Переселенческое движение крестьян связанное с голодом в Смоленской губернии 1867 - 1868 годов.
Общие вопросы.
Голодные годы в Белорусских губерниях и в Смоленской в том числе являлись делом совершенно обычным. Недород на полях случался довольно часто. Российское правительство и губернские власти к такому порядку вещей привыкли и поскольку белорусы молча сносили невзгоды, то и особых мер помощи не получали. Мужик терпеливо сносил очередную напасть на свою голову лишь задавался вопросом: чем же он еще прогневил Бога? В такие годы, да и не только в годы недородов, хлеб крестьянские семьи западных уездов Смоленщины, употребляли с различными примесями: например с мякиной (отходы от обмолота зерна), сорной травой лебедой, крапивой и другими на взгляд мужика съедобными добавками. От названия «хлеб» оставался, как бы сейчас сказали, лишь бренд.
Никто не поднимал тревогу в прессе о недоеданиях в белорусских областях. Общественность, раз нет мужицких протестов, тоже не разворачивала кампании в помощь голодающим. О недородах на полях знали губернские чиновники, но не в их интересах было выносить это на обсуждение.
Причиной неурожаев являлась не только скудость местных почв, но то, что крестьяне жили в основном одним земледелием, отходничество не компенсировало то, что недодавала земля. Для занятия ремеслами также не имелось предпосылок. Лесистая местность не оставляла места полям для сеяния хлебов в силу чего наделы отводимые для распашки под хлеб были недостаточны. Между тем платежи за землю оказались ниже всего на один рубль, чем в других местах. Уравнительная разверстка податей явилось следствием произвольного, без достаточного учета местных особенностей экономического состояния региона.
Все же учитывая указанные особенности земские учреждения, которые к тому времени начали уже действовать, в конце 1860-х годов озадачились проблемой.
Комиссия, исследовавшая экономическое положение крестьян Смоленской губернии установила, что зажиточность крестьян восточных и западных уездов различна. Душевой надел в трех восточных уездах составлял четыре десятины земли, в западных три с половиной – четыре. Земля в восточных уездах оказалась менее истощена, скота у крестьян больше. При развитии промыслов, дававших хорошее подспорье, земельный надел представлял достаточное обеспечение для их семейств.
Положение крестьян в западных уездах гораздо хуже чем в восточных. Лугов и кормов в связи с этим у них мало. Восемь процентов дворов не имели ни одной коровы и четыре процента ни одной лошади. Без навозного удобрения урожаи скудные и хлеб крестьяне начинали покупать с января и даже с декабря. Семьи же крестьян, которые имели свой хлеб круглый год, настолько редки, что поименно известны в своих местностях. О помощи оказываемой крестьянам в неурожайные 1867 – 1868 годы будет сказано ниже.
Как утверждают некоторые историки именно 1867 г., когда случился серьезный неурожай в Смоленской губернии и за ним последовал полный голод, то Валуев, бывший тогда министром внутренних дел, вначале отрицал наличие голода и утверждал, что имеются для покрытия нужд крестьян достаточные продовольственные запасы. Однако, когда на места поехали лица, назначенные для расследования и обнаружили, что запасов недостаточно и что крестьяне не только едят различные примеси и суррогаты хлеба: "...древесную кору, глину и проч., но и прямо умирают от голода...", то правительство забеспокоилось. Учредили особый комитет под председательством наследника (будущего императора Александра III), вследствие чего министр Валуев потерял свою должность. Автор не может утверждать - так ли было на самом деле. Все же известно, что министр действительно ушел в отставку в 1868 году.
Есть повод для сравнения последствий неурожая на Смоленщине и такого же явления, которое произойдет позднее в Черноземье и Поволжье осенью 1891 — летом 1892 годов.
Неурожайные 1867-68-е не вошли в анналы не только Российской Империи, но и Смоленской губернии. Стали известны они лишь в связи с отчаянной попыткой крестьян вырваться в те места российских земель где бы им не угрожал голод.
