Лада Керимова: Туз в рукаве, или Ещё о "Тайне Эдвина Друда"

Впервые опубликовано в блоге "Горький мёд" 27.01.2011

Публикуя свой первый пост из серии "Приключения книг", посвящённый роману Диккенса "Тайна Эдвина Друда" я и не думала, что этот разговор растянется надолго. Но потом последовал пост "Тайна Эдвина Друда"-2, и сейчас я в третий раз возвращаюсь к написанному и перечитанному. Второй пост состоял из моих старых детских записок — перебранки с автором статьи "Ключи к роману "Тайна Эдвина Друда"", диккенсоведом Уолтерсом. Я спокойно их опубликовала, потому что со всеми своими мыслями многолетней давности была согласна. Однако появилась необходимость в уточнении некоторых фактов — вот их-то я сейчас и попытаюсь разъяснить.

Это только кажется, что версий продолжения романа множество и все они противоречат друг другу. На самом деле — версий всего две.

Первая состоит в том, что Диккенс оставил в тексте своего неоконченного произведения все необходимые ключи и подсказки; надо только правильно истолковать имеющиеся факты — и разгадка у нас в кармане.

Версия второя: Диккенс НЕ оставил все необходимые ключи для раскрытия тайны, и нам не узнать авторский замысел, как мы не бейся. С самого начала (но, наверное, не очень убедительно) я пыталась объяснить, что являюсь приверженцем именно второй версии (ниже объясню, почему), и для меня все версии — что признанных, что непризнанных знатоков и любителей романа — останутся не более, чем версиями.

Есть у Диккенса одна особенность, одна писательская "фишка", абсолютно уникальный приём, который потом неоднократно пытались использовать многие авторы, но ни у одного это так и не получилось. Я его называю "туз в рукаве", или "кусочек паззла". Объясню на примере. Представьте себе коробку, в которой лежит разобранная на части картина-головоломка, гигантский паззл. Автор встряхивает коробку и выкладывает перед читателем на стол элементы этого паззла. И если абсолютное большинство авторов детективных историй "собирает" свой паззл постепенно, представляя читателю один элемент за другим, позволяя строить одну-две версии, постепенно догадываясь о возможном развитии сюжета — Диккенс поступает по-другому. Он выбрасывает перед читателем сразу все детали и элементы паззла — за исключением одного-единственного, крошечного кусочка, который прячет до поры до времени, как опытный шулер — туз в рукаве.

И читатели, сопя и толкаясь, принимаются усердно складывать паззл, и у них почти получается! Так сложишь — смотрится неплохо! А так повернешь кусочки-детали — ещё лучше! Вот тут, правда, есть незаметный почти несовпадающий штришок... а вот тут — какая-то лишняя деталь... А это можно и так положить, и эдак!

И только в последней части романа, ухмыляясь в бороду, Диккенс вытаскивает свой "туз". Заключительный кусочек падает на стол, и паззл складывается абсолютно волшебным образом на глазах у ошарашенных читателей — потому что финальная картина совсем не такова, какой они себе её представляли! Все штрихи и детали, все элементы рисунка соединяются в одну общую, стройную картину, и при этом нет ни малейшего намёка на то, что этот "туз" автор придумал под конец, впопыхах, чтобы вытащить своих героев из тупика, в который сам же их и завёл. Всем становится понятно, что именно этот маленький кусочек и есть центр картины, стержень романа, что все остальные события без него были бы просто невозможны!

И читатель принимается судорожно листать страницы, восклицая: "Ах, вот в чём было дело! Вот почему ОН так сказал, ОНА так посмотрела, и ОНИ повернули именно в эту сторону!". Объяснение находит всё: каждый жест, взгляд, движение, вздох и междометие.

В результате довольны все. Автор доволен, что ухитрился удивить читателя. Читатель доволен, что его удивили, но при этом не чувствует себя дураком. А то ведь как бывает при чтении детектива: если твои догадки совпали с действительностью — презираешь автора за недостаток фантазии. Не совпали — обижаешься на себя за свою недогадливость. А тут и овцы целы, и волки сыты!

