Но он вынужден был подняться и сделать это. Он принужден был делать это снова и снова, всё лучше и лучше, тщательно и безошибочно, одним навсегда затверженым образом. Его голова раскалывалась от грохота ударов; их монотонный ритм сплетался в нагнетающую ужас мелодию; её зачин и составляющие могли варьироваться, но её основная тема, даже если бы его разуму было по силам сломать её строй, основная тема мелодии оставалась неизменной. Всё те же удары, постоянные в числе и силе, и с тем же убийственным результатом; та же нога, оскользнувшаяся по траве, и то же лицо, запрокинувшееся к свету луны, и это же лицо чуть позднее, тонущее теперь в речных струях.

Река была в его мыслях неизменно. Мелкие детали его плана могли варьироваться, но река всегда являлась непременным элементом. Река встречала его еще на подступах к убийству, и дальше как будто вела его. После же убийства река бежала впереди, словно стремясь оповестить всех о случившемся: хватайте его! заприте его! Но в эхе этого крика (в фантазиях своих он уже лежал на кровати в шлюзовом домике) он различал нетерпение, с которым река сама ломилась в ворота шлюза, пытаясь опередить его.

Чарльз Диккенс, черновик романа "Наш общий друг"

⯎ ⯎ ⯎

— Точно как я! — мог бы воскликнуть на это признание Бредли Хедстона другой ревнивец и убийца, Джон Джаспер. — Каждый раз я это проделывал, с начала и до конца. Сто тысяч раз я это делал ... Нет, миллионы и миллиарды раз!

— Преступнику, который держит угрызения совести в узде, — мог бы ответить им обоим Чарльз Диккенс, — все же не избежать другой медленной пытки: он непрестанно повторяет мысленно свое злодеяние и раз от разу тщится совершить его все лучше и лучше. Такая навязчивая идея, выискивающая одно за другим слабые места в содеянном, чтобы укрепить их, когда уже ничего изменить нельзя, усугубляет злодеяние тем, что оно совершается тысячу раз вместо одного. И эта же направленность мысли, точно дразня озлобленную, не знающую раскаяния натуру, карает преступника тягчайшей карой, непрестанно напоминая ему о том, что было. (OMF, IV-7)

Брэдли Хедстоун, убийца, камнем раскроивший череп своей жертве, преступник, в имени которого изначально уже было заложено¹ его будущее злодеяние (Headstone — голова и камень), как и Джон Джаспер, задушивший свою жертву шарфом (Gasper — душитель), попали в свой персональный ад еще при жизни, непрестанно повторяя в мыслях своё преступление. И через точно такой же ад должен был пройти и их создатель, Чарльз Диккенс, планируя за своих персонажей их будущие злодеяния и оттачивая каждую их деталь.

В этой статье мне хочется вослед за Диккенсом проследить весь процесс создания так называемого "сюжета, лежащего за сюжетом", то есть, тайны Джона Джаспера, плана его преступления. Ведь это не Джаспер, персонаж романа, можно сказать марионетка, что-то планирует, нет — это Диккенс, создатель и кукловод Джаспера, составляет план и продумывает детали будущего преступления, а Джасперу предстоит лишь послушно его выполнять.

Вспомним здесь основные требования, которые детективный жанр предъявляет персонажу-преступнику, пусть во времена Диккенса эти требования еще и не были так явно сформулированы.

1. Убийца должен быть злодеем. Конечно, убить можно и из благородных побуждений или защищаясь. Но смысл детективного произведения именно в том, чтобы показать, как убийца получает по заслугам, а справедливость и законность торжествуют, иначе читатель почувствует разочарование. То есть, убийца должен быть воплощением зла.

2. Убийца должен быть не похож на злодея. Если с первого взгляда будет ясно, кто же убил, то интерес к книге будет потерян. И зло, маскирующееся под добро, выглядит в глазах читателя вдесятеро хуже.

3. Убийца должен быть умным и изобретательным. Читатель не должен быть уверенным, что убийцу удастся поймать.

4. На сердце убийцы должна быть душевная рана, то есть, с ним когда-то, по его мнению, несправедливо обошлись, и это даёт ему право на месть.

5. Кроме основного мотива убийцей движет еще и страх разоблачения.