Другое дело недород в вышеуказанные годы в Поволжье. «Несмотря на то, что запасы зерна в системе продовольственной помощи, предназначенной для ликвидации подобных кризисов, на момент неурожая практически отсутствовали деятельность официальных благотворительных комитетов была более активной, чем пособия земств хлебом: кроме обычного пайка крестьяне получали пособия на прокорм скота, было куплено и роздано крестьянам (по льготной цене и с оплатой в рассрочку) 42 тыс. лошадей. Губернские комитеты не только сами организовывали помощь на местах, но и оказывали пособия частным лицам и организациям, выступавшим с различными благотворительными инициативами. Необычной формой помощи было командирование в губернии уполномоченных Комитета, обычно высокопоставленных чиновников МВД или чинов двора; предполагалось, что их высокий статус поможет преодолеть бюрократическую инерцию на местах. Комитет принимал и целевые пожертвования, направляя их по прямым распоряжениям благотворителей, и общие пожертвования; для распределения последних были составлены специальные списки, учитывавшие конкретные нужды голодающих. В числе удачных мероприятий Комитета было прикрепление губерний-доноров материальной помощи к пострадавшим территориям, что позволяло оптимизировать логистику перевозок хлеба. Комитет оказывал помощь также мелким землевладельцам (например, обедневшим мелкопоместным дворянам), которые в хозяйственном смысле не отличались от крестьян и так же бедствовали, но не принадлежали к крестьянскому сословию и не имели прав.
Среди крупных жертвователей Комитета были З.Н. Юсупова внёсшая 100 тыс. рублей, бухарский эмир Сеид - Абдул - Ахад - Хан (100 тыс. рублей), граф А.Д. Шереметьев (50 тыс. рублей), великие князья Сергей Михайлович, Георгий Михайлович и Александр Михайлович (35 тыс. рублей каждый), великий князь Георгий Александрович (30 тыс. станционных путей препятствовали разъезду поездов. Для борьбы с заторами командирован особый уполномоченный полковник А.А. Вендрих, активная и беспорядочная деятельность которого получила большую известность. Беспорядки на железных дорогах стали одной из причин возвышения С.Ю. Витте, который был призван на пост министра путей сообщения в феврале 1892 года как активный деятель, способный быстро справиться с кризисом
Общественность в хлебопроизводящих районах также не осталась в стороне. Лев Толстой, например, не только призывал путем публикации работ в печати помогать голодающим, но и непосредственно участвовал в мероприятиях общественных организаций. Помощь оказывалась и другими видными общественными деятелями.
Действовавшая в 1891 году система продовольственной помощи начала развиваться в царствование Екатерины II, а в её современном виде была учреждена ещё при крепостном праве - в 1834 году. Несмотря на множество мелких уточнений, этот устойчиво действующий механизм мало изменился в своей основе за прошедшие 57 лет. Базовым принципом системы было накопление за счёт взносов крестьянами продовольственных и денежных запасов, которые выдавались крестьянам же в ссуду в случае неурожая. В волостях и крупных сёлах находились сельские запасные магазины (на современном языке — склады), нормативный размер которых составлял четверть (142—150 кг) пшеницы или ржи и ½ четверти (45—60 кг) овса или ячменя на одну ревизскую душу. Ежегодный взнос (для планового обновления запасов зерна) составлял 4 гарнца (1⁄16 четверти) из урожая озимых и 2 гарнца из урожая яровых, то есть 1⁄16 общего нормативного объёма запасов, а выданные крестьянам продовольственные ссуды подлежали погашению за два года (в крайних случаях — за три года). Кроме местных запасов и капиталов, существовали губернские и общеимперский продовольственные капиталы, имевшие только денежную форму. Губернский капитал мог расходоваться исключительно на местные губернские нужды. Основные средства капиталов были сформированы в дореформенную эпоху. В период земств население не делало никаких взносов на пополнение капиталов, которые увеличивались только за счёт инвестирования собственных средств. Капиталы предназначались для закупки хлеба в годы сильных неурожаев, когда товарные запасы в системе исчерпывались. Израсходованный капитал подлежал пополнению также за счёт взносов крестьян». (Данные Википедии о голоде в Поволжье)
Голод в Смоленской губернии в 1867 – 1868 годах. Переселенческое движение крестьян западных волостей Поречского уезда.
Имена первых переселенцев в хлебопроизводящие районы из Смоленской губернии относящиеся к данному периоду исследователям неизвестны. Нужно отметить, что движение начало охватывать не только западную часть губернии, но отмечены случаи переселения и из Вяземского уезда, даже Смоленского, где особых предпосылок к перемене места жительства не имелось.
