— Ох, горюшко мне, горе, голова у меня все болит. Эти двое уж после вас пришли. Ох, горюшко, дела-то плохи, плохи, хуже некуда. Забредет китаец какой из доков, да вот ласкар, а новых кораблей, говорят, сейчас и не ждут. Ну вот тебе, милый, трубочка! Ты только не забудь — цена-то сейчас на рынке страх какая высокая! За этакий вот наперсток — три шиллинга шесть пенсов, а то и больше еще сдерут! И не забывай, голубчик, что только я одна знаю, как смешивать — ну и еще Джек-китаец на той стороне двора, только где ему до меня! Он так не сумеет! Так уж ты заплати мне как следует, ладно?

Говоря, она раздувает трубку, а иногда и сама затягивается, вбирая при этом немалую долю ее содержимого.

— Ох, беда, беда, грудь у меня слабая, грудь у меня больная! Ну вот, милый, почти уж и готово. Ах, горюшко, эк рука-то у меня дрожит, словно вот-вот отвалится. А я смотрю на тебя, вижу, ты проснулся, ну, думаю, надо ему еще трубочку изготовить. А уж он попомнит, какой опиум сейчас дорогой, заплатит мне как следует. Ох, головушка моя бедная! Я трубки делаю из чернильных склянок, малюсеньких, что по пенни штука, вот как эта, видишь, голубчик? А потом прилажу к ней чубучок, вот этак, а смесь беру этой вот роговой ложечкой, вот так, ну и все, вот и готово. Ох, нервы у меня! Я ведь шестнадцать лет пила горькую, а потом вот за это взялась. Ну да от этого вреда нету. А коли и есть, так самый маленький. Зато голода не чувствуешь и тратиться на еду не надо.

⯎ ⯎ ⯎

Традиционно считается, что роман Диккенса содержит не одну, а три тайны разом: это тайна исчезновения Друда, тайна личности Дэчери, и тайна старухи-Курилки. Первые две тайны подробно разобраны в моих предыдущих статьях, и теперь пришло время взяться за последнюю, за тайну Принцессы Курилки. Кто она такая, откуда взялась, и что она хочет от бедного хормейстера Джаспера?

Что нам вообще известно про старуху-содержательницу притона? В романе ясно сказано, что живёт она в Лондоне в одном дворе с Джеком-китайцем, и содержит, как и он, опиумный притон. Сомнительно, чтобы Джек-китаец потерпел так близко от собственного притона конкурентку, поэтому можно логично предположить, что притон Курилки является просто филиалом притона Джека-китайца (да и цены за трубочку опиума у них одинаковы).

В последней главе романа Джаспер, выйдя из дверей гостиницы на Алдерсгейт стрит (что возле здания Управления Почт) отправляется на восток, в район Ист-Энда, в бедные кварталы, туда, где в викторианскую эпоху располагался Лондонский Чайна-Таун. Этот маршрут хорошо согласуется с реальным адресом прототипа романного Джека-китайца — дом (подъезд) номер шесть, Нью-Корт, Виктория Стрит, ночлежка китайца А Синга, крещеное имя Джон Джонсон.

На карте 1878 года Нью-Корт хорошо виден прямо посередине, чуть правее Public Garden.

Известно, что в середине 1869-го года Диккенс в сопровождении полисмена посещал опиумокурильню А Синга чтобы набраться впечатлений:

Dickens's American friend, Mr J.T. Fields, has recorded that, during his stay in England in the summer of 1869, he accompanied the novelist one night (under police escort) to some lock-up houses, watch-houses, and opium-dens, it being from one of the latter that he gathered the incidents which are related in the opening pages. "In a miserable court," says Mr. Fields, "we found the haggard old woman blowing at a kind of pipe made of an old penny ink-bottle. The identical words which Dickens puts into the mouth of this wretched creature in 'Edwin Drood' we heard her croon as we leaned over the tattered bed on which she was lying. There was something hideous in the way this woman kept repeating 'Ye'll pay up according, deary, won't ye?' and the Chinamen and Lascars made never-to-be-forgotten pictures in the scene." We also have Dickens's statement that what he described he saw—exactly as he had described it—down in Shadwell in the autumn of 1869. "A couple of the Inspectors of Lodging-houses knew the woman, and took me to her as I was making a round with them, to see for myself the working of Lord Shaftesbury's Bill." Relative to his sketch of opium-smoking, Sir John Bowring (who had been British Ambassador to China and Governor of Hong Kong) pointed out to Dickens what appeared to him an inaccuracy in his delineation of that scene, and sent him an original Chinese sketch of the form of the pipe and the manner of its employment. While thanking him for the information, the novelist replied that he had only chronicled what actually came under his own observation in the neighbourhood of the London docks. Sir John's comment upon this is as follows: "No doubt the Chinaman whom he [Dickens] described had accommodated himself to English usage, and that our great and faithful dramatist here as elsewhere most correctly portrayed a piece of actual life."