И вот, держа в уме эти пять правил, посмотрим, как при выполнении этих требований из "Фрагмента Сапси" шаг за шагом формируется сюжет "Тайны Эдвина Друда", а из безобидного плута Покера с неизбежностью кристаллизуется образ убийцы и опиомана Джаспера.

Отправная точка размышлений еще очень проста: каким-то образом Покер узнаёт не только о том, что Роза Пеартри скоро выйдет замуж за обеспеченного молодого человека Освальда Уэйкфилда, но и о дополнительном пункте завещания родителей Освальда — что в случае его безвременной смерти до брака с Розой, вся сумма наследства перейдёт его невесте.

Первое он еще может узнать от окружающих, и такой "знаток" прямо заявлен во "Фрагменте Сапси" — это сам "аукционер, оценщик и земельный агент в этом городе". Но второе, а именно точное содержание завещания абсолютно для него посторонних и уже умерших людей, Покеру, как человеку с улицы, узнать было бы крайне затруднительно. Кто может рассказать ему об этом? Сапси? Нет, в этом деле он такой же "человек с улицы". Папаша Пеартри? Он мог бы знать о деталях завещания, коль скоро там упомянута его дочь, но расскажет ли он хоть что-то человеку, который выжил с места работы его друга Кимбера? Да и вообще, расскажет ли он о чужих делах кому-то постороннему? Нет, он же абсолютно положителен и честен. Сама Роза Пеартри? А каким образом? У Розы нет ни малейших шансов перекинуться с учителем танцев Покером хоть словом наедине, а не получив начальной информации, Покер и не подумает оказывать ей особое внимание и пытаться поговорить тет-а-тет. Так что, и здесь мы получаем замкнутый круг.

Как я уже пояснил в предыдущей статье, для Покера существует лишь один логичный и простой способ узнать текст завещания — он должен внезапно стать опекуном богатого юноши Освальда и получить копию завещания на руки прямо от поверенного семьи Уэйкфилдов. И вот тут Диккенс получает прекрасную возможность нанести своему персонажу незаживающую душевную рану, требуемую четвертым правилом детективного сюжета: хотя Покера и назначили опекуном, его совершенно обошли при распределении наследства! И всю ненависть Покера к умершему папаше Уэйкфилду он перенесёт на ни в чём не повинного юношу, и эта ненависть (пополам с сильнейшей обидой) и даст Покеру, как он посчитает, моральное право убить Освальда, жениться на его невесте и присвоить фамильные капиталы, таким образом как бы восстановив попранную в отношении его справедливость.

Зло, как известно, крайне эгоцентрично, и на первое место злодей всегда ставит преследование собственных интересов. Но изначально корыстные побуждения зло всегда склонно маскировать высшими соображениями — например, местью за выдуманную обиду или борьбой против кажущейся несправедливости.

Таким образом, здесь Диккенс дал будущему убийце первый элемент триады преступления "мотив-способ-возможность". Будущий убийца получил незаживающую душевную рану и вместе с ней отчетливый мотив — месть старшему Уэйкфилду через убийство его сына Освальда.

Пожалуй, здесь уже можно прекратить называть Эдвина Друда непривычным именем Освальд. Без всякого вреда для сюжета Эдвин уже может стать Друдом. Но сам Покер, хотя и превратился на наших глазах в опекуна этого богатого юноши, для сюжета всё еще остаётся учителем танцев Покером.

И это сильно осложняет дело. Покер ведь должен не только убить Эдвина, но и жениться на его невесте — иначе до капиталов семейства Друдов не добраться. А как это сделать? Во-первых, старший Пеартри должен быть настроен резко против человека, лишившего работы его друга Кимбера. Такой честный человек как Пеартри, никогда не даст согласия на брак своей дочери с проходимцем Покером. Во-вторых, вздумай Покер каким-либо образом, шантажом или похищением, принудить Розу Пеартри к заключению брака, её отец, ранее служивший в Британской армии, станет для него опаснейшим противником. Куда против боевого офицера учителю танцев Покеру! Поэтому, Диккенс мысленно выкидывает из сюжета образ папаши Пеартри и делает Розу сиротой. Теперь она сама может выбирать, за кого ей выходить замуж после смерти жениха. Сиротство Розы делает необходимым появление в сюжете её опекуна, но об этом можно подумать и позже.

