В разговоре с Форстером Диккенс упоминал, что собирается построить свой новый роман следующим образом: сначала убийство, а потом исповедь убийцы в камере смертников. Очень интересный и очень трудный для воплощения замысел, отмечал Диккенс. Действительно, это означало бы, что весь роман целиком должен как бы быть "написаным" одним из песонажей романа, а сам Диккенс выступил бы в роли максимум "издателя" этих посмертных записок. Причем, об истинном "авторстве" читатели узнавали бы в самых последних строках, где убийца прощался бы с ними, отправляясь на казнь.

Нет сведений, что Диккенс отказался от столь трудного, но красивого замысла. Последняя глава так и не была никогда написана, и, если бы не случайно обороненная Форстеру фраза писателя, мы так никогда и не узнали бы о замечательном плане Диккенса — написать не просто роман, а беллетризованные показания обвиняемого, не исповедь преступника, а его попытку себя обелить, дать своему преступлению иное, более романтичное и менее позорное объяснение.

Cами по себе "записки из камеры" — жанр не новый, из тюрьмы писали и Де Сад, и Сервантес (но насколько различно!), описывал своё заключение и побег Казанова. Но Диккенс, как мне кажется, впервые поднял этот жанр на новую высоту, попытавшись показать всё "мерзостное чудо" души убийцы через его попытку выгородить себя путем творчества, через его ложь, заискивания и умолчания.

Можно ли, не имея на руках последней главы романа, тем не менее доказать, что Диккенс исполнил свой первоначальный замысел? Да, доказать можно, хотя и не окончательно. Для этого надо перечитать роман, держа в уме, что он написан Джаспером. И увидеть за диккенсовскими строчками мысли и чувства его персонажа.

Прежде всего, роман — это показания обвиняемого. Будет ли обвиняемый свидетельствовать в показаниях против себя? Если он не раскаялся, и если он не самоубийца — нет. Есть ли в романе что либо, прямо свидетельствующее против Джаспера? Нет, никаких прямых улик. Да и косвенных практически нет. Более того, "автор" почти не описывает ни одной ситуации, когда Джаспер был бы не на глазах у кого-либо, не при свидетелях. Две строчки про возвращение от Сапси, когда Джаспер смотрел на спящего Эдди, и пара абзацев про дорогу до домика Дердлса перед ночной экскурсией в собор, и это всё, совершенно безобидно. То есть, "автор", чтобы случайно не проговориться, твердо придерживается правила - никаких лишних показаний. Для Диккенса, как автора, такое самоограничение не имело бы смысла.

Далее, преступник всегда хочет показать себя с наилучшей стороны. Он не будет критиковать себя и свои поступки, иронизировать над собой, наоборот — он будет принижать и высмеивать всех прочих, а к себе относиться с уважением. Именно это мы и наблюдаем: "автор" не говорит про Джаспера ровно ничего дурного, ни разу не относится к нему с иронией, ни разу, кроме одного случая, не употребляет в отношении него такого литературного приёма, как сравнение. Джаспера не сравнивают. Кого угодно сравнивают — с грачами, ослами, чертями, над кем угодно смеются в авторской речи, но не над Джаспером. Один-единственный раз его сравнивают с дьяволом, и это, скорее, восхищение, чем насмешка. О голосе Джаспера и персонажи, и "автор" говорят только в превосходных степенях. Если же Джаспер попадает в невыгодное положение, то и персонажи, и "автор" ему тут же бросаются сочувствовать.

Зато других персонажей "автор" высмеивает как хочет. Тут его язвительность не знает ни границ, ни приличий. Если даже персонаж, попавший под град остроумия "автора", кругом положительный, то и в нем "автор" умудрится выискать повод для насмешки: носки у Грюджиуса на четверть торчат из-под брюк; Тартар — маниакальный чистюля; миссис Криспаркл, конечно, красивая старая дама, но любая молодая была бы её красивее. Диккенс ли это?! Каждый писатель любит своих персонажей, даже отрицательных, но для этого "автора" его персонажи - живые люди, которых он вполне может не любить, и которых он считает себя вправе презирать.

Но кого-то же "автор" любит, кроме Джаспера? Да, о некоторых он пишет с симпатией — об Эдвине Друде, о Розе, о Тартаре, об Елене, частично - о Грюджиусе и Криспаркле. Это и понятно, так как показать, что он любил Эдвина, убийце выгодно. Розе "автор" явно симпатизирует, хотя и считает глупенькой (и тут отчетлива перекличка мнений "автора" и Джаспера о Розе), признаваться в неприязни к Тартару убийца не может, так как это подтвердило бы мотив ревности, Елена Джасперу скорее безразлична, а Криспаркл и Грюджиус — главные обвинители на процессе и ссориться с ними опасно, перед ними правильнее будет заискивать. Вот так, сначала обсмеять прическу, фигуру, походку, манеры Грюджиуса, и даже его носки, а потом сказать, что он, в сущности, хороший человек. Такой вот особого рода, но комплимент.