Dickens placed the scene of Jasper's opium-smokings in a court just beyond the churchyard of St. George-in-the-East, Stepney. The Rev. Harry Jones, rector from 1873 to 1882, mentions that the old crone was known as Lascar Sal, and was living at the time he wrote (1875). The John Chinaman of whom she was so jealous in her trade was George Ah Sing, who died in 1889, he resided at 131, Cornwall Road, St. George's-in-the-East, and at the inquest it transpired that death was due to the rupture of a blood-vessel accelerated by destitution. When the novelist visited him, he kept an opium-den in New Court, Victoria Street, E., which used to be a house of call for Chinese seamen coming to this country and others who indulged in the use of the drug. The particular den described in the story was pulled down some years ago to make room for a Board-school playground, while the bedstead, pipes, etc., were purchased by Americans and others interested in curious relics.

Жена А Синга, портниха Ханна Джонсон, уроженка Соммерсета, занимала (как и романная старуха-Курилка) два номера на противоположной от А Синга стороне двора Нью-Корта:

In the novel, the mistress of Jasper’s opium den refers to another den “run by Jack Chinaman t’other side of the court”. Mrs Johnson, meanwhile, is listed on 1870 Census records as living at numbers 2 and 3 New Court, off Victoria Street (roughly on the site of the modern-day Dellow Street in Shadwell), while her husband Ah Sing rented numbers 6 and 7, on the other side of the court. Mrs Johnson, it should be pointed out, claims that her rooms were a boarding house rather than an opium den, while cheerfully admitting her husband’s lifelong trade. Mrs Johnson’s boarders were generally “coloured men … seafarers … and generally Lascars”.

Итак, нам известен теперь приблизительный адрес старухи-Курилки. Её точный адрес мы постараемся установить чуть позднее, а пока зададимся вопросом: а почему она Курилка?

Диккенс в романе ни разу не называет старуху по имени. Более того, он и старухой-то (old woman) её ни разу не называет, для Диккена она просто "изможденного вида женщина". Старой Курилку делает читательское воображение. Известно, что знаменитая содержательница опиумного притона "Матросская Салли", сама заядлая курильщица, была всего лишь двадцати шести лет от роду, а выглядела она, как пишут, на все восемьдесят. Так и Курилка во второй части романа могла оказаться сравнительно молодой женщиной, только изможденной алкоголизмом, опиумной наркоманией и болезнью лёгких.

Курилкой хозяйку опиумного притона называет мальчишка Депутат. Но давайте зададимся простым вопросом — а откуда Депутату знать, что Курилка курит опиум? Разве он видел её курящей? И разве он смог бы определить, что курится именно опиум, а не табак?

Курилка была в Клойстергэме дважды, но только во второй приезд останавливалась в "Двухпенсовых номерах для проезжающих", где Депутат в ту пору трудился как "man-servant", мужская прислуга:

‘I’m man-servant up at the Travellers’ Twopenny in Gas Works Garding,’ this thing explains. ‘All us man-servants at Travellers’ Lodgings is named Deputy. When we’re chock full and the Travellers is all a-bed I come out for my ’elth.’

В первый её приезд Курилка не тратила деньги на ночевку в Клойстергэме, она занималась поисками Джаспера, поисками "иголки в стоге сена", поисками, которые её так утомили, что Эдвин нашел её сидящей прямо на мёрзлой земле под кустом рядом с калиткой на пустырь Виноградников. Вид у Курилки при этом был явно больной, и она, определенно, страдала от абстинентного синдрома. Выпрашивая у Эдвина три с половиной шиллинга, Курилка обещала ему тотчас же уехать в Лондон (известно, что дилижансы на станцию железной дороги отправлялись именно от Мэйдстоун Роуд, от угла улицы, на которой и стояли "Двухпенсовые номера"), уехать, "никому не докучая", потратив деньги "на дело", т.е. на опиум.

