Некоторое время назад в стенах Смоленского городского Совета разразился скандал. Некий депутат, нестарый по возрасту, пожалуй, из себя ничего не представляющий, допустил оскорбительные высказывания в адрес бывших малолетних узников немецкого плена. Впрочем депутат, пока был за кадром, оскорблением свои слова не считал. Его знаменитое: "Чем мы обязаны малолетним узникам концлагерей? Тем, что их не добили?" стало предметом реагирования не только самих депутатов, слегка пожуривших неопытного молодого сотоварища, но и органов правопорядка.

Автор настоящих строк долгое время ожидал, что сами бывшие узники расскажут общественности о тех лишениях, пережить которые им пришлось. Но они оказались слишком скромными людьми, не в пример прохвосту депутату, отвечавшему в думе за вопросы этики.

Обидной приметой нашего времени является то, что в разгоревшейся дискуссии у народного избранника нашлось достаточно много защитников обвинявших пожилых людей в том, что будучи детьми они посмели поехать в Германию. По их логике требовать льготы пострадавшие должны частным порядком у государственных структур современной Германии. Каково?

Сам я родился вскоре после войны, следовательно, не могу рассказать адвокатам бравого депутата и ему самому как мог бы поступить ребенок, когда его насильно вместе с другими малолетками отняли у родителей, посадили в вагоны для отправки в Германию, где им уготовили рабский труд. Вероятно, его мать могла бы поделиться с ним воспоминаниями о трудностях собственного послевоенного детства, прививая сострадание к людям обделенным судьбой. Возможно, она и делала это, но для будущего политика история нашей земли оказалась пустым звуком.

В руках у автора настоящих строк оказался материал: воспоминания бывшей узницы, которыми она поделилась с общественностью вскоре после освобождения из немецкого плена. А случилось следующее:

16 августа 1943 года полицейские из окрестных деревень свезли до сотни юношей и девушек на «биржу труда» в село Касплю для отправки в Германию. Принимавший живой товар толстый немец был краток: «Поедете на работу в Германию. Возражения не принимаются».

Среди будущих невольников оказалась и 16-летняя жительница деревни Лакисы Касплянского сельсовета Маша (Мария Алексеевна Двоешкина). Всего из данной деревни в команде оказалось три подростка.

Вскоре подогнали три большегрузных автомобиля куда и погрузили живой товар. Как впоследствии вспоминала Мария Алексеевна, с домом и родителями в мыслях они прощались навсегда.

На станции Рудня всех погрузили в товарные вагоны и через несколько дней состав прибыл в город Найденбург, что в Восточной Пруссии. Во время пути будущую рабочую силу «кормили» лишь палками если кто-то просил попить или же поесть. Проехав несколько дней в плотно закрытом вагоне на станции назначения узники выходили пошатываясь от нестерпимого голода и жажды. Здесь они вдохнули свежий воздух.

Построив в колонну, конвойные отвели доставленных во двор местной "биржи труда". Как это и принято на невольничьих рынках всех вновь прибывших выстроили в шеренги, вдоль которых ходили покупатели - бюргеры. Со знанием дела, с блокнотами, вооруженные пишущими ручками осматривали каждую штуку товара. Делали пометки и записи, ощупывали невольников. Брали, как правило, оптовыми партиями по десять – пятнадцать человек. Один из помещиков отобрал себе сразу 150 человек. В эту партию попали и четверо касплян, в том числе и наша героиня.

Работать рабам ХХ века на полях плантатора приходилось весь световой день без выходных и перерывов. Каторжный режим рабовладельцем соблюдался неукоснительно.

Вместе с русскими детьми работали украинцы, французы, поляки. Вскоре юношей и девушек других национальностей отделили и вывезли в другое место, оставив в усадьбе только русских.

Всем каторжанам велели пришить на груди специальный матерчатый знак с аббревиатурой «ОСТ», что означало Восточный рабочий. Если надсмотрщики замечали, что знак отсутствует, то нарушителя подвергали избиению.

С утра и до вечера лето и осень 1943 года узники трудились в поле. Разговаривать между собой им строжайше запрещалось. За ослушание тоже избиение.

По воспоминаниям Марии Алексеевны в течение лета они убрали картофель с площади до четырехсот гектаров. После картофеля убирали брюкву, свеклу. Босые, без обуви чистили пруды, возили навоз в поле, заготавливали корм для скота. Зимой ухаживали за домашними животными. Отвозили из скотных дворов навоз, задавали свиньям и коровам корм.

Помещик имел 170 коров, несколько десятков лошадей, 400 овец и свиней, сотни домашних птиц.

Кормили их по рациону животных. В обед давали пол литра бурды из свеклы на человека, который узники называли «суп фюрера», да по 200 граммов эрзац хлеба из опилок и других примесей. Ужин состоял из тех же блюд. За 16 – 18 часовой рабочий летний день, как считал рачительный немец, этого было вполне достаточно.

Когда на улице смеркалось, рабов загоняли в те же помещения, где содержался рабочий скот, и на подвесных ничем не покрытых досках они проводили ночи. Даже в это время суток за ними наблюдали, не разрешая разговаривать между собой и выходить на улицу. Так прошел год.

В ночь под 7 ноября 1944 года кто-то из патриотов поджег скотный двор. Возмездие последовало незамедлительно. Среди Восточных рабочих начались аресты, пытки, расстрелы. Многих забивали палками насмерть. Однако дознаться, кто сжег имение фашистам так и не удалось.

Узников вновь собрали в команды и отправили в Найденбург для выставления на новые торги. Мария попала к другому не менее лютому помещику Роберту Бжоске. В имении «Вецхаузен» все повторилось вновь. Только здесь лютовал не сам помещик, а его жена Эмма. К русским у нее было особое отношение. Следуя за невольниками по пятам она постоянно их избивала приговаривая: «Русь свинья ни хотить работать!». Иногда избивала жертву до бесчувствия.

Так более 17 месяцев прожила рабыня Мария в цивилизованном обществе, давшем миру Баха и Бетховена, Шиллера и Гете.

Господин депутат Смоленского городского Совета изысканно одетый в костюм цвета металлик с блёсками и вальяжными манерами может быть прочтет данные строки с брезгливостью к героине. Скорее всего он их не прочтет вовсе. (Впрочем, не для него они и написаны). Свою задачу он видит в функционировании в структурах власти, но не реальной помощи и сострадании к людям.

Сотни тысяч детей разделили судьбу девочки. И не рассказать об одной из них, не по своей воле оказавшихся в рабстве, автор настоящих строк не мог. Мы должны помнить все.

Что касается Марии Алексеевны, то 19 января 1945 года части Красной Армии освободили из германского плена ее и тех, кто выжил в этом аду.

Если она до сих пор жива, то дай Бог ей долгой жизни.

Примечание: В данной работе автор использовал материал интервью, которое корреспондент Касплянской районной газеты «Ленинский Путь» взял вскоре после возвращения Марии Алексеевны Двоешкиной в родную деревню.

25. 03. 2013г.