставался один на один со своей бедой.

А молодые авторы, которым по возрасту свойственно видеть жизнь в ярких тонах, привезли на семинар произведения, герои которых постоянно страдают от одиночества. Таков, например, мрачный кузнец Федор, бросивший родной дом и невольно повторивший судьбу библейского блудного сына, таков и лишенный материнской любви маленький мальчик Максим из рассказов Натальи Шамовой – молодого прозаика из станицы Курганинской. Молодые одаренные авторы, как правило, избегают современных житейских тем, предпочитая «эротические детективы», «мистические триллеры», или иронические зарисовки, как, например, Светлана Морозова, Ольга Хомич-Журавлева, Екатерина Деларей из Анапы.

Что это? Принципиальное неприятие реальной жизни или элементарное ее незнание? Оправдывать отсутствие жизненного опыта одной только молодостью не всегда правильно, ибо знание жизни порой зависит не от количества прожитых лет, а от наблюдательности, от интереса к людям, к окружающему миру. Можно быть очень молодым человеком и при этом знать жизнь, в чем мы не раз убеждались, читая «Героя нашего времени», «Тихий Дон», «Как закалялась сталь»…

Незаметно промелькнули дни семинара. Хочется верить, что бурные споры на занятиях мастер-класса не пройдут для авторов рассмотренных рукописей впустую, и планка их творческого уровня приподнимется хотя бы на одну ступеньку выше. Невольно возникает вопрос: зачем нам столько писателей, и о чем еще они могут поведать миру? Оказывается, очень многое. Жизнь человечества бесконечна и безгранично стремление человека рассказать о ней.

– Состоявшийся в Анапе краевой семинар начинающих литераторов (название, кстати, многими участниками семинара признано неудачным, и заслуживает, видимо, изменения) оказался весьма успешным не столько даже по литературному содержанию, сколько по удивительной и, прямо скажем, редкой для подобных мероприятий атмосферой доброжелательности и духовным единением всех участников. При этом и сам план семинара, по крайней мере, в поэтической его части, отличался от всех предыдущих. Не было в числе приглашенных какой-то отдельно выделенной «элитной» группы, которой бы уделялось больше внимания, нежели остальным, т.е. не было разделения на «участников» и «слушателей». Всем присутствующим, которые желали быть заслушанными, независимо от степени известности и мастерства, хватило внимания со стороны руководителей семинара, все получили свою долю доброжелательной критики и полезных советов, каждый имел возможность высказать свое мнение о прозвучавших стихах. Вполне в соответствии со стихотворением С. Маршака «Начинающему поэту»:

Мой друг, зачем о молодости лет

Ты объявляешь публике читающей?

Тот, кто еще не начал, - не поэт,

А кто уж начал, - тот не начинающий.

Это несколько затянуло работу, зато позволило более выпукло и полно раскрыть все направления творчества, все проблемы на пути совершенствования поэтического мастерства. Это придало всему форуму особую демократичность и подчеркнуло некое духовное равенство творческих личностей и, в конце концов, даже духовное братство участников семинара.

Может быть, поэтому в ходе семинара было удивительно мало обиженно надутых щек и оскорбленных поз непризнанных «гениев» (хотя – как же без этого – понемножку случались и «щеки» и «позы»). Доброй атмосфере способствовал, неверное, и тот факт, что в Анапу поленилось доехать неугомонное племя агрессивного псевдоавангарда, единственной целью которых на семинарах является, кажется, стремление выделиться над «толпой», показав язык всей ненавистной вселенной, и выразив презрение ко всем присутствующим

Радует и широта охвата – воистину весь край. От Ейска до Анапы участникам пришлось проехать расстояние поболее, чем, скажем, от Амстердама до Кельна, и тем не менее, они приехали – и в немалом количестве.

