etelzon-michail-2014-8-1

Поэзия диаспоры

Михаил ЭТЕЛЬЗОН (США)

Родился в Виннице, учился и работал в Ленинграде. Окончил Ленинградский политехнический институт и Московский институт патентной экспертизы. Победитель «Эмигрантской лиры» (2009), поэтического конкурса журнала «Чайка» (2011), лауреат поэтического конкурса «Золотая осень 2004». Публиковался в многочисленных сборниках стихов, в периодике: «Арион», «Нева», «Новый Журнал», «Интерпоэзия», «Слово/Word», «День и Ночь», «Чайка», «Новое Русское Слово», и др. Имеет более 25 публикаций в «толстых» журналах «Журнального зала». Автор книг: «Под Созвездием Рака», «Соло» и «МеждуМетие». В настоящее время живёт в Нью-Йорке.

Михаил Этельзон – поэт прямого высказывания, многие его стихи почти сюжетны, повествовательны, что могло бы послужить упрёком иному автору. В ситуации с Этельзоном эти качества текстов оборачиваются поэтическими достоинствами его творчества. Бытовой, житейский факт в интерпретации автора превращается в художественно осмысленное произведение. Броская рифма, богатая аллитерацией строка, экспрессия, публицистичность в её лучшем смысле – характерные приметы его поэтической речи.

Д. Ч.

ЭМИГРАЦИЯ

Это линия, черта, грань, граница, заграница,

за которой ни черта – всё кончается, кренится,

за которой ты никто, ты нигде, ты не родился,

ты преступник, понятой – сам собой распорядился,

соучастники твои по этапу, по цепочке,

в неизвестность на двоих – через цепи ради дочки,

оставляя мир и мор – и роддомы, и могилы,

объявляя приговор и чужим, и самым милым,

в немоту и глухоту, в темноту и наважденье,

всё меняя на ходу – жизнь, страну, идеи, деньги,

наконец-то не боясь, говоря о сокровенном:

из какой ты грязи князь, что за кровь течёт по венам...

Это новый материк и оборванные нити,

плач родных, таможни крик, жребий твой, а не планиды,

и в руке последний грош, и судьба, что ты кроишь сам,

и земля, где ты умрёшь, и родишься...

И родишься.

С БРУКЛИНСКОГО МОСТА

Въедешь в Манхэттен с Бруклинского моста,

ахнешь от вида, ухнешь по тормозам,

вот они – шпили, высятся на местах,

бьющие в небо, в нёбо и по мозгам;

вот они сети стритов и авеню,

жёлтые лихорадочные такси,

глотки витрин и вывесок – сome in, уou!

шоу бродвейских опиум и токсин.

И забываешь будни свои и дни,

втуне и тине тянущие на дно,

только откройся, звуки в себя втяни,

сотни наречий, расы, наряды...

но

не растворяйся, не исчезай в толпе,

с мира по нитке ткущих живую ткань…

пусть растворяясь, силы дают тебе

снова вернуться в бруклин – тьмутаракань.

МАНХЭТТЕН

Как допотопный ящер,

внушая миру страх,

уверенно стоящий

на лапищах-мостах;

вцепившийся в соседей –

Нью-Джерси, Бруклин, Квинс,

сквозь уличные сети

смотрящий в даль и высь;

шипами небоскребов

распугивая птиц,

кроя небес утробу

и облачный батист,

шипящий и ревущий,

на то и остров – остр,

на части часто рвущий

людские души – монстр;

запретный и заветный

и плод, и дикий зверь –

на въезде в заповедник

народов, рас и вер.

ВИННИЦА

Не виниться мне перед Винницей,

не виниться ей предо мной,

всё иначе за далью видится,

да и сам я вдали иной.

Замурована в Муры Винница¹

и расписана по чинам,

словно жизнь моя, половинится –

Южным Богом рассечена.²

Коцюбинского или Порика –

с днём рождения и прощай:

обжигая меня без пороха,

город выбросил, как праща.

Над лесами и над болотами

долетел до чужих земель,

с перелётами-переплётами

и обиду забыть сумел.

Затянулись рубцы на памяти –

затерялись среди других,

но из прошлого не пропала ты –

там друзья мои и враги.

Строя новые над могилами

ставки, офисы, этажи,

не накажут и не помилуют –

исковеркав мою фамилию,

помянут, шо когда-то жил...

¹ Муры – стены иезуитского монастыря (1610г.).

² Южный Бог – древнее название реки Южный Буг.

НЬЮ-ЙОРК – СМОЛЕНСК

В. Лаврову

Письма медленные из Смоленска,

и оборванные в хвосте...

интерниточка – тоньше лески –

не выдерживает вестей...

И читаются с переводом,

открываются не всегда,

только в адресе есть – «Володя»,

рядом «Кара» – твоя беда.