Если бы у Курилки в кармане была бы трубочка и запас опиума для курения, стала бы она дрожать от опиумной ломки под кустом у обочины? В такое поверить невозможно. Три с половиной шиллинга были ей нужны, чтобы опиум купить — в аптеке, в четверть-пинтовой (примерно полстакана) бутылке коричневого стекла, под названием "Лауданум". Цена этого снадобья, согласно Википедии, составляла 80 американских центов, что при обменном курсе викторианских времен 4,75 доллара за фунт как раз и составит три шиллинга и три пенса.

Таким образом, если Курилка сдержала слово и уехала вечером Сочельника в Лондон последним дилижансом (деньги на обратный билет у неё просто обязаны были иметься, иначе она выпросила бы у Эдвина и их), то Депутат никак не мог с ней пересечься, а тем более не смог бы узнать, что она курит опиум.

Во второй приезд в Клойстергэм Курилка повторяет свой номер и выпрашивает те же самые три с половиной шиллинга теперь уже у Дэчери. Теперь она уже более определенно говорит, что деньги ей нужны "на лекарство", сиречь — на Лауданум. Получив требуемое, а так же узнав от Дэчери, что Джона Джаспера можно будет увидеть поутру в соборе, Курилка отправляется в "Двухпенсовые номера", где и снимает койку на ночь — за те самые оставшиеся от покупки Лауданума два пенса. И у неё остаётся еще один пенс на "early wash", то есть, на принятие ванны.

Буквально через несколько минут после ухода Курилки (Дэчери хватило время только на то, чтобы зайти домой за шляпой), Дэчери встречает Депутата, уже переполненного сведениями о "новой постоялке". Где он мог их получить? Устроил Курилке допрос или удостоился долгого доверительного разговора? Нет, он просто стоял рядом, когда хозяин "Двухпенсовых номеров" заносил в регистрационную книгу имя и постоянный адрес проживания вселяющейся гостьи. И Диккенс доносит до читателя романа эти сведения, но пропустив их предварительно через мальчишеское сознание дурака и фантазёра Депутата:

— Курилка, — подтверждает Депутат, хитро подмигивая мистеру Дэчери, и, загнув голову набок и страшно закатив глаза, делает вид, что курит трубку. — Опивом курит.

— Как ее зовут?

— Ее Королевское Высочество принцесса Курилка.

— Надо полагать, у нее есть еще и другое имя. А где она живет?

— В Лондоне. Где матросня крутится.

— Моряки?

— Я же говорю — матросня. И китаезы, и еще разные, которые горла режут.

Чтобы понять исходный текст, не искаженный "испорченным телефоном" восприятия Депутата, проанализируем оригинальный английский текст:

‘Puffer,’ assents Deputy, with a shrewd leer of recognition, and smoking an imaginary pipe, with his head very much on one side and his eyes very much out of their places: ‘Hopeum Puffer.’

‘What is her name?’

‘’Er Royal Highness the Princess Puffer.’

‘She has some other name than that; where does she live?’

‘Up in London. Among the Jacks.’

‘The sailors?’

‘I said so; Jacks; and Chayner men: and hother Knifers.’

В последнем предложении совершенно отчетливо присутствует упоминание Джека-Китайца (Jack Chayner man), а "другие-разные, с ножами" или "hother Knifers" родились в воображении Депутата из банального "hotel for night", что всё вместе даёт нам "ночлежку Джека-Китайца".

Совершенно фантастически исказилось при Депутатском воспроизведении название улицы, на которой располагается романная ночлежка Джека-Китайца. Услышав название "Принцес Сквер" (соседняя с Виктория Стрит улица) Депутат неизвестно с чего вообразил, что это сама Курилка является "её королевского высочества принцессой".

Так почему же Депутат называет "новую постоялку" Курилкой, если он ни разу не видел, как она курит?! Да потому, что у неё действительно такая "говорящая" фамилия — Пафферт, Курилка. В Диккенсовскую пору было модно давать литературным героям "говорящие" имена и фамилии; вспомните хоть Гоголевскую Коробочку. Достаточно примеров и в самом романе: Роза Буттон, Криспаркл, состоящий из "Christ" и "sparkle", что вместе даёт "свет Господень", Грюджиус, состоящий из "grew" и "egregious", и еще несколько прочих. А зовут миссис Пафферт старым пуританским именем Хоупфул, Hopeful.

