Первое, с чем мы должны определиться, это расположение каминов. Сегодня они демонтированы и заменены батареями отопления у каждого окна, но в викторианскую пору камины служили единственными источниками тепла в квартирах, и были важной деталью каждой жилой комнаты. Каждый камин имел свою отдельную трубу, ведущую сразу на крышу (это для того, чтобы дым из комнаты снизу не шёл в одну из верхних комнат), поэтому дымоходы эти в сумме занимали немаленькую площадь: в квартире Криспарклов только на дымоходы отводилось по десять квадратных метров на каждом этаже (область на рисунке, закрашенная серым). Камины, таким образом, могли быть только угловые ‒ примерно такие, как это показано на рисунке (и мы увидим далее, что это соображение подтверждается и иллюстрацией к роману).

Комнаты в нижней части рисунка смотрят своими окнами на дорогу перед домом, комнаты в верхней части ‒ в разбитый на небольшие садовые участки (ярды) палисадник на задах дома. В полуподвальном этаже располагалась кухня со своей входной дверью (для доставки угля и припасов) и парой окон для освещения, а так же большая кладовая комната ‒ например, для неиспользуемых предметов мебели. Мистер Криспаркл мог бы устроить в ней свой тренажёрный зал, но, как мы понимаем из текста, он хотел сохранять респектабельность даже в глазах своей единственной горничной, поэтому и боксировал он перед зеркалом в столовой комнате, тайно.

На нашем первом, а у англичан ‒ нулевом или "земляном" этаже, кроме узенького коридора, ведущего ко входной двери, было два помещения: столовая комната и гостиная. В гостиной стояло пианино, а в столовой комнате ‒ тот самый знаменитый, массивный диккенсовский буфет, перекочевавший на страницы романа из детских воспоминаний писателя (точно такой же буфет имелся дома у родителей маленького Чарли Диккенса). Буфет не мог располагаться в гостиной, т.к. он был слишком большой, и в нём, кроме банок с вареньем, традиционно хранилась и другая еда: например ‒ хлеб, остатки окорока на блюде, бисквиты, фрукты, ликёры и так далее ‒ что больше подходило именно для столовой комнаты. К этому буфету мы ещё вернёмся, а пока поднимемся на один этаж выше.

Над гостиной комнатой располагалась спальня миссис Криспаркл ‒ одна из самых больших комнат в доме, шириною в три окна и площадью почти в 25 квадратных метров. На той же площадке лестницы, только напротив, жил её единственный сын, младший каноник Септимус Криспаркл. Его половина этажа была разделена тонкой перегородкой на два помещения ‒ небольшую спальню шириной в два окна, со своим камином, и крохотную библиотеку, в которой преподобный Септимус хранил свои богословские книги и писал тексты своих проповедей за маленькой конторкой у окна. В этой библиотеке миссис Криспаркл частенько посиживала с вязанием в руках (очевидно, на стульчике у входной двери, поскольку Диккенс упоминает раз, что миссис Криспаркл пришлось встать и пройти через всю комнату, чтобы поцеловать своего сына), пока её любимый Септ, сидя спиною к ней, прилежно занимался с книгами у окна.

В эту библиотеку младший каноник в главе восьмой заводит полупьяного Невила, заводит осторожно, чтобы не разбудить спящую в комнате напротив свою матушку, а потом провожает юношу наверх ‒ в единственную гостевую комнату третьего этажа. Зачем провожает, хотя уже успел показать ему путь туда? Ну, наверное, затем, чтобы юноша не перепутал двери и не вломился в комнату к служанке, спящей в своей чердачной каморке напротив.

Обстановка комнаты Невила известна нам плохо. Диккенс упоминает, что там ‒ кроме, разумеется, кровати ‒ есть камин (Невил сжигает в нём какие-то бумаги), письменный стол и кресло перед ним (положив локоть и голову на этот стол Невил рыдает в восьмой главе), шкаф для белья и диванчик в оконной нише. Сама эта ниша существует только в русском переводе романа. В оригинале у Диккенса упомянут диванчик у окна, и ничего более, а наличие ниши означало бы, что комната уже чердачная, со скошенным потолком, и ниша была бы тут не эркерная, а получалась бы таковой из-за окна, выступающего над скатом крыши ‒ а такое устройство потолка противоречит архитектуре дома на Улице Младших Каноников в реальном Рочестере.

Рядом с комнатой юноши в романе располагается медицинская кладовка миссис Криспаркл, и, как указано в романе, это "тесный чуланчик с низким потолком и выбеленными стенами, где пучки сухих листьев свисали с ржавых гвоздей или лежали, рассыпанные, на полках, в соседстве с объемистыми бутылями". Но для чего упомянута в романе эта кладовка? Мне не удалось придумать ни одной тому причины. Кто-то из "продолжателей" романа прятал в ней Невила, сбежавшего из-под ареста, но почему Невил должен был прятаться в кладовке, а не в своей не менее уединённой комнате ‒ для меня так осталось загадкой.

Напротив комнаты Невила располагалась комната служанки ‒ единственной прислуги в доме Криспарклов. Как мы помним, она выполняла ещё и обязанности кухарки: в день приезда сирот Ландлесс и званого ужина, служанка кашеварила внизу, в кухне, а подавать блюда в столовую комнату миссис Криспаркл пришлось позвать соборного пристава мистера Топа. В комнате прислуги была, вероятно, своя кладовка, не упомянутая в романе, поскольку в ней не хранилось ничего интересного, кроме вёдер, метёлок и тряпок. Наличие такой кладовки подразумевается из-за величины комнаты ‒ иначе пришлось бы предположить, что служанка обитает в комнате размером более двадцати квадратных метров, что по викторианским меркам было бы непозволительной расточительностью.