Что это за деталь — вы поймёте сами. В "Николасе Никльби" — своя, в "Крошке Доррит" — своя, в "Холодном доме" — своя, в "Нашем общем друге" — своя. А вот какова она должна была быть в "Тайне Эдвина Друда" — мы не узнаем никогда. Неотосланное письмо, потерянное завещание, шейный платок, шарф, кольцо, незаконорожденный ребёнок, дальний родственник — о которых сами герои романа (а читатель — и подавно) и слыхом не слыхивали.

Потому любые догадки остаются для меня только догадками. Чужие версии мне не нравятся (ни одна), а свою я не могу построить, остро чувствуя отсутствие недостающего элемента общей картины. Это мнение твёрдое, окончательное, и никто его не в силах изменить и поколебать.

Что ещё мне хотелось бы объяснить? Ах, да. Своё яростное неприятие теории, что Дик Дэчери — загримированная женщина: Елена, Роза, мать Эдвина и т.д. Объяснение очень простое — чёрная продолговатая коробка, которая много лет лежит в моём шкафу.

Коробка с гримом — единственное, что я захватила на память, покидая театр. За те годы, что я провела за кулисами, мне доводилось видеть молодых (и не очень) женщин, загримированных под: девочек, мальчиков, юношей, лис, змей, лягушек, тушканчиков, лягушек, кроликов (я не ёрничаю, я вспоминаю репертуар). Я знаю, сколько требуется времени и сил на грим простой и сложный, какой требует вмешательства профессионального гримёра, а какой актёр в состоянии сделать сам. Я знаю его запах, консистенцию и основные цвета; а главное — я знаю, как он выглядит на лице актёра не из зрительного зала (даже с первых рядов), а на расстоянии вытянутой руки. Он выглядит убийственно. Убийственно для версии о том, что "старый холостяк, живущий на свои средства" — загримированная дама любого возраста. Диккенс тоже это знал. И мне достаточно этого факта.

Три вечера своей жизни я потратила на прочтение романа Дэна Симмонса "Друд". Отзыв, который я прочла о нём на одном сайте, был следующим: "Автор виртуозно оперирует историческими фактами для создания сказочно притягательного, но в то же время вселяющего ужас произведения. Опираясь на реальные детали из жизни Чарлза Диккенса, описанных Уилки Коллинзом (другом Диккенса, часто сотрудничавшим с ним, а также его же извечным сопреником), “Друд” исследует так и неразгаданные тайны последних лет жизни известного писателя, и пытается подобрать ключ к последней, неоконченной работе Диккенса “Тайна Эдвина Друда”. Страшный, запоминающийся и чрезвычайно самобытный, “Друд” – вершина мастерства Дэна Симмонса".

Что тут скажешь... Если "Друд" — вершина, представляю, каково основание этой мусорной кучи... Ещё после "Милосердных" Андхази я дала себе верное слово — никогда не читать современных романов, спекулирующих на именах классиков. У меня только испортилось настроение — и глаза болят, потому что пришлось читать электронную версию, а этот фрукт не для моего здоровья. В одном я только согласна с автором; он вложил в уста повествователя отзыв о моём любимом романе Диккенса ("Наш общий друг"), который вполне, как мне кажется, соответствует действительности.

В заключение прошу прощения за свой длинный пост, благодарю вас за терпение и предлагаю перечесть и вспомнить два удивительных, потрясающих признания в любви. Мне никогда не доводилось читать ничего подобного; но эти два глубоко переплетаются друг с другом и сильно отличаются от всех иных.

1.

...Вы притягиваете меня к себе. Если б я сидел в глухом каземате, вы исторгли бы меня оттуда! Я пробился бы сквозь тюремные стены и пришел бы к вам! Если б я был тяжело болен, вы подняли бы меня с одра болезни, я сделал бы шаг и упал к вашим ногам!