Вторая сложность: как прикажете Покеру пытаться вскружить голову Розе, теперь уже сироте, живущей в школе-интернате и не появляющейся нигде без сопровождения, если он ни на минуту не может остаться с ней наедине? Попасть в школу-интернат Покер может только в качестве учителя, но учитель танцев ведь не занимается с барышнями индивидуально, он обучает контрдансам и вальсированию целые классы, да еще кто-то ведь должен постоянно аккомпанировать. Выбор не велик: остаётся лишь учитель музыки и пения — вот его-то могли иногда оставить с ученицей наедине, особенно если та конфузится петь прилюдно. Тогда, крайне осторожно и ни на минуту не прекращая музицировать, Покер мог бы бросать на ученицу страстные взгляды, вгонять её в краску тщательно подобранными любовными балладами и даже касаться её руки, показывая какую клавишу пианолы и с какой силой нужно нажимать. Иногда заглядывающая в комнату за ножницами или забытой линейкой мисс Твинклтон ничего предосудительного заметить была бы не в состоянии.

Поэтому, учитель танцев Покер в одну минуту превращается в учителя музыки и пения Джаспера. Это превращение делает излишним участие в сюжете другого персонажа, учителя танцев Кимбера — ведь теперь никто уже не отбирает у Кимбера работу, пусть себе и дальше учит барышень танцам, но теперь уже за кадром, не вмешиваясь в сюжет.

Нет Пеартри, нет Кимбера — исчезает за ненадобностью и "Клуб Восьми", и мистер Сапси теперь уже не разговаривает с Покером у входа в Зал собраний Клуба. Мистер Сапси и мистер Джаспер теперь не знакомы. В лучшем случае, они что-то слышали друг о друге, но никогда не встречались.

Но без знакомства с владельцем школы-интерната мистером Сапси, как же смог устроиться туда учителем музыки Джон Джаспер, человек в городе новый, рекомендаций не имеющий? Что ж, предположим, что за него мистера Сапси кто-то попросил — вот вам и рекомендация. Тогда кто же этот человек, и почему мистер Сапси последовал этой рекомендации?

Диккенс вспоминает, что в Рочестере, в городе, который он собирается вывести в романе под названием Клойстергэм, владельца частной школы обязательно контролировал Попечительский совет, куда входили многие авторитетные в городе люди. Например, Настоятель собора или кто-то из каноников-пресенторов. С одним из них, каноником Робертом Уайстоном, Диккенс даже был одно время дружен. Да, такой человек вполне мог бы дать рекомендацию, и мистер Сапси к ней наверняка бы прислушался.

Но почему представитель Клойстергэмского клира будет просить за никому не известного учителя пения? Для этого должны же быть какие-то значительные основания! Каноник ведь не станет кривить душой и нахваливать человека, не будучи уверенным, что Джаспер справится со своими обязанностями в школе и не посрамит рекомендаций. Значит, к каноника уже был случай проверить мастерство Джаспера — да вот хоть в церковном хоре! Пусть такая должность в штате собора и не предусмотрена, но Джаспера можно сделать хормейстером, и пусть он за короткое время так подтянет и натаскает хористов, на такую новую высоту поднимет мастерство певчих, что его можно будет безо всяких зазрений совести рекомендовать мистеру Сапси в школьные учителя пения. Для дополнительного заработка — ведь мистер Джаспер довольно беден, покойный зять обошел его наследством, не завещал ему и гроша, а должность хормейстера внештатная и больше пятнадцати фунтов в год Джасперу платить невозможно, так вот пусть он хоть уроками заработает. Квартиру в церковном приделе соборное начальство ему еще может предоставить, но столоваться у миссис Топ хормейстер должен уже на свои.

И теперь мы уже можем видеть, как от первоначального замысла, пунктиром намеченного в "Фрагменте Сапси", не остаётся практически ничего, кроме самого Сапси и его школы, управляемой мисс Твинклтон (заметим попутно, что мы походя разбили теорию, что в имени мисс Твинклтон отразилась её ночная и дневная двойственность, подкрепленная фразой о забытых спьяну карманных часах — имя Твинклтон родилось задолго до идеи дать роману детективный сюжет). Роза Пеартри стала Розой Бад, сиротой с "большими надеждами", учитель танцев Покер превратился в хормейстера собора Джаспера и стал опекуном Эдвина, получив попутно душевную рану, разбудившую в нём жажду денег и мести. Мотив у Джаспера имеется, возможность совершить преступление тоже, осталось дать ему способ.