Как отмечалось, 1867 год выдался неурожайным, особенно недород зерновых коснулся четырех волостей Поречского уезда: Касплянской, Лоинской, Верховской и Иньковской. К тому же летом данного года градом побило большинство посевов. Но скорее всего неурожай был повсеместный и грозил неминуемым голодом. Иллюзий в добыче пропитания при создавшейся ситуации жители деревень не имели.
Если рассматривать в качестве аналогии огонь, охватывающий паклю пропитанную бензином, стоит только поднести к ней спичку, так и здесь, крестьяне внутренне готовые на самые отчаянные шаги пошли на них как только созрели предпосылки. Катастрофа, под названием неурожай на полях, им была хорошо известна и они решились на переселение в Самарскую губернию. К тому же несколько крестьянских семей еще зимой 1868 года выехали туда на постоянное место жительства и, вероятно, переселение прошло удачно о чем они дали знать свои землякам. Летом значительная часть населения вышеназванных волостей пришла в движение. Повсеместно в четырех волостях ближе к весне 1868 года, когда своего хлеба у мужиков давно уже не было, начали собираться крестьянские сходы, для обсуждения вопроса: как жить дальше.
Правители той поры ничем не отличавшиеся от правителей наших дней запрещающих шествия, митинги и прочие общественные мероприятия, поскольку они создают им дискомфорт и могут содержать крамолу, перво-наперво озаботились самовольными действиями крестьян и лишь затем установили причину крестьянских выступлений. Все оказалось просто и совсем не опасно для власть предержащих - люди предвидели наступление невзгод, в связи с чем начали искать выход для противодействия надвигающемуся голоду.
Несмотря на то, что после реформ 1860-х годов у крестьян как бы появились права и личные свободы, губернское руководство оказавшись не в восторге от переселенческой инициативы постаралось пресечь в корне реализацию провозглашенных свобод.
Дело дошло до министра внутренних дел империи. 4 мая 1868 года циркуляром «О соблюдении установленного законом порядка при переселении крестьян» им дано разъяснение о недопустимости самовольного оставления мест проживания. При этом говорилось, что переселявшиеся зачастую не имеют представления о наличии свободных земель на месте их прибытия.
Может оно и правильно, если власти действительно хотели помочь людям, то такие действия действительно явились заботой в приискании свободных земель для развития хозяйства и устройства быта вновь прибывших. Переезд, как правило, сопряжен с такими трудностями, что мало кто из крестьян имел представление на что они идут, оставляя родные края. Нужно много лет упорного труда и неимоверных лишений с целью адаптироваться даже имея определенную поддержку местных властей. Но, вероятно, землякам стало настолько невмоготу, что они были готовы на такие испытания, альтернативой которых могла быть только смерть от голода.
Также в циркуляре указывалось, что переселения без согласования с властями являются противозаконными. Документ перечислял ряд статей закона которые нарушали отъезжающие, в связи с чем им грозили карами вплоть до уголовного преследования.
Порядок переселения был следующий. Крестьянин обязывался представить по месту прежнего жительства «приемный приговор» того общества куда он намеревался переезжать. На основании данного приговора вышестоящее начальство разрешало выезд, а по прибытии на место, уже другое начальство - прием нового члена. Если земли оказывались не заселенными, то местное земельное руководство выдавало разрешительное уведомление. Таким образом отъезд предваряли ряд бюрократических процедур.
Но как крестьянин могла получить разрешение на оседлость в другой местности если ни он сам ни члены его семьи еще там не побывали? В таких случаях община выделяла ходоков из своей среды, снабжала необходимой суммой денег собранных в обществе, заготавливала приговор от своей общины в котором указывались поименно крестьяне которые могли быть уволены по прежнему месту жительства и что претензий к ним со стороны селян у них нет. Продавать имущество, скот, сдавать земли не разрешалось до получения разрешения на переезд, на что особенно обращалось внимание в циркуляре.
Если все же крестьянский сход давал разрешение минуя установленный порядок, то наказанию подлежали не только сами сельчане, но и их крестьянские начальники.
Таким образом мы видим насколько забюрократизированной являлась процедура переезда. Но, для тех времен, даже при самой строгой оценке ее нельзя назвать чрезмерной. Ведь по сути дела отъезжавшие семьи, если им так или иначе не помогало государство, мгновенно превращались в нищих которые могли и не доехать до места назначения.