Дикая сила, звучавшая в словах этого человека, — сила, с которой спали все оковы, — была поистине страшна. Он замолчал и ухватился рукой за выступ кладбищенской ограды, точно собираясь выворотить камень.

— Ни одному человеку не дано знать до поры до времени, какие в нем таятся бездны. Некоторые так никогда и не узнают этого. Пусть живут в мире с самими собой и благодарят судьбу. Но мне эти бездны открыли вы. Вы заставили меня познать их, и с тех пор это море, разбушевавшееся до самого дна, — он ударил себя в грудь, — не может успокоиться. Я люблю вас. Какой смысл вкладывают в эти слова другие люди, мне неведомо, а я вкладываю в них вот что: меня влечет к вам непреодолимая сила, она владеет всем моим существом, и противостоять ей нельзя. Вы можете послать меня в огонь и в воду, вы можете послать меня на виселицу, вы можете послать меня на любую смерть, вы можете послать меня на все, чего я до сих пор страшился, вы можете послать меня на любую опасность, на любое бесчестье. Мысли мои мешаются, я перестал быть самим собой, вот почему вы моя погибель.

Куски извести из-под камня, который он все выворачивал из ограды, посыпались на мостовую, как бы в подтверждение его слов…

2.

…Мой дорогой мальчик любил вас, а он, к несчастью, слишком много думал о себе и слишком был доволен собой (я не говорю того же о вас), чтобы любить вас как должно, как другой любил бы вас на его месте, как вас надо любить!..

Он не делает попытки ее удержать. Но лицо его так мрачно, так грозно, он так властно положил руку на солнечные часы, словно ставит свою черную печать на сияющее лицо дня, что Роза застывает на месте и смотрит на него со страхом…

— Роза, даже когда мой дорогой мальчик был твоим женихом, я любил тебя до безумия; даже когда я верил, что он вскоре станет твоим счастливым супругом, я любил тебя до безумия; даже когда я сам старался внушить ему более горячее чувство к тебе, я любил тебя до безумия; даже когда он подарил мне этот портрет, набросанный столь небрежно, и я повесил его так, чтобы он всегда был у меня перед глазами, будто бы на память о том, кто его писал, а на самом деле ради горького счастья ежечасно видеть твое лицо и ежечасно терзаться, — даже тогда я любил тебя до безумия; днём, в часы моих скучных занятий, ночью, во время бессонницы, запертый как в тюрьме в постылой действительности, или блуждая среди райских и адских видений, в стране грез, куда я убегал, унося в объятиях твой образ, — всегда, всегда, всегда я любил тебя до безумия!..

Нетрудно заметить — женщины, к которым признания обращены, выражаемых чувств не разделяют. Тот, кому принадлежит первое признание, вскоре задумает и совершит жестокое убийство — и лишь чудом жертва выживет, сохранив на лице и теле шрамы. На что способен и что совершил тот, кто произнёс второе признание — так и осталось тайной.

Обсуждение:

Милых Дмитрий: Спасибо за любопытную страничку, тоже лет тридцать интересуюсь этой темой, как только школьником посмотрел телеспектакль. К сожалению, английского языка не знаю, а поиски русских источников постоянно приводят к одним и тем же очень спорным и натянутым "разгадкам".

В 1990 году Книжная палата выпустила сборник библиографических разысканий "Тайна Чарльза Диккенса". В нем опять тот же Каминг Уолтерс, традиционно сопровождающий роман в каноническом переводе Ольги Холмской. Затем Смаржевская, Цимбаева и прочие "искусствоведы" со своими фантастическими детскими домыслами, крутящимися вокруг переодевания молоденьких девушек в пожилых отставников. Диккенс в гробу переворачивается, несомненно, от их догадок. Ну понятно ведь малышу, что в нижней сцене на обложке неизданного романа перед ошеломленным Джаспером возле гроба стоит сам Эдвин Друд! Если же Друд все-таки мертв, то это действительно принявшая его облик Елена Ландлес. Разве испугался бы так Джаспер стоящего в склепе мистера Дэчери, ну разве что пожелал бы ему доброй ночи.

