Свен Карстен: Часы Эдвина, или Что сказал ювелир

Часы, найденные на плотине, ювелир признал за те самые, которые он в этот же день проверял и заводил для Эдвина Друда и поставил на двадцать минут третьего; завод кончился раньше, чем их бросили в воду, и, по твердому убеждению ювелира, их не заводили вторично. Это позволяет думать, что часы были взяты у владельца вскоре после полуночи, когда он покинул дом своего дяди в обществе того лица, которое последним видели с ним; затем часы еще некоторое время где-то хранили и, наконец, выбросили. Почему выбросили? Если молодой человек был убит и, чтобы замести следы, как-нибудь хитро изуродован или спрятан, или и то и другое вместе, убийца, конечно, позаботился снять с трупа все наиболее прочные, многим в городе известные и легко опознаваемые предметы. А часы и булавка как раз такими и были.

⯎ ⯎ ⯎

Венди Якобсон в своей книге "Справочник по Тайне Эдвина Друда" в примечаниях к шестнадцатой главе романа замечает по поводу находки каноником Криспарклом в реке часов и галстучной заколки, принадлежащих Эдвину Друду:

"Для тех исследователей ТЭД, которые считают, что Эдвин был убит, обнаружение его часов и галстучной заколки у Клойстергэмской запруды является доказательством того, что убийство имело-таки место. Если же он спасся и не предпринимает никаких действий, чтобы привлечь обидчика к ответственности по закону, это [т.е. обнаружение часов - SK] будет иметь тяжёлые последствия для Невила."

Я позволю себе не согласиться с этим утверждением. Наоборот, именно обнаружение заколки и часов (и именно в том виде, в котором они были найдены) является исчерпывающим доказательством невиновности Невила — и Джаспер не может этого не знать.

Но прежде, чем объяснить это моё утверждение, давайте сначала поговорим о методике разгадывания тех загадок, которые задают нам авторы детективных историй. Понятно, что в каждом детективе наступает момент, когда автор уже познакомил читателя со всеми уликами, которые необходимы, чтобы разгадать тайну преступления. Возможно, сам книжный сыщик ещё не догадался, кто именно убийца или как преступление было совершено, но читатель — если он отложит книгу и хорошо подумает — может сам найти разгадку, и никакой сыщик ему для этого не нужен. В случае с "Тайной Эдвина Друда" весь вопрос в том, добрался ди Диккенс в своём рассказе до этой "точки невозврата", или какие-то улики ещё предстоит найти? Мне думается, что Диккенс уже сообщил читателю всё, абсолютно всё необходимое для разгадки тайны, и нам остаётся лишь найти эти разбросанные по тексту указания и правильно их интерпретировать.

Улика всегда конкретна. Если в детективном романе какой-нибудь персонаж, скажем, бездумно прогуливется по городу, не обращая внимание на время и на то, какие улицы он проходит (то есть, автор не сообщает читателю информацию о названиях улиц и пройденном расстоянии), а потом мы вдруг читаем "В шестнадцати шагах впереди себя Джон заметил какую-то тень. Автоматически он бросил взгляд на часы — было три минуты четвёртого" — можно быть уверенным: именно это точное время и именно это точное расстояние до преступника дальше по тексту потребуется автору, чтобы изобличить негодяя. То есть, такая внезапная и слабо-мотивированная "наводка на резкость" и является сигналом внимательному читателю, что где-то здесь и прячется необходимая для расследования улика или ключевое доказательство. Ведь автору почему-то же было важно, чтобы до тени было именно шестнадцать шагов, а не двадцать шесть. Тут-то и "закопана собака", значит.

Что мы имеем в случае часов Эдвина?