На практике как мы увидим, в дальнейшем, с самовольно отъезжающими не церемонились. Их отслеживали на станциях отправления и препровождали обратно в деревню. Тех, кто оказывал сопротивление, под воинским конвоем также возвращали домой. При этом имущество которое они заблаговременно продали отнималось у покупателей и вручалось несостоявшимся пилигримам. Все же некоторое количество крестьян ускользнуло от недремлющих стражей порядка. Были случаи когда беглецы пускались на хитрость: грузились со своим скарбом не в Смоленске, а скажем в Рославле или в Ярцево. Там их присутствие не вызывало особых вопросов. Далее, отдавшись в руки судьбы люди пускались в опасное путешествие, для того чтобы на новом месте жительства найти лучшую долю, но может быть .... такую же жизнь, что оставили у себя за спиной.
Выше отмечалось, что часть крестьян уезда выехали в Самарскую губернию еще весной. Выбыли они самовольно, что избавило их от мытарств по месту прежнего жительства. Получили годовые паспорта, выдаваемые обычно для поездок на заработки и семьями без лишнего шума уехали. Однако, поскольку огонь вспыхнул и начал распространяться, а власти были уже начеку, то другие кандидаты на выезд попали в ловушку.
Но для начала следует осветить вопрос: каким образом вызревал прогноз о предстоящем голодном периоде? Например, в Верховской волости 14 марта 1868 года сельские старосты, выборные и прочие крестьяне приписанные к Волковскому магазейному участку на волостном сходе обсудили предложенный начальством казенный кредит. Выяснилось, что семействам предлагается:
«...семенной материал прошлого года с платежом за оный деньгами за половину стоимости хлеба сколько будет его дано, заплатить в настоящем году, а за вторую половину в рассрочку. Вследствие чего поворота мы между собой Постановили. Сей наш Приговор в том, что пособие от казны хлебом с платежом за оный деньгами мы не согласны получить и если благоугодно будет казне выдать нам пособие вместо хлеба деньгами, в чем подлинном подписали-
Сельские Старосты, Выборные».
Вскоре последовал другой приговор, дополняющий первый.
«1868 года апреля 6 дня мы нижеподписавшиеся Смоленской губернии Поречского уезда Верховской волости Сельские Старосты и Выборные предъявили приписанные к Волковскому магазейному участку быв сего числа спрашиваемы в нашем Волостном правлении на Волостном сходе где нам было предложено так как в нашем магазейне в настоящее время на 1298 душ состоит на лицо ярового хлебы 445 четвертей, 1 ситного, 6 гарнцевого какового будет далеко недоставать нужного количества к посеву, то в таком случае желаем мы получить от Казны посева полей ярового хлеба в платежах за оный деньгами за половину стоимости этого хлеба сколько будет его заплатить в Настоящем году а вторую половину в рассрочку. Вследствие чего мы поговоря между собой постановили сей наш приговор в том, что Пособие от Казны яровых хлебов с платежами за оный деньгами мы не согласны получить и если благоугодно будет правительству выдать нам пособие вместо хлеба деньгами в чем просим наше правление представить сей приговор». 14 марта.
Приговор передан Посреднику 2-го участка 8 апреля №144.
Таким образом, как говорится, стороны не сошлись в цене. Власть хотела подороже продать свою помощь, да к тому же нечего было продавать - хлебный магазин не мог обеспечить потребности крестьян, а крестьяне в свою очередь, не хотели кабальных условий. Магазины или по терминологии крестьян «магазейны» были своего рода страховочными пунктами откуда крестьянин в случае затруднений мог получить ссуду. Однако возвращать заемное никто не спешил в силу чего магазины постепенно пустели. Так было повсеместно.
Все лето 1868 года на имя Смоленского губернатора шли ходатайства как отдельных законопослушных крестьян так практически почти целых деревень с просьбами дать им отпускные в хлебопроизводящие районы.
Пускались даже на маленькие хитрости. В своих письмах делали ссылки на якобы имеющиеся указания центральных властей о недопущении чинить препятствия отъезжающим. Но скорее всего мужики по своему интерпретировали регламентирующие переезды инструкции.