При этом, не следует забывать и пятое правило детективного сюжета: убийца должен бояться разоблачения, его план обязан обеспечивать Джасперу стопроцентное АЛИБИ (интересно, что именно так, прописными буквами, и писалось во времена Диккенса это латинское слово).

Вкратце, план Джаспера состоит из двух последовательных шагов:

1. Убить Эдвина и дождаться перехода капиталов покойного Розе;

2. Жениться на Розе и получить все деньги Друдов.

И если при должной организации дела его никто не должен будет заподозрить в убийстве — ведь в глазах окружающих у него отсутствует мотив, поскольку денег-то он не наследует — то когда он приступит ко второй части плана, его интерес будет замечен всеми, а кто-нибудь, пожалуй, сможет и связать оба события воедино. Но тут уж придётся немного рискнуть; всё равно, доказать уже будет ничего нельзя, а желать жениться на богатой невесте — это еще не преступление.

Итак, Диккенс (а не Джаспер!) начинает планировать убийство Эдвина Друда, постоянно учитывая страх Джаспера быть разоблаченным (пятое правило детектива).

Каким образом здоровый молодой человек без вредных привычек может неожиданно умереть? Насилие, самоубийство или несчастный случай — других вариантов нет. Насилие подразумевает ограбление или смерть во время драки. Вот бы Эдвина избил до смерти какой-нибудь пьяный драчун! Да где ж такого взять? Договариваться с кем-то опасно, может выдать, может потом шантажировать, а Джаспер хочет избежать любой, даже самой малой для себя опасности. Конечно, можно инсценировать смерть Эдвина при попытке ограбления — ударить его в темноте камнем по голове, да вывернуть карманы и забрать часы — но, обнаружив труп, полиция начнет искать и преступника, а что если найдёт? Нет, надо обойтись без полиции.

Может быть, самоубийство? Его тоже можно инсценировать: опоить Эдвина чем-нибудь, а потом сунуть головой в петлю или сбросить в реку. Но это сложно, сложно! Да и у Эдвина нет ни малейшей причины кончать с собой — он же стоит на пороге столь долгожданной женитьбы! У людей могут возникнуть вопросы, мёртвое тело может осмотреть врач и заметить признаки насильственной смерти. Нет, надо сделать так, чтобы тело не нашли.

Тогда остаётся несчастный случай. Упал с лошади? Нет, такое невозможно организовать. Упал с лестницы, скатился по ступеням? Могут заинтересоваться, был ли кто-то рядом, не столкнул ли кто беднягу. Упал с башни собора? Что, вот прямо так, пошел на экскурсию, засмотрелся на звёзды, шагнул через парапет и свалился? Но экскурсий на башню собора не водят, да и ключа от двери в звонницу у Джаспера нет. А если Эдвин только сильно расшибётся при падении, но не умрёт? Эта башня и устроена-то по-дурацки, на землю и упасть-то сложно, кругом крыши трансептов и приделов.

Тут надо понимать, что Диккенс, конечно, своей авторской властью мог и экскурсии на башню организовать, и дать Джасперу ключ, это всё ему, демиургу созданного его фантазией мира, вполне по силам. Но, составляя план преступления, он должен был думать как учитель пения Джаспер. А Джаспер, как следует из пяти правил написания детектива, не только злой и эгоистичный, но еще и умный и осторожный преступник. Такой, который в состоянии придумать абсолютно для него безопасное, что называется, "идеальное" убийство.

Река. Она текла через все элементы плана Брэдли Хедстоуна, она же выручит и Джона Джаспера. Несчастный случай на реке! Молодой человек, будучи слегка навеселе после дружеского ужина, решил искупаться, не справился с течением, судорога — и он утонул. Бывает. Каждые пару лет кто-нибудь да тонет, а коровы с овцами так и чаще. То есть, если на берегу у запруды (самое удобное для купания место на реке с илистыми берегами) найдут аккуратно сложенную одежду Эдвина Друда, то никому и в голову не придёт подозревать убийство. А подложить одежду Эдвина на берег, это задача выполнимая.