Эдвин бездумно прогуливается по городу, и мы не знаем, где именно он бродит — Диккенс не сообщает нам этого. Очевидно, местоположение Эдвина не важно для сюжета. Далее, он замечает, что часы его остановились. Что делает Эдвин? Он не пытается, посмотрев на башенные часы, выставить по ним свои и завести их. Он заходит к ювелиру и отдаёт часы в ремонт. Очевидно, он предполагает, что часы его остановились потому, что в них попала соринка. Ему не приходит мысль, что его часы остановились всего лишь потому, что он вчера вечером, пребывая после разрыва помолвки в расстроенных чувствах, просто забыл их завести. Но именно на это намекнёт ему ювелир, при осмотре не обнаруживший внутри никакой соринки: "Не забывайте, сэр, вовремя их заводить."

Диккенс не сообщает нам, как выглядел ювелир или его лавка, не говорит, где она была расположена, но вдруг делает эту пресловутую "внезапную и слабо-мотивированную "наводку на резкость" — сообщает нам точное время этого разговора: двадцать минут третьего. И тут у нас в голове должен прозвенеть тревожный звоночек — такая точность тут неспроста!

Десятью страницами далее Диккенс повторяет ту же самую информацию ещё раз (для тех, кто не понял её важность с первого раза):

Часы, найденные на плотине, ювелир признал за те самые, которые он в этот же день проверял и заводил для Эдвина Друда и поставил на двадцать минут третьего; завод кончился раньше, чем их бросили в воду, и, по твердому убеждению ювелира, их не заводили вторично.

Заметили? Нам не только напомнили про "двадцать минут третьего", но и сообщили нечто дополнительное, нечто связанное со словами ювелира две главы назад — что завод часов (произведённый ювелиром после ремонта) кончился раньше, чем часы попали в воду.

И что это означает? Нам отвечает Джон Джаспер:

... часы были взяты у владельца вскоре после полуночи, когда он покинул дом своего дяди в обществе того лица, которое последним видели с ним; затем часы еще некоторое время где-то хранили и, наконец, выбросили. Почему выбросили? Если молодой человек был убит и, чтобы замести следы, как-нибудь хитро изуродован или спрятан, или и то и другое вместе, убийца, конечно, позаботился снять с трупа все наиболее прочные, многим в городе известные и легко опознаваемые предметы. А часы и булавка как раз такими и были. Что касается возможности выбросить их в реку, то у молодого Ландлеса (если подозревать его), таких возможностей было сколько угодно; многие видели, как он бродил возле города с той стороны, где находится плотина, — правда, и с других сторон тоже, — в крайне угнетенном, можно сказать, близком к умопомешательству, состоянии. Почему он выбрал именно это место? Может быть, и не выбирал, а проста воспользовался первым случаем отделаться от опасной улики, рассудив, что, где бы ее ни нашли, все лучше, чем если найдут на нем; или среди его вещей.

Сколько слов! И это ведь только треть сказанного хормейстером на том дознании!

Где умный человек прячет лист? В лесу. Где умный человек — а Джон Джаспер, безусловно, умный человек! — где, такой как он, прячет слова правды? В ворохе других слов — тоже правды! Да только не имеющей отношения к делу!

Прочтём ещё раз:

Что касается возможности выбросить их в реку, то у молодого Ландлесса (если подозревать его), таких возможностей было сколько угодно.

Правда? Конечно, правда! Как только пробило полночь, дал Эдвину Друду тяжёлой тростью по голове, снял с него часы и булавку, бросил где-то труп, прошагал (за сорок минут) более трёх километров до плотины, бросил часы в воду (или подвесил их в ночной темноте на брёвнах), ещё за сорок минут вернулся назад и — примерно в половине второго ночи уже пришёл домой, к канонику Криспарклу. Или иначе — утром, отправляясь в поход, Невил прихватил с собой часы Друда и его булавку, затем, проходя мимо плотины, бросил их в воду и пошагал дальше — и к семи тридцати успел прошагать примерно тринадцать километров. Возможно такое? Вполне возможно! Сколько угодно возможностей, целых две! И тут — тоже правда?