В качестве примера хочется привести одно из писем, а их было несколько и от разных лиц, из моей родной деревни Гвоздевицы, где часть крестьян, среди которых был и прапрадед автора Ануфрий Фомин просили губернатора разрешить им выезд за пределы губернии.
ПРОШЕНИЕ
«Имеем в виду, что согласно объявленного Высочайшего положения и всем году подтвержденного Циркуляром Главного Штаба от 4 января сего года за №3 с устройством быта отставных и бессрочно-отпускных нижних чинов, так равно и по распоряжению правительства есть вызов и крестьян в отдаленные и многоземельные губернии, что желающие могут водвориться и переселиться на жительство, именно в в Новоудзенский уезд Самарской губернии на 2-х участках под названием Кузенбаевского и Александровского, но каких по случаю неурожая в наших наделах земли с давнего времени мы со своими семействами терпим крайнюю бедность и нищету оттого совершенно умираем с голоду без пропитания потому-что прошло несколько лет тому назад, что не имеем решительно никакого скота и не имеем никакой лошаденки, почему семейства наши питаются кое как милостынею, по дороговизне хлеба в настоящее время никак не можем пропитываться и сверх того нас крайне стесняют и взыскивают за уплату государственных, земских и прочих повинностей которые мы не можем на будущее время уплачивать.
А потому со слезами осмеливаемся всепокорнейше просить Ваше Превосходительство по случаю выше изложенных крайних и бедственных обстоятельств сделать свое зависящее начальническое распоряжение о скорейшей отправке нас с семействами для водворения о переселении в отдаленные многоземельные губернии или вышеуказанное место Самарской губернии или куда будет угодно начальству и правительству на казенный счет надобности нашей, а земли состоящие за нами принять в казну и опоследующих не оставить нас страждущих с голоду со своими семействами и оградить правилами Государственных узаконений на что и будем ожидать скорейшего уведомления по месту нашего жительства относительно отправления и увольнения нас от волости.
Июня 12 дня 1868 года. Указаны пять имен за которых руку приложил отставной унтер-офицер Иван Павлов».
И вообще, интересный вопрос подписи под различного рода прошениями со стороны крестьян. Все они, может быть за исключением отставных солдат, ввиду неграмотности не могли поставить свои подписи на ходатайствах. В таких случаях за них расписывался отставной служивый. Чаще всего встречаются подписи унтер-офицеров. Делалось это по всей видимости для придания солидности и авторитетности обращения. Унтер-офицер он и есть унтер – офицер. И вообще в те времена, скорее всего, бывших унтер – офицеров не бывало. Всюду им оказывались почет и уважение.
Таких писем из разных мест уезда было множество и все они - мольба о даче разрешения на переезд. Иногда ходатайства подписывали до половины жителей деревни. В краткой заметке нет надобности приводить все письма и просьбы крестьян. Стоит только сказать, что в Поречском уезде выразили желание поменять место проживания жители 83-х селений с числом ревизских душ в 1283, тогда как общее число ревизских душ в данных селениях было 3788.
Ну, да, ладно. Тем временем Смоленский губернатор 10 июля 1868 года сделал отписку министру внутренних дел, где доложил о принимаемых мерах в решении вопроса обеспечения продовольствием жителей уезда и той разъяснительной работе, что проводилась среди населения. Там он описывал действия крестьян отправлявших своих ходоков в Самарскую губернию. Однако некоторые общества за неимением средств не имели возможности снарядить представителей и просили губернские власти посодействовать им в переезде. Цель властных структур была совершенно понятна – удержать крестьян на своих местах.
В конце письма губернатор даже посетовал, что некоторые старосты вместо разъяснительной работы среди населения сами способствовали выезду крестьян. Так, в качестве примера, им приводилось поведение двух старост Касплянской волости: Макара Ивановича Заломаева и Иньковской: Канкрата Емельянова. Этих он подозревал в скупке имущества у отъезжавших. И вообще верхушка деревни всячески подогревала переселенческие настроения, так как надеялась получить бо'льшие наделы земли за счет выехавших.
С целью проконтролировать умонастроения жителей поселений вышеуказанных волостей на места направили комиссию.
Таким образом, вместо хлеба жители пока что получили приезд вице-губернатора и жандармского полковника. Те доходчиво объяснили, как заблуждаются люди, будто у них есть право свободного передвижения по России. Жандармский офицер попутно отнял у покупателей проданное имущество и возвратил его несостоявшимся переселенцам.