Р. Проктор, главный противник версии Уолтерса, изложивший свои весьма веские соображения под псевдонимом Томас Форстер, был уверен, что Друд остался жив. Его статья впервые с дореволюционных времен появилась в 2001 году в приложении к роману, вышедшему в издательстве "Захаров" в слабеньком старинном переводе Марии Андреевны Шишмаревой. Проктор-Форстер, похоже, ближе всех оказался к Диккенсу. Уолтерс обвиняет его в том, что Проктор вынужден игнорировать кольцо-улику вследствие несостоятельности своей версии. Что называется, с больной головы на здоровую! Кольцо-улика нужна Диккенсу вовсе не за тем, чтобы обнаружить труп Друда в склепе, а затем, чтобы, намекнув о нем Джасперу, заставить его взять кольцо из гроба. Вот тогда он и будет "Пойман с поличным", как в одноименном произведении Диккенса.

Мария Чегодаева в 1983 году выполнила на основе статьи Проктора реконструкцию окончания романа, но узкоспециальный сборник статей "Мастера классического искусства Запада" с этой публикацией растворился в советском книжном океане бесконечных переизданий Маркса-Энгельса. В нем впервые на русском языке реконструкция событий происходила не с точки зрения современного уголовного розыска, а в преломлении к художественному методу Диккенса.

У "Захарова" это эссе тоже привели, его, пожалуй, пора использовать в качестве приложения к каноническому переводу ВМЕСТО статьи Уолтерса. Правда и эта уважаемая метресса почему-то не упомянула, что Диккенс, если и задумывал переодевание Елены Ланлес, то уж точно не в мистера Дэчери. Неужели это только моя догадка?

А уж на роль Дэчери, бесспорно, подходит больше всего Баззард, ведь его сонность и реактивность всего лишь следствие его пренебрежения к окружающему миру, отвергнувшему когда-то его драматургический талант.

Кстати, интернет полон ссылками на источник, которого при этом, похоже никто из моих современников в глаза не видел. Первоначально незаконченный роман Диккенса был завершён медиумом Джеймсом, человеком совершенно необразованным (чтобы не сказать неграмотным) – об этом факте рассказывает, например, Карл Дюпрель в своей книге «Открытие души потайными науками». Между прочим, этот вариант концовки романа был переведён на русский язык Е. П. Блаватской.

О других вариантах окончания романа, которые были записаны значительно позднее другими медиумами, сообщает уже Конан-Дойль. Концовка романа, надиктованная Джеймсом, был опубликована через несколько лет после смерти писателя и считалась у современников вполне правдоподобным и логичным финалом "Друда". Почему же нам об этих версиях до сих пор ничего не известно, кроме как в изложении этого злосчастного Уолтерса? Если считается, что в этой системе не хватает уравнений для однозначного определения всех неизвестных, почему не воспользоваться потусторонними изысканиями?

Лада: Мне было бы тоже очень любопытно почитать "потусторонний вариант".

Бабиков: Вы опять повторяете вслед за «канонизированной» Холмской, что Datchery – «старый холостяк, живущий на свои средства». А у Dickens’а написано: «single buffer». Где Вы тут видите слово «старый»?

Дмитрий Милых, лучше бы прочли «Mystery…» в подлиннике. Зачем ссылаться на пресловутую Блаватскую, если с первой же строки английского подлинника медиумной наговорки (она доступна) видно, что текст не имеет к Dickens’у никакого отношения. Специально для Вас: в материалах Dickens’а есть два его прямых визуальных указания, кто такой Dick Datchery. Ищите, они тоже доступны.

Что до «признаний», то оба они меркнут перед тихими размышлениями Mr. Grewgious’а, почему именно ему доверил отец Ros’ы опекунство.