Минуточку, а как же показания ювелира? Вспомним, что он "проверял и заводил для Эдвина Друда часы и поставил их на двадцать минут третьего; завод кончился раньше, чем их бросили в воду, и, по твердому убеждению ювелира, их не заводили вторично."

Итак, ювелир заводит Эдвину часы до упора в двадцать минут третьего предыдущего дня, часы имеют суточный запас хода, значит — когда они остановятся, если их не заводить? Да так и остановятся: примерно в двадцать минут третьего следующего дня!

И вот только тогда их можно бросать в воду! Иначе же они попадут туда идущими полным ходом.

А что у Невила с возможностью бросить их в воду после двух тридцати следующего за убийством дня, двадцать пятого декабря? А ничего — в это время он сидит в доме каноника в своей комнате под домашним арестом. Его же поймали где-то часов в восемь утра и вернули в город. Часы в это время (где бы они не находились) ещё тикали. Он сидит под арестом, и будет сидеть там, пока часы не найдут. А после этого его вообще запрут в тюрьму.

То есть, "у молодого Ландлесса (если подозревать его)," возможности выбросить часы в реку остановившимися не было вовсе. И Джаспер это прекрасно понял в первую же минуту, потому и утопил это умозаключение в потоке не относящихся к делу слов, заморочив голову не только горожанам, но и читателям — на все 140 лет.

А я-то всё сожалел — ну, почему Диккенс не сказал, не намекнул где-нибудь, во сколько же Невил вернулся домой в ночь убийства! Оказывается, потому-то и не сказал, что это была бы лишняя, неважная информация. В котором бы часу бы он ни вернулся — часов и булавки он в воду не бросал, следовательно и не виновен.

И вот часы найдены. Криспаркл, прихватив с собой Невила из-под домашнего ареста, с часами в руке отправляется к мистеру Сапси. Что делает тот? Правильно, посылает за Джаспером, чтобы опознать часы:

Послали за мистером Джаспером, часы и булавка были опознаны, Невил арестован.

Замечательно, но как же в мэрии (или где там) появился ювелир? Он-то зачем? За ним тоже посылали? Почему? Кто знал, что Эдвин заходил к ювелиру починить часы? Никто не знал — ни Джаспер, ни Криспаркл, ни Сапси. Опознать часы с гравировкой "Э.Д." как принадлежащие Эдвину Друду прекрасно может дядюшка Джаспер, и ювелир тут не нужен. Как вообще в деле оказался ювелир?!

Остаётся подумать, что он слонялся неподалёку и подошёл сам. Ага, так мы и поверили...

Ювелир нужен был Диккенсу, и нужен для того, чтобы "сообщить" Джасперу про "двадцать минут третьего" и "попали в воду уже остановившимися". Умный Джаспер сразу сложил два и два, понял, что показания ювелира доказывают невиновность Невила, понял это и постарался нагнать столько словесной мути, чтобы её хватило запутать всех и заставить всех забыть про эти показания ювелира.

Потому что — если не Невил, то кто же тогда бросил часы в реку? Ведь получается, что кто бросил, тот и убийца, верно?

Перечитаем ещё раз "показания" Джаспера:

... часы были взяты у владельца вскоре после полуночи, когда он покинул дом своего дяди в обществе того лица, которое последним видели с ним; затем часы еще некоторое время где-то хранили и, наконец, выбросили. Почему выбросили? Если молодой человек был убит и, чтобы замести следы, как-нибудь хитро изуродован или спрятан, или и то и другое вместе, убийца, конечно, позаботился снять с трупа все наиболее прочные, многим в городе известные и легко опознаваемые предметы. А часы и булавка как раз такими и были.

Логично излагает, не правда ли? Чувствуется, что Джаспер знает, о чём говорит. Так где же были часы, если не у Невила Ландлесса?