Еще одно радостное явление – большое количество представленных именно литературных объединений края. Пора уже назвать семинар как-нибудь, вроде: «Краевой семинар литературных объединений». А еще бы раз в три года проводить бы Поэтический фестиваль юга России, привлекая профессионалов и литературные объединения республик и областей южного региона. Это уже, впрочем, мечты… Но, однако…Как много у нас творческого народа, и как же это славно!»

Евгений Петров (Усть Лабинск)

МУЗА И ЧУДО

Этот мотив мне соткали из вечных снегов,

Этот сюжет намели у двери моей вьюги.

Думал ли я, что вдали от людских очагов

Муза и чудо нуждаются остро друг в друге?

Наших поэтов ослабил размеренный быт.

Им бы ударов судьбы, да таких – посильнее.

Вот он – сидит. Ему кажется – музой забыт,

Или вкус жизни пропал – это будет вернее.

Сточены перья – да к черту! – сточилась душа.

Рвется бумага, с ней жизнь изрывается в клочья.

Кто бы ему рассказал, как зима хороша,

Кто б зачеркнул надоевшие всем многоточья!

Мир не застыл, он несется как прежде вперед.

Правда не скрыта, как жаждали этого люди.

Встань и воскресни – сегодня настал твой черед!

Просто живи, твоя муза мечтает о чуде.

Да, нелегко тормозить у последней черты.

Кажется, только оттуда мир можно измерить.

Только вот помнишь, как с музой делили мечты,

Как было просто вдвоем с нею в чудо поверить?

Зимние месяцы вырвали все паруса.

Но в тех краях, где суровые бесятся вьюги,

Муза безудержно верит в свои чудеса,

Муза и чудо нуждаются остро друг в друге.

СТОЛЬКО

Еще дождей тугие паутины

Не охватили сетью города,

Небесная студеная вода

Не расчертила струйками витрины,

Не улетели птицы на юга,

В бездонной выси гордо реют клином,

Знак в шепоте почуяв тополином,

Что в осень здесь никак без очага.

Еще не рвут листву с деревьев бури -

Их желтый цвет обносит ребятня.

Свежо дыханье солнечного дня.

Не видно дна в безоблачной лазури.

В душе все те же росчерки тепла,

Следы надежд и сладостных мечтаний,

Наброски чувств грядущих очертаний

И маята, сгоревшая дотла.

В ней столько песен, нежности и света!

В ней столько мира, жизни и добра -

Сколь в октябре в дождинках серебра,

Сколь паутинок вшито в бабье лето.

«ДЫШИТ...»

«Ну, что, бабуля, надо забирать.

Готовьте паспорт, тапочки в пакете.

Давление сто два на сорок пять

В его-то годы, да при диабете».

Диван разложен, темень за окном.

Сидит больной с отсутствующим взглядом,

Вздыхает поминутно старый дом,

И пустота повисла где-то рядом.

«Сейчас... шаги... пришла, наверно, дочь.

Вдвоем к машине вывести сподручней».

И вот уже ведут больного в ночь,

И дождик сыпет, мелкий приставучий.

«Газель» белеет. Красный с боку крест.

Дверь нараспашку. «Внутрь его кладите!»

В салоне тусклый вспыхивает свет,

Ключом заводит двигатель водитель.

«Нет пульса! Все...» – колотит медсестру.

Крик: «Папа, папа!» По щекам ладони

Наотмашь бьют. Шатает на ветру

Старушку у калитки как в вагоне.

«Ну, что там, дочка?» – еле слышен хрип,

И, кажется, мотор стал чуть потише.

Хлопок двери, калитки старой скрип,

Шуршанье шин и, словно эхо: «Дышит...»

Любовь Орлова (Славянск-на-Кубани)

БАБЬЕ ЛЕТО

Бабье лето волнует и кружит,

Льет потоками нежную грусть.

Еще день, еще два и завьюжит

Листопадом багряным – и пусть.

А сегодня опять догорает

В блеске осени роща берез,

Соловьиную песнь вспоминает

Под наитием стынущих грез

Василий Макарчук (Хадыженск)

***

Осенним утром из распадка,

Вобрав дыханье всей земли,

Ко мне летела куропатка,

Несла на крыльях снег зимы.