Вернёмся теперь на первый, "земельный" этаж квартиры Криспарклов и расставим в столовой комнате мебель для ужина на девять персон. Попытавшись сделать это, мы поймём всё то волнение, которое организация этого ужина доставила хозяйке этого дома.

Итак, у нас имеется комната шириною в три окна и площадью в двадцать пять с половиною метров. Это весьма большая, по сегодняшним меркам, комната. Если вдоль длинной стены поставить раскладной стол и усадить на стульях по обе стороны от него восемь человек, то на каждого обедающего придётся, скажем, сантиметров по семьдесят ‒ этого вполне достаточно для того, чтобы обедающие не слишком задевали локтями друг друга. В длину это даст почти три метра, а длина комнаты, как мы помним, составляет пять с половиною метров. Если посадить в торец этого большого стола мистера Хонитандера (в принесённом из гостиной кресле), то и тогда за спиной этого господина останется достаточно места, чтобы мог пройти мистер Топ с блюдами в руках ‒ а мы помним, что Диккенс организовал всё так, что места для прохода Топа не оставалось, и филантроп довёл его чуть не до истерики, передавая блюда через собственную голову. Как же Диккенс справился с этой проблемой?

Великий писатель просто сократил полезную длину обеденной комнаты Криспарклов, поставив в неё весьма глубокий и объёмистый буфет! Мы помним, что в него приходилось нырять чуть ли не с головою, чтобы достать банки, стоящие у задней его стенки. Это означает, что глубина буфета достигала минимум целого метра. И если сложить все эти метры и сантиметры, то и получится, что обеденный стол, кресло Хонитандера и огромный буфет полностью перегораживали всю обеденную комнату (на самом деле, целую залу) жилища Криспарклов! Вот для чего в романе был упомянут буфет ‒ и больше ни для какой другой нужды!

Обычный читатель и не заметит наличия в обеденной комнате громоздкого буфета, поскольку вовсе и не знает истинных размеров комнат в реальном доме на Улице Младших Каноников в городе Рочестере. Ему будет достаточно просто авторского упоминания о том, что в комнате ‒ из-за девятого оставшегося к обеду гостя ‒ получилось слишком тесно. Но сам Диккенс должен был представлять себе сцену в столовой воочию ‒ для того, чтобы суметь описать её. Диккенсу были ведомы точные размеры комнат в жилище каноника Уайстона, и ему пришлось мысленно поставить в столовую комнату массивный буфет, чтобы объяснить ‒ самому себе! ‒ почему в столь большой комнате оказалось так мало полезного места.

Точно так же и иллюстратору нужно было хорошо представлять себе расположение предметов мебели в гостиной комнате для того, чтобы изобразить многофигурную сцену у пианино. Для расположения инструмента существует только одно логичное место ‒ как можно дальше от камина, чтобы пианино не рассохлось. Филдс ставит кабинетного размера пианино (шириной всего 1,3 метра) у стены, смежной со входным коридором, затем у противоположной окнам стены ставит узкий диванчик с прямой спинкой ‒ для мисс Твинклтон (позднее на него уложат лишившуюся чувств Розу), а хозяина и хозяйку дома усаживает на стулья посреди комнаты. Вошедший вместе с каноником Невил останавливается сразу у двери, в крохотном уголке между дверью комнаты и пианино ‒ и чтобы дать ему там место, художнику потребовалось "передвинуть" входную дверь ближе к окнам, в противоречии с реальным положением дверей в реальном доме в Рочестере.

То, что мы правильно (т.е. под углом) расположили камин в гостиной, подтверждается ещё и показанным на иллюстрации распространением света ‒ из-за правого обреза рисунка, судя по освещению юбок мисс Твинклтон. На улице, определённо, уже стемнело, поскольку у пианино зажжены свечи. Зажжено и газовое освещение, расположенное за спиной каноника ‒ это видно по положению теней от ножек его стула. Чтобы каминная и газовая тяга были лучше, в комнате приоткрыты окна, поэтому обладающий тонким слухом хормейстер вполне мог слышать (и позднее дословно повторить канонику) фразы, произнесённые Невилом у входных дверей. Вспомним, что и до разговаривающих у крыльца Криспаркла и Невила ясно доносились смех и разговоры из гостиной, и это ещё одно доказательство того, что оконные рамы были в тот момент приподняты.

Что ж, вот, пожалуй, и всё, что мы можем сказать об обстановке в доме семейства Криспаркл... Ах, нет! Есть ещё намёк на положение трюмо в обеденной комнате дома! Судя по всему, оно располагалось в дальнем от входной двери углу комнаты, возле окна. Именно при таком его расположении преподобный Септимус, заслышав на скрипучей лестнице шаги служанки, несущей им из кухни внизу поднос с завтраком, успевал не только стянуть с рук боксёрские перчатки и спрятать их в ящике трюмо (а не забросить в шкаф, как это ошибочно указано в русском переводе), но у него ещё и оставалась секунда на то, чтобы с задумчиво-философским видом повернуться к окну в сад и притвориться, что это не он минуту назад, словно мальчишка, прыгал перед зеркалом и наносил воображаемому противнику один немилосердный удар за другим.

07.10.2018