Но эту одежду нужно сначала снять — с трупа! Перед тем, как Эдвина раздеть, его нужно как-то убить. Как же?

Во-первых, сразу отпадают любые ножи, пистолеты, дубинки и камни. Всё это оставляет или может оставить кровавые пятна, а крови на одежде быть не должно, иначе вместо несчастного случая при купании могут начать расследовать убийство. Отравление? Можно подсыпать Эдвину что-нибудь в вино, какой-нибудь мышьяк от крыс, но вдруг жертву вытошнит, и одежда снова испачкается? Вдруг Эдвин умрёт не сразу, а успеет позвать на помощь? Вдруг он просто не захочет это вино пить — просто потому, что вкус ему не понравится?! Нет, всё это слишком рискованно, а надо чтобы уж наверняка!..

Остаётся удушение. Душить голыми руками можно, конечно, но это надо оказаться с Эдвином лицом к лицу, а что если он сам вцепится в горло душителю? Что если руки Джаспера соскользнут, или у него просто не хватит силы? Он ведь не моряк, привыкший сжимать в ладонях просмолёный канат, а учитель музыки!

Нет, душить надо чем-то вроде верёвки или проволоки, и заходить нужно со спины. Да, но веревку придётся тогда накидывать на горло через голову Эдвина, а юноша носит шляпу. И пусть на то, чтобы накинуть петлю требуется не более секунды, но Эдвин может успеть схватиться за верёвку. Опоить его опиумом, чтобы он ничего не соображал? Так опять же, а вдруг он откажется пить, насильно же его не заставишь!

Но выход должен быть, должен! Стоп, идея! Так у Эдвина уже есть что-то вроде веревки на шее — его галстук! Затянуть потуже и... Нет, тоже не годится! Ведь галстук Эдвина надо будет положить на берегу вместе с одеждой, и он не должен быть измят и вытянут в струну. Тогда пусть Джаспер подарит Эдвину новый галстук, старый спрячет в карман, новый повяжет на шею племяннику (и Эдвин не будет протестовать, от подарка ведь не отказываются), а потом как бы случайно зайдёт сзади и...

Диккенс довольно кивает, усмехаясь своим мыслям. Да, весьма, весьма неплохой план. Джаспер дарит Эдвину новый галстук, потом этим же галстуком душит его, раздевает бесчувственное тело и складывает вещи у плотины. А тело Эдвина со следами удушения на шее (такие страшные красные полосы, бр-р!..) где-то прячет.

Но где же? Там, где мёртвое тело никто не найдёт, да и искать не будет — в могиле Друда-старшего. Прах к праху, так сказать. Это что же, Джасперу придётся разрывать могилу?! Не опасно ли это? Нет, если вместо могилы сделать наземное захоронение. Например, в саркофаге — крышки саркофагов обычно запирают на ключ, а ключ есть только у Джаспера, как у единственного совершеннолетнего родственника усопшего. В саркофаге же, куда ставят закрытые гробы один на другой, всегда найдётся место для еще одного трупа.

И вот эта идея с подаренным галстуком была взята Диккенсом за основу. Известно, что Диккенс, заказывая Люку Филдсу рисунок обложки (на базе эскиза Коллинза), попросил того нарисовать Джасперу под белым стихарем "длинный черный галстук, который дважды обвивает шею", на что удивленный художник, который уже нарисовал Джасперу маленький галстук, поинтересовался, зачем писателю нужен непременно такой? "Можете ли вы хранить тайну?" — спросил Диккенс. — "Мне нужен двойной черный галстук потому, что Джаспер душит им Эдвина".

Действительно, на рисунке обложки отчетливо виден не черный шарф, обмотанный вокруг горла Джаспера для защиты от холода в соборе, а именно черный галстук, заправленный под воротник сорочки. Но в тексте романа ясно написано "a large black scarf of strong close-woven silk", и для этой замены у Диккенса были вполне основательные причины чисто художественного порядка, которые мы разберем позднее.