Ее стремительный полет

Беззвучен был в небесной сини…

Со мной пусть кто-то назовет

Все это Родиной Россией!

МУЗА

Пустынный берег ждал рассвета.

И было видно сквозь туман:

От сопок нес на крыльях лето

Вдаль моря розовый орлан.

Теперь и я, случайный странник,

Забрел в медвежий уголок.

Устало там кедровый стланик

Над речкой Хузою прилег.

Вокруг держали гордо ели

В мохнатых лапах небосвод.

Под ними глухо, еле-еле

Звучала песнь негромких вод.

Текла по камням к морю Хуза.

Среди ее прозрачных струй

Меня коснулась тихо Муза,

Как в жизни первый поцелуй.

Как будто в платье подвенечном

Среди плывущих вверх горбуш

Она резвилась так беспечно,

Забыв про холод дальних стуж,

То с рук стекала в бликах солнца…

И вместе с ней таежный край

В речную заводь, как в оконце,

Смотрелся робко невзначай.

ЛЮБИЛ Я ЖЕНЩИНУ ОДНУ

Апрельской ночью мы повенчаны.

В ее глазах еще я юн.

Шептала нежно что-то женщина,

Моей души касаясь струн.

Сирени куст ронял прохладу.

Струился свет луны под ним.

Я в нем тонул. И как в награду

Ее волос вдыхал я дым.

Я помню это все, как было,

Давно поверил в это сам:

Она любовью возносила

Меня к притихшим небесам.

Сирени буйное цветенье.

Я сердцем трогал тишину…

И только в памяти мгновенье:

Любил я женщину одну.

РОДИНА

Наотмашь тьма в глаза мне била.

Я шел по пояс средь травы.

Меня ликующая сила

Звала к неведомой любви.

К той самой древней, изначальной,

Чей зов ко мне из мглы веков

Дошел, как звон Руси печальный,

Как свет негаснувших костров.

Колчан и стрелы славянина –

Двуострый месяц над рекой.

Мать снова провожает сына

И вслед глядит ему с тоской.

И храп коней и гул пожарищ

В тиши я слышу наяву.

Быть может, предок мой, товарищ,

Сейчас роняет булаву.

Не плач, а песня после боя

Придет, как вешняя вода.

При свете звездного покоя

Русь неразгаданно чиста.

Дыханье зорь зовет в далеко,

Набатный гул в моей крови –

То, Родина, к твоим истокам

Несет меня поток любви!

Лидия Вдовченко ( Ейск)

ЕЙСКАЯ ЖАРА

Солнце сводит с ума,

не давая ни дня передышки –

накалился бетон,

в босоножках саднят волдыри.

Испарений дурман

да магнитные бури, да вспышки –

Трехголовый дракон

пожирающий мозг изнутри.

Нет спасенья в тени:

сорок градусов – это не шутки,

все цветы полегли,

папиросой скрутились листы…

Догорают они

на земле, словно солнца окурки,

утопают в пыли

островки кружевной красоты.

Я ползу вдоль стены

по щербатым каменьям «Арбата»,*

озираюсь: «Такси! -

и к нему под колеса лечу,-

ради бога, спаси

от пекущего голову ада,

я тебе две цены

за проезд с ветерком заплачу!»

ПАПИНЫ РУКИ

Руки отца мне казались всесильными –

скручены венами, вспучены жилами,

небо кружили, а я пассажиркою —

счастливо фыркаю.

Ближе к семи, только скрипнет калиточка –

я у двери: «Папа, зайка для Лидочки

что передал?» - и гляжу с нетерпением.

Вот и печенье мне!

Прыгну на папину шею пружинкою,

как обезьянка с живыми ужимками,

щеки целую и голову тискаю...

Часики тикают.

Время жестокое память помилует.

Степь исковеркана новой могилою.

Папины руки такие всесильные –

В саване глиняном.