Генная память

Было ли это, не было - судите сами. Сейчас, пожалуй, и я бы не стал кого-либо убеждать в правдоподобности случившегося со мной.

А началось все с того, что я безнадежно заблудился. Три часа метался по сырому захламлённому лесу, по мокрым, мшистым болотцам и в конец обессилел. А минуты торопливо наращивались. Еще час ... Еще ...

Вот и сумерки загустели, и с ними росла тревога, граничащая с отчаянием.

Но что-то удерживало меня на этой грани - чудо ли, предчувствие ли. Вскоре я обнаружил малоприметную тропинку, причудливо петляющую среди деревьев, обнаживших свои корневища. Но она показалась мне милее городских наезженных дорог. И я пошел по ней, сначала спотыкаясь, останавливаясь, но приноравливаясь к обстановке, и все более убыстряя шаги.

На заросшую кустарником поляну выскочил почти бегом. Это был обещание конца блужданию. По всем приметам, тропинка вела к жилью. И я все торопливее устремился вперед.

Вот и лес остался позади, поляна незаметно перешла в поле. Впереди на небольшом холме замаячил силуэт не то часовни, не то маленькой церквушки.

Куда делась усталость! Я летел, как на крыльях. И тропа, незаметно превратившаяся в дорогу, действительно привела меня в деревню. Правда, дойдя до ветхой, вросшей в землю часовни, я понял, что это скорее даже не деревня, а деревушка - пяток изб, разместившихся на берегу небольшой, тихой в этот вечерний час, речки. Лес в том месте, где речка делала крутой поворот, когда-то неохотно отступил от нее. Отступил не без вмешательства человека, отвоевавшего для себя эту луговину. Здесь был его дом, его селище. Оно не сильно разрослось с той поры, как первый топор звякнул в лесной чаше. И у меня мелькнула мимолетная мысль, что отступил лес ненадолго, отступил и настороженно застыл поодаль, в ожидании своего часа, который непременно придет. И тогда он двинет вперёд первых своих разведчиков - молодую поросль лиственничных. Потом, когда они укоренятся, в их тени взрастут и хвойные. И так шаг за шагом лес вернет своё обратно, сокрыв среди стволов своих следы человеческой деятельности.

Чем ближе был я к домам, тем быстрее уходило-таяло радостное ожидание первой встречи. Его вытесняло чувство неявной тревоги, все более гнетущее и беспокоящее.

Духом запустения повеяло от заколоченных окон.

И с каждым шагом всё плотнее сгущалась тишина. Я страстно хотел услышать какой-либо звук, подтверждающий, что здесь кто-нибудь есть. Мои чувства обострились до предела, но напрасно. Кругом царило безмолвие. Лишь растревоженное сердце шумно гнало кровь к голове и билось набатно в груди.

Я видел такие деревни, покинутые хозяевами. В них не любят бывать местные жители. Над ними, кажется, висит какое-то страшное заклятие. Мне они чем-то напоминают кладбища, где каждая изба стала надгробием прошлому, с которым так безжалостно порвало настоящее. Эту тягостную картину нередко усугубляют туристы, совершающие налеты на покинутое жилье в поисках икон, старинных книг и домашней утвари. В стремлении обладать этой экзотикой они устраивают в деревнях настоящие погромы.

Что же может быть страшнее вот такого кладбища, забытого людьми, да к тому же разграбленного лихоимцами!

Но открывшаяся мне безлюдная деревенька ещё хранила неостывшее человеческое тепло. Казалось, что хозяева отлучились лишь на минутку. Вот-вот вернутся, и привычный жилой гомон заполнит все вокруг...

Чувство тревоги куда-то ушло, на смену его давяще легла безмерная усталость. Мне стали безразличны и недавние тревоги, и страхи. Я жаждал одного - укрыться от дождя и выспаться. Но где это можно сделать? Остановившись, я принялся разглядывать одну за другой избы, потемневшие от долгой и нелегкой жизни. И они, казалось, конфузливо скашивали куда-то в сторону темные глазницы окон. Ни огонька, ни дымка...