Пока же, Джасперу (то есть, конечно, Диккенсу) надо определиться с местом и временем совершения преступления. Это весьма важно, так как выбранный способ убийства накладывает на место и время довольно жесткие ограничения. Time and place должны быть both in hand.

Во-первых, убийство должно произойти ночью. По множеству причин, не только потому, что никто не должен видеть момент убийства. Труп нужно раздеть, Джаспер должен незамеченным дойти до плотины, разместить там одежду Эдвина, вернуться назад и затолкать тело в саркофаг. Час-другой на это требуется. Всё это время труп Эдвина будет лежать среди могил? Нет, днём всё это проделать невозможно.

Во-вторых, не каждая ночь годится, должно быть новолуние, да и летние ночи короткие. Это должна быть зимняя ночь, и особенно удобна ночь Сочельника, когда по строгой английской традиции на улицах нет ни души, так как всем полагается быть дома и за семейным столом праздновать рождение Христа.

Сочельник так же весьма удобен для того, чтобы на праздник подарить Эдвину новый галстук, да и застолье придётся весьма кстати — потом можно будет сказать, что Эдвин выпил больше обычного, оттого и утонул.

Да, но купание в реке летом выглядит нормально, а вот купание зимой... этот поворот сюжета надо как-то обосновать. Надо, чтобы читатель привык к мысли, что зимой тоже можно купаться — для здоровья! Помнится, каноник Роберт Уайстон был большим приверженцем всякого рода обливаний холодной водой и зимних купаний... Пожалуй, введём его в роман — он нам еще много где пригодится. Так в сюжете появляется каноник Криспаркл, спортсмен и приверженец закаливания.

И вот теперь план Джаспера почти полностью готов. Почему "почти"? Не решены два довольно важных вопроса: а) где спрятать труп на то время, пока Джаспер относит одежду к плотине, и б) каким образом выманить Эдвина в ночь Сочельника на улицу, да еще так, чтобы Джаспера и Эдвина никто не увидел вместе.

Здесь внимательный читатель может воскликнуть: так в чем же проблема?! Пусть Джаспер спрячет труп в саркофаге сначала, а раскладывать одежду у плотины отправляется уже потом! И этот читатель будет совершенно прав. И Диккенс не мог не увидеть этой возможности. Но он своей авторской волей запретил Джасперу додуматься до этого простого решения, которое сделало бы планируемое убийство "идеальным" и нераскрываемым. Диккенс заставил Джаспера именно в этом месте плана допустить ошибку — и построил на этой ошибке весь дальнейший сюжет.

Проследим, как Диккенс последовательно, глава за главой, проводит Джаспера через все этапы обдумывания и подготовки убийства.

В первой главе Джаспер, почти обессиливший от необходимости целый год дожидаться намеченной для убийства ночи, спасается от нервного напряжения опиумом: "Когда уж не мог больше терпеть, я приходил сюда в поисках облегчения. И мне становилось легче! Да, легче!"

Во второй главе, Джаспер, напуганный звуками хорала, в которых ему почудился голос дьявола, и пережив момент всепоглощающего ужаса от мысли, что Эдвин догадался о грозящей ему опасности, делает последнюю робкую попытку "предупредить" свою будущую жертву.

Затем Провидение (а лучше сказать дьявол, подавший голос десяток страниц назад) посылает ему решение первой загвоздки в его плане. Джаспер видит возможность завладеть ключом от склепа Сапси — весьма удобного места для раздевания трупа.

В конце следующей главы Джаспер долго и внимательно смотрит на спящего Эдвина, словно прощаясь с ним — приговор племяннику теперь подписан.

И снова Джасперу предоставляется возможность отказаться от планов убийства: Эдвин ссорится с приехавшим в Клойстергэм Невилом Ландлессом, и дело едва не кончается кровопролитием. Джаспер еще колеблется, он не знает, совершить ли убийство самому или заставить вспыльчивого Невила сделать за него всю грязную работу. Эти колебания показаны Диккенсом в возгласе очнувшегося от кошмара Джаспера: "Что случилось? Кто это сделал?"

И тут же Джаспер находит решение для второй загвоздки в своём плане: Невил и поможет выманить Эдвина ночью на улицу! Убийство же Джаспер совершит сам, как и планировал. Диккенс показывает принятие Джаспером такого решения словами хормейстера, сказанными Криспарклу: "Я это сделаю."