Получил задание и Поречский уездный исправник. Свое видение проблемы он также изложил в рапорте, что также было доложено министру внутренних дел.
Между тем, после того как министр внутренних дел дал указание Смоленскому губернатору непременно задержать всех потенциальных переселенцев на местах, крестьянами заинтересовалось Управление горными и соляными частями войска Донского в городе Новочеркасске.
Поскольку казачеству нужны были инородцы для работы по не совсем престижным, так скажем, профессиям на каменноугольных работах то руководство Управления обратилось в Губернское Смоленское по крестьянским делам присутствие, где выражало согласие принимать крестьян Смоленских деревень для работы на рудниках. Переселенцам предлагался, выражаясь современным языком полный «социальный пакет». По прибытии рабочий мог получить подъемное пособие, участок земли под строительство жилья и приусадебных построек, денежные средства на обзаведение хозяйством в том числе и домашними животными. Не знаю, может казачество мягко стлало нашим мужикам, да потом они бы жестко спали. Тем не менее предложению не суждено было сбыться. К тому времени Смоленский губернатор уже имел указание министра внутренних дел не выпускать крестьян за пределы губернии. Кто же налоги бы платил в казну? К декабрю 1898 года подоспело указание не только полностью прекратить брожение среди крестьянских умов, но и обратить внимание на тщательный отбор кандидатур на должности в общественном управлении, в том числе мировых посредников, волостных старшин с утверждением кандидатов на данные должности начальником губернии. Кроме того предполагалось разработать новые правила по переселению крестьян, по всей видимости с целью ужесточения порядка переселения.
Откликнулись, видимо с подачи министра Внутренних дел, и губернаторы Самарской и Оренбургской губерний. Как и следовало ожидать, там не оказалось земель свободных для заселения.
Не обошлось без курьезов. 18 сентября 1868 года в Смоленскую губернскую канцелярию пришло письмо где управление госимуществ Самарской губернии сообщало о появлении на территории губернии поселенцев. Так, например, из деревень Ласени и Баркаши Лоинской волости прибыли крестьяне Силантий Дмитриев, Дмитрий Миронов, Спиридон и Егор Сидоровы которые ходатайствовали о поселении их на казенных землях. Но вопросы руководства Самарской губернии вызвал не сам факт приезда людей, а мотив которым они руководствовались покидая родные места. Самарское начальство крайне удивило то, что четыре десятины земли, на ревизскую душу, которые имели приезжие по прежнему месту жительства, оказались недостаточными для зажиточной жизни. К чести Смоленского губернатора он дал ответ, где обстоятельно объяснил, что такое четыре десятины Смоленской земли и какой урожай с нее можно получить.
Возвращаясь к вопросу о продовольственном кризисе в Поречском уезде следует сказать, что все же, в конце концов, помощь нуждающимся поступила. По окончании летнего сезона Губернское Земское управление доложило Смоленскому губернатору что для удовлетворения нужд в продовольствии и обсеменении озимых полей в уезд направлен член управы Д.А. Нелидов для закупки хлеба потребного для выдачи пособия. Для приобретения зерна Нелидову вручено пять тысяч рублей, а члену Поречской уездной управы выделено семь тысяч рублей. Сверх того в Поречскую уездную управу отписано восемнадцать тысяч рублей из ста шестидесяти тысяч вновь ассигнованных на обсеменение полей жителей смоленской губернии.
Сведения из других источников. «В результате организованной работы, за счет полученной от правительства ссуды и собственных губернских денег был закуплен хлеб в Орловской губернии и направлен на переработку на предприятия Смоленской губернии. Председатель губернской земской управы Н.А. Мельников в 1868 г. писал: «Таким образом, за два года были истощены все хлебные запасы сельских магазинов, израсходован почти весь губернский капитал и из общего по империи продовольственного капитала 1 072 000 рублей, которые легли неоплатным долгом на губернию».