Милых Дмитрий: Кстати, "single" действительно означает одинокий человек, холостяк а "buffer" здесь скорее всего имеет значение: пустой, никчемный человек (бездетный человек, пустоцвет), болтун, хотя, действительно, "old" добавило бы ему значение старый хрыч, старикашка. Ольга Холмская, по-видимому решила добавить "старый" сама, но скорее в смысле "закоренелый, т.е. холостой по убеждениям", а не "пожилой". Довоенная советская переводчица канонизирована вовсе не мной, просто ее перевод Диккенса переиздается практически ежегодно и любой малограмотный русский работяга вроде меня прежде всего сталкивается с ним.

Карстен: Виктор, хотя я уже и отошел от попыток разгадать тайну романа, я процитирую вам неопубликованый отрывок из моих построений. В качестве ответной любезности я рассчитываю получить от вас ссылочку на текст этого самого медиума, мне не удалось его найти. Договорились?

Итак:

Посмотрите на рисунок обложки романа:

Сверху, на занавесе располагаются две аллегорические женские фигуры. И это не Комедия и Трагедия, как я где-то прочел. И левая фигура с цветами в руках — это не Роза, как показалось одной из русских исследовательниц после "углубленного изучения гравюры". По-моему, это действительно аллегории: слева — Любви, а справа — Мести.

То есть, вот два слова, описывающие действие в романе — любовь и месть. Цветы и кинжал. Розы и тернии.

И под этими фигурами изображены персонажи, к которым эти аллегории относятся.

Слева вверху — Роза и Эдвин в начале романа, на одной из прогулок. Отношения у них не ладятся, Роза волочит зонтик и смотрит в сторону. Дальше вниз — Роза в первый день после исчезновения Эдвина, выбежала, простоволосая, прочесть афишку о исчезновении Эдвина, Роза в отчаянии, середина романа. И третья сверху картина — концовка романа, Эдвин нашелся, он признается Розе в любви и целует ей руку, на которую только что надел кольцо. То самое, которое связывало их неразрываемой цепью, которое обладало властью "держать и влечь" — то есть, влечь Эдвина к Розе.

(Был такой фильм "Загнанных лошадей пристреливают", и там ведущий танцевального марафона объявлял в микрофон одну пару, сменившую партнеров и после снова соединившуюся, таким образом: "Парень находит девушку, парень теряет девушку, парень и девушка снова вместе!" — вот так и с романтической любовной линией романа)

А с другой стороны — царство Мести. Из церковных врат, у которых сторожем стоит жезлоносец мистер Том, выходят (слева направо): Джаспер, в черном шарфе вокруг шеи, кусающий ногти и смотрящий в сторону Эдвина и Розы, настоятель со свитком в руке и каноник Криспаркл (пара мальчиков-певчих не в счет). И мститель тут — разумеется, Джаспер. Ведь в своих опиумных видениях он именно сцену торжества мести представлял себе — с борьбой, раскаянием и мольбами о пощаде. И с "извивающимся в муках телом" — некоего "разбойника".

Сцена на винтовой лестнице — из концовки романа, когда Джаспер взобрался на колокольню (возможно, не один, возможно, чтобы привести свою месть в исполнение), а за ним гонятся, пытаясь его остановить. Кто именно гонится, кто эти трое — я не буду пока гадать. (не удержусь таки. Первая — Елена в мужском платье)

UPD: Кстати, а откуда известно, что эта винтовая лестница ведет именно на башню собора? Посмотрите — разве эта лестница каменная? У нее есть внешние перила, значит, она не примыкает к стенам. Для лестниц, ведущих на башни это крайне нехарактерно. Но ведь есть и еще одна спиральная лестница в романе — в жилище Джаспера она ведет к спальням на втором этаже.

Сцена внизу в центре: я думаю, что с фонарем — угловатый Грюджиус, обнаруживающий, что он не один помогает Невилу и расследует тайну Эдвина Друда, а что еще и Дэчери-Тартар участвует в деле как детектив-любитель.