Решившись на преступление, Джаспер более не колеблется. В главе "Ночь с Дердлсом" он совершает последние приготовления к убийству: крадёт ключ от склепа Сапси, выходит из собора, отпирает склеп и оставляет его двери закрытыми, но не запертыми. После чего ключ возвращается в узелок Дердлса.

И в праздничный день Сочельника Джаспер появляется на публике, имея на шее будущее орудие убийства — двойной черный галстук... ээ... погодите, тут в тексте написано "черный шарф", а на обложке нарисован галстук! Откуда же взялся шарф вместо планировавшегося галстука? Джаспер передумал?!

Нет, передумал Диккенс. По сюжету хормейстер должен был появиться прилюдно с черным галстуком на шее — чтобы на это обратил внимание и читатель, и публика в соборе. Такая бравада Джаспера была призвана стать еще одной его ошибкой: позднее галстук должен был стать уликой, опознанной как принадлежащей Джасперу. И этот же галстук (теперь уже измятый от носки, ведь галстук завязывают узлом) Джаспер должен был подарить Эдвину?! Нет, мятые ношенные вещи не дарят.

Поэтому в последний момент Диккенс заменяет галстук шарфом, который уже по природе своей изначально измят и скручен. Помните, Джаспер перед тем как войти в дом, где его уже ожидают Эдвин и Невилл, снимает шарф с шеи, расправляет его и перекидывает через локоть? Все эти манипуляции имеют смысл только в одной ситуации — этот шарф позволено видеть на шее Джаспера кому угодно, но только не тем, кто находится внутри квартиры хормейстера. Потому что, это подарок на Рождество, подарок для Эдвина.

Так что, мы видим, что Диккенс придумал для Джаспера превосходный план преступления, простой и эффективный, но Диккенс же специально заложил в этом плане и несколько ошибок Джаспера, которые позднее, при правильной разработке, приведут убийцу в камеру смертников. Ошибкой был склеп Сапси, ошибкой было появление на людях в черном шарфе. Джаспер мог избежать этих ошибок, если бы он тщательнее обдумал свой план.

Но Диккенс добавил в сюжет еще несколько случайностей, которых Джаспер, думай он хоть до посинения, предусмотреть никак не мог. Этими случайностями стали:

1. кольцо матери Розы, переданное Эдвину опекуном невесты,
2. плохая погода с ураганным ветром в ночь убийства, и
3. куча строительного мусора, оставленная рабочими Дердлса внутри склепа Сапси. Куча, в которой кроме песка находилась и едкая негашеная известь.

Две ошибки и три случайности свели на нет все хитрые построения Джаспера, спасли от смерти Эдвина и Невила, а самого хормейстера привели на скамью подсудимых и едва не на виселицу.

— Есть пятьдесят дверей, куда может проникнуть разоблачение. — говорит Джону Джасперу и Брэдли Хедстоуну Диккенс. — С величайшим трудом и величайшей хитростью преступник запирает на двойной замок, на задвижки сорок девять из них — и не видит, что пятидесятая стоит распахнутая настежь.

В романе "Тайна Эдвина Друда" распахнутой настежь в самом буквальном смысле стояла кованая дверь склепа Сапси — такой её и обнаружил Джаспер, вернувшийся от плотины на место преступления чтобы спрятать труп. Дверь стояла распахнутая настежь, а тело племянника... тело Эдвина исчезло!

08.12.2015

1) Диккенс традиционно давал своим героям "говорящие" имена и фамилии, причем отрицательные персонажи получали фамилии, намекающие на их преступления. В дополнение к Джасперу и Хедстоуну можно вспомнить преступника из повести "Прохода нет" Жюля Обенрайцера, чья фамилия была образована Диккенсом из немецкого выражения "von oben reißen", которое означает в переводе "сорваться с высоты". Действительно, в повести Обенрайцер столкнул свою жертву в пропасть. Злодею из романа "Оливер Твист" Диккенс дал имя Билли Сайкс, образовав его из слова "билли", жаргонного названия дубинки, и глагола "shakes", означающего "трясти, потрясать чем-либо". И именно дубинкой Билли Сайкс убил свою сообщницу Нэнси.