Ещё данные. «Будучи наследником российского престола, цесаревич Александр Александрович (Александр III) занял первую в своей жизни государственную должность - председателя Особого комитета по сбору и распределению пособий голодающим. В 1868 году вследствие неурожая хлебов в ряде губерний (особенно Смоленской) наступил страшный голод. Как свидетельствовал современник, "наследник, человек сострадательный, очень жалел крестьян, оставшихся с пустыми закромами, и жаждал как-то помочь им". Комитет решил закупать хлеб крупными партиями по стабильным ценам и отправлять его на места пораженные бедствием. Для этого цесаревич Александр выпросил у отца, императора Александра II, один миллион рублей личных (не государственных) денег.
Ну, и наконец, не могла же все это время общественность глухо молчать. Ниже приводится фрагмент статьи из печатного издания «Москва» от 4 октября 1868 года. «По поводу переселенческого движения".
"... Мы со своей стороны передадим читателям несколько фактов: может быть, таким путем легче раскроется и выяснится многое, нами не знаемое и не понимаемое ... Остановимся на этот раз на Смоленской губернии, как на местности, в которой современный народный порыв к переселению выразился сильнее, чем в других.
Еще в начале прошлого месяца один из наших корреспондентов (№121 «Москвы»), писал нам, что несколько волостей Ельнинского уезда, доведенных до отчаяния, решились выселиться во что бы то ни стало и отправили ходоков в Петербург просить о выселении куда бы то ни было. Кроме того, мы имеем положительные известия, что в уездах Духовщинском, Бельском и Поречском – то же прискорбное явление: народ толпится в волостных правлениях, просят записывать в какие-то книги имена желающих, - а желающие чуть не все поголовно; в каком-то чаянии лучшего, многие не засевают полей, приискивают покупателей на усадьбы, на скот, уцелевший от голода и от взыскания недоимок... Чтобы лучше понять силу этого народного движения, мы передадим его словами официальных бумаг.
Начавшиеся, так называемые «самовольные», выселения из Поречского уезда обратили на себя внимание местного начальства: г. вице-губернатор, вместе с жандармским полковником, объездил весь уезд и представил губернатору подробный отчет о своей поездке. Эта официальная бумага, вместе с рапортом по тому же предмету поречского исправника, была передана в Смоленское губернское земское собрание и обсуждалось в заседании собрания 7-го прошлого июля. Вот, что говорят эти документы:
«Крестьяне, пишет г. вице-губернатор, задумав переселиться, начали распродавать свое имущество еще зимою и распродали оное постепенно; затем, с согласия сельских обществ, брали годовые и полугодовые паспорта в разные губернии для приискания заработков и уходили семьями... Первые семейства начали уходить в конце марта и в апреле сего года, но в малом количестве; а усилилось движение в конце июня...». Поречский же исправник доносил губернатору, что « движение это обнаруживается все более и более, и если бы не противодействующие меры, то дошло бы до громадных размеров...». Меры эти, сколько мы можем судить, состояли в насильственном возвращении крестьян и в водворении их на прежних местах.
Еще с зимы началась распродажа имущества, с марта стали уже двигаться целые семьи, - и до июля ни одной предупредительной меры, ни одного распоряжения о раскрытии причин такого явления! Что же делали власти? Что делали мировые посредники? Где «деятельная» смоленская земская управа? На все эти и на десятки других вопросов, рядом с ними возникающих, ответят впрочем следующие факты, которые мы сейчас передадим.
Правила о переселении, циркуляр по этому поводу министра внутренних дел, как свидетельствуют нам те же официальные бумаги, были объявлены и разъяснены крестьянам еще прежде и совершенно ими усвоены; следовательно, не ложное или злонамеренное истолкование тех правил и циркуляра, как нас в этом не раз старались уверить, было поводом к народному движению. Нет сомнения, были случаи и неправильных толкований, но, кроме того, что источник подобных неправильностей кроется большей частью не в злоумышленных искажениях текста, а в общем настроении крестьян, мы никак не можем допустить, чтобы два-три неправильных истолкователя могли увлечь целые уезды, если бы они уже не были к тому подготовлены. Чем же? Это мы узнаем из тех же официальных бумаг, переданных смоленскому земству.
Господин поречский исправник, с хладнокровием искусного хирурга, вскрывает нам отчасти тайну народного недуга:
«Вследствие затруднительного в настоящем году положения по продовольствию крестьян государственных имуществ вверенного мне уезда, Верховской, Касплинской, Лоинской, и Иньковской волостей, крестьяне одиночки, обремененные семействами, распродали на покупку продовольствия скот и другое имущество; не удовлетворив же этим своих нужд по продовольствию, приступили к распродаже засеянного хлебы, построек и всего остального своего хозяйства, и под предлогом заработок забирают свои семейства с целью переселиться в другие губернии...». «Безысходное голодающее состояние крестьян, пишет он далее, - поселило в них дух отчаяния, недалекий до беспорядков, отстранить который только возможно утолив их голод...».