Итак, вот имя и адрес нашей содержательницы притона, знакомьтесь:

Hopeful Puffert, Jack-Chinaman's hotel for night, Princes Square, East End, London

Чтобы совсем уже закончить с косноязычным и всё понимающим навыворот Депутатом, разберемся с последним элементом головоломки — с загадкой слова "kinfreederel".

Впервые это слово употребляется Депутатом в главе XII в форме "Kin-freederel", затем в главе XVIII уже как "Kinfreederal", а в конце книги вообще как "Kin-free-der-el". Обозначает оно в устах Депутата, понятное дело, кафедральный собор — Cathedral.

Но Диккенс предпринимает определенные усилия, так строя диалог между Дэчери и Курилкой, чтобы не дать читателю услышать, как именно выговаривает это трудное слово сама Курилка:

Мистер Дэчери встает из-за стола и выходит на порог.

— Знаете вы, что такое собор? — спрашивает он шутливо.

Женщина кивает.

— Ну и что же это такое?

Она озадаченно смотрит на него, в тщетных поисках удовлетворительного определения. Но тут ей приходит в голову, что легче просто показать на самый предмет, который сейчас маячит поодаль, резко выделяясь черной своей громадой на густо-синем ночном небе среди чуть поблескивающих ранних звезд.

— Правильно. Пойдите туда завтра в семь утра — и вы увидите мистера Джона Джаспера и услышите, как он поет.

— Спасибо, милый! Вот уж спасибо!

Для чего это делается? Сначала Дэчери приглашает Курилку в собор, затем Курилка разговаривает с Депутатом, потом Депутат рассказывает Дэчери, что Курилка собирается основательно вымыться, чтобы идти в собор, и утром Дэчери, действительно, видит Курилку в соборе. Казалось бы, всё правильно. Однако, говорила ли Курилка с Депутатом о соборе, или о чем-то другом? В разговоре с Дэчери Курилка объяснялась знаками, а в разговоре с Депутатом уже словами?

‘But here’s a lark!’ cries Deputy. ‘Where did yer think ‘Er Royal Highness is a-goin’ to to-morrow morning? Blest if she ain’t a-goin’ to the KIN-FREE-DER-EL!’ He greatly prolongs the word in his ecstasy, and smites his leg, and doubles himself up in a fit of shrill laughter.

‘How do you know that, Deputy?’

‘Cos she told me so just now. She said she must be hup and hout o’ purpose. She ses, “Deputy, I must ’ave a early wash, and make myself as swell as I can, for I’m a-goin’ to take a turn at the Kin-free-der-el!”

"Новой постоялке" миссис Пафферт требуется от слуги Дэчери на пенни горячей воды и мыла, чтобы основательно вымыться. Отправляется Курилка в собор, или на свидание, или хочет посетить мэра Сапси — это не та тема, которую постоялица гостиницы будет обсуждать с коридорным мальчишкой. Начало фразы было о помывке, середина фразы была о помывке, а конец фразы — о соборе?! Нет, и конец фразы Курилки был тоже о помывке, и звучал он в действительности так: "I’m a-goin’ to take a turn a sKIN FREE, DEARY" — Курилка хочет отправиться "сделать кожу чистой, дорогуша!"

Какова же причина того, что Диккенс выстраивает такую сложную композицию вокруг слова "Cathedral"? Цель этого — навести читателя на мысль, что Депутат не только про Kinfreederel неправильно расслышал, но и всё предыдущее переврал, то есть, побудить читателя вернуться на пару абзацев назад и вчитаться в диалог Депутата и Дэчери, вычитать из него имя и адрес миссис Пафферт.

Определенно, загадка Курилки должна была разрешиться одной-двумя главами далее, когда на просьбу Дэчери узнать поподробнее лондонский адрес Курилки Депутат приволок бы ему регистрационную книгу гостиницы "Travellers’ Twopenny", где Дэчери бы и вычитал координаты опиумного притона. Композиция обрела бы законченную форму: загадка-намёк-отгадка. Но отгадка никогда не была написана, а намёк был слишком тонок, и потому получился не понят, отчего Курилка на 140 лет осталась безымянной "принцессой".

14.07.2013