Формально подходя, у нас есть мноожество подозреваемых, включая не только Джаспера, но и Сапси, Дердлса, Депутата и ещё полдюжины прочих. Все они, теоретически, имели возможность отправиться ночью к плотине и выбросить часы. И всех их — кроме Джаспера! — отсекает следующая малопонятная фраза из данных в тот день показаний:

по твердому убеждению ювелира, их [часы] не заводили вторично

Казалось бы, какая разница, заводили ли их вторично, или нет? Что это меняет? Оказывается, меняет очень многое. С этой добавкой показания ювелира превращаются в чёткую формулу:

Часы бросили в воду не раньше двадцати четырёх, но и не позже сорока восьми часов после момента завода.

Потому что, если бы их бросили в воду, скажем, через три дня после момента завода, было бы уже не важно, заводили ли их вторично или нет — пружина успела бы ещё раз раскрутиться. И слова ювелира про "не заводили вторично", вставленные Диккенсом в текст, были бы не нужны, потеряли бы смысл. Но они есть, и, следовательно, важны.

Сапси, Дердлс, Депутат и прочие имели возможность швырнуть часы в реку в любую из ночей, но один лишь Джаспер (и далее по тексту я докажу это) мог бросить часы в воду только и исключительно в следующую за убийством ночь. Да-да, именно бросить в воду, а не подвесить на брёвнах, чтобы Криспаркл их нашёл. Обнаружение часов вообще не входило в планы Джаспера. Наоборот, оно могло их расстроить (и расстроило бы, как мы увидели бы во второй части книги).

Психологически, это совершенно понятно. Убийца хочет уничтожить улики, то есть, сделать так, чтобы их никто и никогда не нашёл. Может ли он бросить их под куст, закопать их в землю или замуровать в стену? Нет, ведь оттуда он сам может достать их — а значит, это же могут сделать и другие! Надо так избавиться от улик, чтобы убийца сам больше не смог вернуть их — и тут бросить улики в реку является самым простым и логичным.

Посмотрим на схему, на которой цифрами я отметил ключевые события ночи убийства и следующих пары дней:

В два часа двадцать минут дня двадцать четвёртого декабря ювелир заводит Эдвину часы (первая отметка на схеме). Часы имеют суточный завод и будут тикать (жирная сплошная линия) до середины следующего дня (отметка номер четыре) после чего остановятся (бледная сплошная линия). Утром двадцать восьмого декабря их найдёт каноник (отметка номер восемь), и дальнейшая судьба часов для расследования не важна.

Невил (вторая сверху жирная сплошная линия) будет арестован утром двадцать пятого декабря (отметка номер три), заперт в комнате в доме Криспарклов и проведёт оставшееся до обнаружения часов дни под домашним арестом (пунктирная линия). На схеме прекрасно видно, что Невил попал под арест раньше, чем часы остановились, и, следовательно, он никак не мог бросить их в воду после того, как пружина раскрутилась полностью.

Эдвин исчезает со сцены в час убийства (отметка номер два) и с этого момента пребывает "оффлайн" (пунктирная линия). Здесь его "линия жизни" приведена только в иллюстративных целях, и в настоящий момент не играет особой роли. На этом месте могли бы быть линии Дердлса, Топа или Депутата — неважно, все они (и даже Эдвин, если принять, что он выжил) имели возможность бросить часы в реку в любой момент.

Но вот с Джаспером — картина совершенно иная! Добившись ареста Невила он (непонятно, почему) медлит с началом поиска тела племянника. Поиски начнутся лишь на другой день утром (отметка номер пять) и продлятся до вечера двадцать седьмого декабря. Всё это время Джаспер находится на виду у массы народа, занимающегося поисками тела Эдвина. Вечером 27-го декабря приезжает Грюджиус и сообщает хормейстеру о разрыве помолвки. Тот падает в обморок (отметка шесть). А утром двадцать восьмого декабря каноник находит на плотине часы (отметка восемь).