Просмолённый, в сети посетуй

за Оку и за океан,

рассылая мольбу по свету –

грешен, брошен и окаян.

Я и сам бы, да не умею –

больше верю простым стихам,

как твоим, посвящённым Меню,

от которых я затихал.

Дошепчись, докричись до Бога –

до оглохших его ушей...

Не услышал... Помог Набоков –

вместе с Гатчиной он в душе.

От музея и встреч теплея,

я разглядывал потолок,

словно бабочка до дисплея,

изучал над собой «сачок».

И вещал, как в горах Синая

Моисей, получив Завет;

исходил у метро «Сенная»,

и шутил... но упрёк в ответ.

Распрямился тут без нагрузки,

разошёлся – чуть из дверей,

и смешно, и немного грустно:

я в Нью-Йорке – ну, чисто, русский,

ты в Смоленске – ну, прям, еврей.

Письма хрупкие из Смоленска,

оборвётся и «Травести»...

Вот и слышится «из Моленска»,

вот и пишется мне – «прости...»

МАЙДАН

Переведи меня через майдан...

В. Коротич

Переведи меня через Майдан,

он многим чужд, опасен, непонятен,

там дым надежд и сладок, и приятен,

там снова Сечь и вольное «Айда»!

Сменяют трон бандит и казнокрад,

одним – лафа, другим давно обрыдло.

Верхи не могут, повторяя – Быдло!

Низы – как быдло – больше не хотят.

Что мне дороже – Север или Юг,

какие реки наполняют вены? –

в одних Невы державной бег степенный,

в других кипит от боли Южный Буг.

Я тоже помню с детства имена,

где ложь и правду принял я на веру:

Богдан, Махно, Петлюра и Бандера...

Я помню всё – есть счёт и у меня.

Но как принять и не сойти с ума –

в который раз имперские оковы...

Владыки мира и солдаты – кто вы,

какая с Крымом к вам придёт чума?

Сжимая зубы, пасынок трёх стран,

за Украину, где родился лишним,

прошу – Судьба, История, Всевышний,

переведи её через Майдан.

Переведи её через Майдан.

ДО ВОЙНЫ

Я поехал туда до войны...

Тучи в небе уже нависали,

озирались с опаской вассалы

из-за Вислы, Дуная, Двины.

Обречённо искали навес,

продавая и межи, и вежи,

бронепоезд, полвека ржавевший,

ордена и знамёна – на вес.

Но косились с других берегов,

собирая орду за Амуром;

к ним послом засылали Амура,

за друзей принимая врагов.

Соревнуясь, стрелу за стрелой

запускали, безумно, за море,

где растерянно правил заморыш

неприлично богатой страной.

И дышать становилось трудней,

духоту объясняли погодой,

до войны оставалось три года,

а до лета всего пару дней...

И на небо никто не глядел,

даже если гроза и угрозы,

на чеку и чека, и угрозыск,

не исчерпаны нефть и берёзы,

много пива, весны и блядей.

Я поехал навстречу мостам...

Жизнь казалась беспечной – с экрана,

и спокойной, как глаз урагана,

где не веришь плохим новостям.

Но по трещинам стен и дорог,

по тому, как плывут облака там,

понимал – не кончалась блокада,

и не выучен страшный урок.

НА ЗАПАДНОМ ФРОНТЕ

Западный – так же, без перемен...

новости на восточном,

это разминка, другим пример,

опыт, пока цветочки;

проба терпения, глоток, сил,

планов, детей подросших;

это ударивший в мозг токсин

нефти на бездорожье.

Это двуглавый, сорвав кольцо,

выпустив снова когти,

тянет обратно в гнездо птенцов,

крылья ломая, кости.

Время державе играть с огнём –

гордость опять задета,

время в Европу закрыть окно,

рядом создать Судеты.

Время империю городить:

с воплем рвануть рубаху –

рубище старое на груди

с дырами карабахов.

Время возврата и дележа,

выбора: «наши» – «ваши»,

на конституцию положа,

руку поднять в реванше.

Это сметающий ураган,

плач – «за страну обидно»,

вместе кричащие «смерть врагам»

нации цвет и быдло.

Это ведущая в никуда

та же тропа по трупам,

снова равнение на Китай,

жизни в обмен на трубы.

Время разделывать под орех

бывших друзей – поточно...

это на западном – помнят Рейх,

вспомнят и на восточном.

ТАМ

что случилось там – ничего почти. ничего. почти.

говорят, война и немного трупов. немного трупов.

не грузи себя, сочини стишок, у других прочти.

остальное лишнее – слухи, новости. сам ты рупор.

и труби в дуду, напевай, бубни, бормочи в ночи,

ни о чём плохом, ни о чём таком – не грусти, не надо.

о любви пиши, о красе пищи, о себе строчи.

далеко гремит, над тобою – тишь: ни дождя, ни Града.