С содроганием читаем эти строки и начинаем смутно понимать истинную причину выселений... Но пойдем далее за официальным рассказом:
«Главною причиною, этого движения, пишет г. вице-губернатор, должно считать недостаток продовольствия, вследствие неурожая прошлого года и в особенности непринятия своевременных мер к обеспечению продовольствия...». Крестьяне Иньковской волости положительно объявили ему, что «семейства их нуждаются в дневном пропитании и что, не имея надежды на получение семян для обсеменения озимых полей, тем более что часть урожая сего года истреблена бывшем в недавнем времени градом, они отправятся с семействами искать заработки в другие губернии. На все убеждения мои и г. полковника Соколова они продолжали повторять, что здесь семейства их умрут с голода, что ходоков посылать им не на что, что они лучше пойдут сами со всеми семействами, и что если их воротят с дороги и подвергнут тюремному заключению, то это все-таки будет лучше, чем умирать дома от голода, в виду незасеянных полей».
«Безысходное голодающее состояние», «недостаток дневного пропитания», «лучше в тюрьму, чем умирать дома от голода», - «без надежды на получение семян – для обсеменения полей...». Вот они истинные причины народного движения: с отчаяния, с голода, при неимении ни хлеба, ни заработков, а главное – при обманутых надеждах на содействие органов власти в борьбе с грозною бедой, убежишь в степь, поверишь Рифею, погонишься за самым невероятным призраком благодати! Не до соблюдения тут правил о переселении, установленных петербургским циркуляром: он приказывает заявить о желании, после ходоков для осмотра и выбора земли, и потом ждать, терпеливо ждать, пока испишутся все отношения, предписания, рапорты и т. д. Но голод не тетка – говорит народная пословица – и не стать ему ждать конца многописанию; все уже распродано: скот, земля, одежда есть хотят и мать, жена, грудной ребенок, лишившийся материнского молока, - а тут еще несоразмерно высокие подати да повинности... Помощи нет ни откуда: «не приняты своевременные меры к обеспечению продовольствия», «крестьяне не имели надежды на получение семян», канцелярским слогом гласит официальная бумага. Как это? – с изумлением спрашиваем мы: на Смоленскую губернию, не с нынешнего, не со вчерашнего дня было обращено все должное внимание: комиссия под председательством Государя Наследника, дала ей обильную помощь; московский отдел той комиссии пособил ей щедро и скоро: земству отпущен миллион рублей на производство дорожных работ с единственною целью – воспособления нуждающимся крестьянам Смоленской губернии; смоленская губернская земская управа не раз и не два печатно заявляла о своей деятельности – неусыпной, плодотворной и т.п. И при всем этом, голодают не один Петр или Иван, не одна волость, а целый уезд, - не один Поречский уезд, а и другие...».
Что характерно, обратила внимание на проблему общественность совсем другого региона. Местная общественность вероятно привыкла к подобным явлениям.
Так закончился один из многих - неурожайный год ставший достоянием гласности лишь благодаря отчаянной попытке земляков-белорусов ненасильственным путем изменить свою жизнь к лучшему.
08.11.3013г.
Источники, использованные в работе.
1. ГАСО. Фонд 172. Опись 1. Дело 1455.
2. Н.П. Огановский «Очерки по истории земельных отношений в России». М., 1911.
3. А.В. Чаянов. Крестьянское хозяйство: избранные труды. Экономика, М. 1989.
4. Л. Н. Толстой. «Голод или не голод». Статья. Собрание сочинений. Т.29. 1954. Москва. Государственное Издательство.
5. А.С. Ермолов. Неурожай и народное бедствие. 1892. СПБ.
6. Журнал «Отечественные записки» Октябрь 1868 года. СПБ.
7. В.И. Семевский. «Крестьянский вопрос в России в XVIII и первой половине XIX в»., т. 1. СПБ, 1888.
8. Данные Википедии о голоде в Поволжье и Черноземной полосе.