Местоимения

– Я знаю, – сказала Анечка, –

это когда гражданин ложится на женщину.

– А ведь и правда, – восхитилась Нюра, –

такая маленькая, а уже все понимает.

– Правда, – сказала Анечка, –

это такая газета. Правда бывает разная:

ленинградская, комсомольская, Правда Востока – Дер Эмес.

После этого, – сказала Анечка, –

гражданин не должен поворачиваться спиной к женщине

и читать газету. Сначала он должен ласково потрепать ее по плечу

и только после этого осторожно пройти в уборную и уже там

начитаться.

– Ну знаешь, – возмутилась Нюра, –

это всё враки, если не хуже.

– Враки, – сказала Анечка, –

это вранье, т.е. ложь. Ложь бывает всегда одна.

Она лежит в средиземной луже

и смотрит, как всплывают со дна

последние пузыри утопленников.

– Это не лужа, – обиделась Нюра, – а ложе.

– Это больше похоже на ложу, – сказала Анечка, –

небольшого и немалого театра.

Она разлеглась будто в кресле, оперлась на барьер

и смотрит, как разлагаются утопленники.

Еще тепленькие. Они разлагаются веками, получается нефть,

А под веками у нее плавают радужные круги.

Другим для этого приходится разлагаться на элементы.

А ее окружают враги народа,

опутывают глистовидною лентой,

требуют газетку.

– Ну и что? – вспыхнула Нюра и спустила воду.

– Тебя послушаешь и жить не захочешь, – сказала Нюра

и хлопнула дверью.

– Ты знаешь, – сказала Анечка, –

я видела.

Оно белое более

                   белое

                   белее облака

– Знаю, знаю, – обиделась Нюра, – балаболка ты.

Длинное, белое, висит и свистит, чистое, матушка,

                                                           чистое,

это ж исподнее мужнее.

– Да

нет,

правда, – сказала Анечка, – не белье, и не нижнее,

                                                                        нежное.

А

я

истинно видела.

Оно белое более

                   белое

                   белее облака

совсем небольшое...

– Твоя правда, – обиделась Нюра, – скажи сразу уж, малое,

                                                                                         мелкое.

Ну так что ж, что мала

я

болела

я

– Не болела, – сказала Анечка, – а белело,

                                                          белее более,

и не маленькое, а среднее. И на О оно начинается.

– О! – обиделась Нюра. – Заблеяла! О! Обол тебе в зубы передние.

О! Обол в твои зубы молочные – в преисподню со входа парадного.

– Не овца то, – сказала Анечка, – и не агнец, другое животное.

Оно скалило зубы желтые

и ушами лилейными прядало,

молока белее,

и более белизны в нем

вблизи, чем издали,

молокан белей и субботников.

Мне геенны огнь – не агония,

я видала осла спасителя.

А между ног у него болтался фаллический символ.

– Скажи мне, – сказала Анечка, –

что это – нечто?

– Нечто не есть ничто, – сказала Нюра.

– Я тебя не спрашиваю об этом.

– Я тебя не спрашиваю о том.

Я тебя не спрашиваю о том, что не есть ничто.

Скажи мне, – сказала Анечка, –

что это – нечто?

Комната раскрылась как спичечная коробка.

Нюра вспыхнула как спичечная головка.

– Анечка, – вспыхнула Нюра, –

тебе не кажется, что у тебя едет крыша?

– Правда? – удивилась Анечка. Ее голос зазвучал

восторженно и одновременно с тем несколько робко.

– Ловко! – возмутилась Нюра. – Вопросом на вопрос –

это ты можешь, а отвечать –

видимо выше твоего разумения, у тебя, видно, нос не дорос.

– Да, конечно, – согласилась Анечка, – отвечать – это по твоей части.

Скажи мне, – сказала Анечка, – куда она едет?

– Ну что за несчастье! – возмутилась Нюра. – Да разве я – глобус?

– Нет, конечно, – согласилась Анечка, – ты – политическая карта мира.

– Правда? – удивилась Нюра. Ее голос прозвучал

восторженно и одновременно с тем несколько робко.

Раздался выстрел, будто высадили пробку

золотого аи –

это Анечка встала из-за парты.

– Нюры, – сказала Анечка, – не разговаривайте на уроке.

Вы болтаете ну просто как сороки.

И не тяните, пожалуйста, руки.

Да не свои, мои, – сказала Анечка и села за парту.

Со стены смотрели портреты Декартов.

Десять заповедей декламировали в один голос:

"Не сотвори себе кумира".

"Волос долог, да ум..." – витийствовала за окном Северная Пальмира.

– Скажи мне, – сказала Анечка, –

что это – нечто?