Улику приносят мистеру Сапси, и Джаспера вызывают на опознание. Тут же вертится и ювелир со своим "твёрдым убеждением, что завод кончился раньше, чем часы попали в воду, и их не заводили вторично." И остаётся сделать лишь один логический шаг — и невиновность Невила будет всем понятна. Но вот что тогда с алиби Джаспера? Имел ли он возможность выбросить часы в воду? Да, оказывается, имел.

Смотрите, в ночь убийства он этого ещё не мог сделать — часы ещё шли. В ночь с 26.12 на 27.12 он этого не мог сделать, так как был на виду у всех. В ночь же после обморока Джаспер, теоретически, мог бы выскользнуть из дома, пробраться к плотине и зашвырнуть часы поглубже — но Диккенс "заткнул эту дырку", отправив каноника к запруде ещё вечером в темноте. Только этим сюжетно и обоснована странная ночная прогулка Криспаркла — отсечь для Джаспера возможность выкинуть часы уже после обморока. Вспомним, как вёл себя каноник у плотины, и мы поймём, что Криспаркл заметил блеск часов под звёздами ещё ночью, заметил боковым зрением, потому он и вернулся утром снова на это же место. Не мог же Диккенс заставить его плавать и нырять в поисках тела в кромешной тьме!

То есть, между точками семь и восемь могла бы быть "дырка", когда Джаспер пребывал не на виду у других, но Диккенс избавился от неё, заставив каноника "обнаружить" часы ещё поздним вечером, увидеть их в свете звёзд и не понять, что же такое он увидел.

И получается, что единственная ночь, когда Джаспер мог выбросить улики — это следующая ночь после ночи убийства (отмечена у меня знаком вопроса). Только и исключительно в эту ночь Джаспер мог отправиться к самому глубокому месту на реке, чтобы навсегда похоронить там доставшееся ему в результате преступления "жалкое, гадкое и незначительное" наследство Друдов — не акции инженерной фирмы, как он планировал, а всего лишь старые часы и галстучную заколку племянника. В воду их!

"Смотрите, смотрите! Что это там лежит на дне?! [...] Вот этого, вот этого я раньше не видел!"

И именно эта ночь находится между отметкой четыре, показывающей момент, когда часы Эдвина остановились в действительности, и отметкой, показывающей когда бы они остановились, будучи заведёнными второй раз (помечено у меня буквой А). Именно на эту единственную ночь указывает странное замечание ювелира, что "часы не заводились вторично". Для всех других ночей и для всех других подозреваемых эта часть его показаний была бы излишней.

К несчастью Джаспера, часы он зашвыривал в воду в темноте, поэтому и не заметил, что забросил их на брёвна, где они и повисли, зацепившись за крепёж. Джаспер-то хотел забросить их поглубже, а самое глубокое место ведь — не посередине пруда, а ближе к самой плотине...

Что ж, невиновность Невила мы, по сути, уже доказали. Доказывает ли эта часть расследования, что Эдвина убил именно Джаспер? Нет, тоже не доказывает. Всё, чего мы добились — мы доказали, что у Джаспера не было алиби в части возможности избавиться от улик. У Невила такое алиби теперь есть (спасибо ювелиру), а у Джаспера больше нет. Это не доказывает его виновность, но является важным шагом расследования, которое должно привести хормейстера в камеру смертников, как и задумывалось Диккенсом с самого начала.

Виновность Джаспера в убийстве призвана доказать вторая улика — кольцо матери Розы, так и оставшееся в запертом теперь склепе миссис Сапси.

Но как это, всё-таки, поэтично! Джаспера на виселицу отправят две улики: кольцо матери Розы и часы отца Эдвина. Будто родители их из-за гроба позаботились о детях, выковав прочную "цепь, впаянную в самое основание земли и неба и обладающую роковой силой держать и влечь." Да, крепко держать преступного хормейстера и неумолимо влечь его на виселицу.

03.03.2017