Я пошел туда, куда повели ноги, - к избе, что расположилась ближе всех к дороге. Шел, как в полусне. По мере приближения к ней во мне всё более нарастало предвкушение – ожидание чего-то невероятного. Помню, что входная дверь удивительно легко поддалась моему неуверенному, робкому толчку. Вторая же, что вела из сеней во внутрь жилой части, вообще была приоткрыта. В мерцающем полумраке я увидел слабо тлеющий огонек лучины. В его желтоватом мерцании мне привиделась на столе краюха хлеба и чаша полная живительной влаги. Кто-то меня ждал?! Всё дальнейшее странным образом смешалось в моем созании. Сон и усталость притупили во мне все чувства. А дальше был сон, в который я провалился мгновенно, как в глубокий омут. Сон чудесный и странный. Сон - сказка. Сон - исповедь. Впрочем, судите сами.

* * *

Вдруг зашумел вокруг лес - солнечный, светлый, населенный высокими стройными деревьями, не боящимися самого сильного ветра. Они рады ему, гибко, словно в танце, резвятся под его напором. И в этом чарующем танце жизни покачиваюсь и я - частица могучего леса.

Быстро чередуются периоды роста и застойной дремы, когда так мало света, тверда и холодна земля. Я все расту, становлюсь все выше и сильнее, пока острая боль где-то внизу у корневища не поражает меня. Она рвет мое тело, и вдруг ломая ветви, я стремительно лечу к земле. Медленно и ноюще утихает-тает боль, а с ней ухожу и я. Ощущаю лишь, как гулко сотрясается лес - это падают мои братья и сестры. Что-то острое продолжает терзать мое тело. Спустя какое-то время неведомая сила отрывает меня от земли и возносит ввысь. Я чувствую - рядом мои собратья. И постепенно начинаю вновь осознавать себя, но не тем одиноким, хотя и могучим деревом, а чем-то совершенно иным. Я - часть целого. Нас роднят общие воспоминания, мы не забыли о прошлом, не умерли, а обрели новую форму и новую жизнь.

Я, потеряв былую подвижность, радуюсь теперь покою, радуюсь тому, что стал приютом для перевоплотивших меня в нечто иное, неосознанное ещё, таких сильных и таких слабых существ, хранителем их очага, их счастья. Они, отняв у меня прежнюю жизнь, вдохнули новую. Что ж, я простил им это, я благодарен за обретённое. Но они так недолговечны. Уход любого из них уносит частицу и моей новой жизни. Много их ушло в небытие. Я долго жил...

Но пришел тот день, когда последний из них попрощался со мной - нами. До сих пор помню тепло его рук, касавшихся меня. С той поры поток неторопливого время уносит меня все дальше, и всё реже я просыпаюсь.

Но я все еще сопротивляюсь ему. Я жду… Я надеюсь… Быть может, новый приход этих беспокойных существ принесет мне иное пробуждение, а с ним и жизнь иную ... Если они захотят этого, если они будут со мною. Но время идет, я слабею...

* * *

Меня разбудил луч солнца, бесцеремонно ворвавшийся в избу. Путая сон с явью, я с трудом вспомнил события минувшего дня. Так и не осознав того, что же со мною приключилось, заторопился в дорогу. Уже стоя на пороге, запоздало оглянулся - пусто и чисто было на столе. Привидится же такое! - мой рациональный ум мгновенно нашел объяснение всему. И успокоенный я вышел. Но, притворяя дверь, почему-то приник лбом к притолоке и ощутил томительное чувство утраты чего-то очень дорогого и давно забытого.

А потом был долгий обратный путь домой. Другие поездки, какие-то кажущиеся очень важными дела и заботы. И вроде я совсем забыл эту странную историю. Но схлынула с годами жадность к сиюминутной суете, все устоялось вокруг и в моей душе. И наступил миг, когда я снова увидел этот сон.

Неужели не порвались ещё те хрупкие нити родства, что связывали нас с окружающим миром, с породившей нас природой? Неужели она еще способна вот так достучаться до наших урбанизированных душ? И в мучительных поисках ответа на эти беспокоящие меня вопросы, я нахожу минутное успокоение, прикасаясь к древесной грубоватой коре лесных великанов.