Совпадение взглядов Джаспера и "автора" — поразительно. У них просто нет никаких расхождений во мнениях. Оба считают, что Клойстергэм - это дыра, и в таком месте не может происходить ничего интересного. Оба считают, что Эдвин легкомысленен, Невил дерзок и агрессивен, Роза - красивое дитя и своевольная глупышка, а по части Депутата вообще наблюдается дословное сходство в эпитетах в прямой и авторской речи: " Вы знаете этого… этого… эту… тварь? — спрашивает Джаспер, не находя слов для более точного определения этой твари." (в оригинале: "thing" - "вещь, нечто неодушевленное"). Вообще, авторское описание Депутата словно исходит из уст Джаспера, столько в нем неприятия и даже ненависти.

"Автор" успевает куснуть всех — Баззарда, "летучих" официантов, Билликин и Твинклтон, а Сапси и Сластигрох так и просто втоптаны в грязь. Все, кроме Дэчери. Вот этот персонаж, антагонист Джаспера, воспринимается без насмешки, как равный. Еще бы его не уважать "автору" — ведь он победит Джаспера, превзойдет его по уму и хитрости.

Несколько раз "автор" даже впрямую проговаривается, ненароком причисляя себя к жителям Клойстергэма: "курьерские поезда не удостаивают наш бедный городок остановки", "куда уж до него нашему скромному и благовоспитанному настоятелю"; один раз "автор" говорит о себе в первом лице: "если я спрятал часы, когда был пьян, в трезвом виде я не знаю, где они спрятаны, и узнаю, только когда опять напьюсь" (это что, Диккенс напьётся пьян?!); а однажды даже впрямую пытается отвести от Джаспера подозрения во лжи, причем, увертки его крайне неуклюжи: "Вы помните, — снова заговорил Джаспер, — когда мы заходили к мистеру Сапси, я сказал ему, что при последней встрече у молодых людей не было ни своры, ни каких-либо разногласий. (Джаспер, говоря так, не уклонялся от истины, он действительно сказал это мэру.) " То есть, перефразируя, истиной был тот факт, что Джаспер сказал это мэру, но были ли истиной сами его слова? Автор "играет" на стороне Джаспера? Или "автор" и есть сам Джаспер?

Но что же, когда "автору" приходится показывать Джаспера в минуты его слабости, в невыгодные для него моменты? Тут Джаспер поступает как нашкодивший ребенок, заявляющий на все обвинения: "Это был не я! Не знаю, кто, но не я!". В сценах в опиумном притоне, в сцене обморока Джаспера как бы не участвует он сам; нет, это кто-то посторонний ему, какой-то "человек", "путник", "господин из Клойстергэма", "фигура" и даже "куча тряпья", но не Джаспер. Срабатывает его защитная реакция, он не в состоянии написать собственное имя даже в третьем лице. Согласитесь, такое было бы просто странно для Диккенса, как автора.

И вот если посмотреть с этой точки зрения, то роман заиграет новыми красками, как бриллиант, на который луч света упал под правильным углом. Роман написан Джаспером. Это его мысли изложены в виде авторского текста. Это его язвительные эпитеты, его уничижительные сравнения, его лесть собеседникам в прямой и насмешки над ними в авторской речи. Он, самый закрытый и самый таинственный персонаж романа, о мыслях которого не было известно ровным счетом ничего, предстаёт вдруг перед нами, просвеченный насквозь, выписанный с огромной выразительной силой. Все его тщеславие, самолюбование, оправдание собственных слабостей и даже преступлений — всё это создаёт завораживающий образ "мерзостного чуда". Особенно, когда понимаешь, что так Джаспер говорил о себе самом.

И уже по другому воспринимаются "авторские" сентенции про двойную жизнь миссис Твинклтон, если знаешь, что это пишет сам ведущий двойную жизнь Джаспер. Ясно понимается его отношение к Розе - это не темная, всё поглощающая страсть, не ревность, а отношение как к "милой шалунье", очаровательному, но недоступному созданию. О Грюджиусе ли пишет Джаспер, или о самом себе, говоря:

"Подозревал ли он когда-нибудь, что та, чье сердце он завоевал с первой встречи, давно уже была любима другим — любима молча, безнадежно, на расстоянии? Догадывался ли он хоть в малейшей степени, кто этот другой? Да уж кому придет в голову вообразить тебя, в такой роли! Эх! Что уж тут! Ложись-ка лучше, бедняга, и полно бредить!"

Но Джасперу было не суждено дописать свой роман. Правосудие ведь не ждет! На 23-й главе за ним пришел палач, и Джаспер "был повешен за шею, пока не умер".

07.07.2012