Ну, и курильщики опиума создают, образно говоря, "дымовую завесу" для сюжета, создают обрамление истории.

Кто же объект мести Джаспера? Мне кажется, что пропажа Эдвина разделила месть Джаспера на два периода, переориентировала его. Сначала, довольно длительно, он мечтал и вынашивал планы мести мистеру Сапси, как погубившему его тайную любовь — мисс Бробити. Рискну предположить (основываясь на ржавом шпиле в видениях Джаспера), что Джаспер хотел (после борьбы, раскаяния и молений о пощаде) столкнуть Сапси с башни собора на острия прутьев ограды склепа миссис Сапси. Для этого а) Джасперу требовался ключ не от склепа, а от лестницы на башню, который он и украл в ночь странной экскурсии, и б) ему требовалось втереться в доверие к мистеру Сапси, чтобы завести его на эту самую башню под благовидным предлогом.

Но потом случается исчезновение Эдвина, и Джаспер переориентирует свою месть, находит для нее новый повод и новую жертву, теперь это Невил. От мечтаний о мести Джаспер переходит к делу — он выслеживает Невила, подкарауливая возможность или расправиться с ним физически, или уничтожить его морально (как он грозится Розе). Старая месть (мистеру Сапси) теряет для него привлекательность, "она уже остыла" и во время последнего посещения притона видение ее не приносит ему уже удовлетворения. С местью Сапси покончено. Но вот Невил должен поберечься.

И в конце романа, как Диккенс и говорил до начала работы над книгой, убийца узнает, что его преступление было не нужно, так как Эдвин найдется, а Джаспер уже напрасно отомстил Невилу, убив его. Джаспер попадает в камеру смертников и раскаивается в содеяном, Роза и Эдвин воссоединяются, поняв, как они действительно любили друг друга, Елена и Криспаркл тоже составляют пару, а Тартар — что-ж, он ведь и не любил Розу. Ну, покатал разок на лодке — всех и делов-то.

Кстати, Виктор, как там с вашим личным исследованием? Если закончите, то, пожалуйста, уведомите меня письмом, адрес вам известен. Очень хочется почитать.

Бабиков: Свен, светлая ты голова! Ну почему ты продолжаешь смотреть во все стороны одновременно? И ранее и в этот раз ты буквально упираешься в разгадку в двух своих завихрениях. Оставь Tartar’а в покое – у него другая роль. Mr. Sapsea лопнул бы от самодовольства, узнай он, что ты ему уготовил. Jasper вовсе не злодей, каким ты его выставляешь. Опиумные видения его окрашены таким неприкрытым эротизмом, что придумывать ничего уже не требуется. (Сам же в своём неверном построении первопричину ищешь в несуществующей влюблённости в покойную миссис Sapsea, то есть признаёшь его способность на повышенную чувствительность, и после это низводишь всё к банальной потасовке). Погони не будет (зря ты не посмотрел подобную сцену в том фильме 1935 года, а на афише фильма 1993 года видно даже фигуру, повисшую на стрелке соборных часов). На нижнем рисунке человек с фонарём не Grewgious.

Моя «литературная» работа сейчас состоит из почти законченных обложки, предисловия и первой главы. В последней я выкладываю все ссылки на все материалы. Ты же сам увлёкся чем-то другим, вполне можешь подождать? Это неверные версии писать легко и беззаботно, а когда закрываешь 140-летнюю тему, требуется взвешенность в каждом знаке. Я же говорил уже, меня там нет – только Charles Dickens. Времени всё-таки не хватает.

Карстен: Хорошо, Виктор, я с удовольствием подожду. Ибо — Don’t see the job half-done. Но только потом — уж пожалуйста.

Не помешает ли вам в вашей работе мое очередное "озарение"?

Итак, Лондон, за двадцать восемь лет (!) до описываемых событий. Семья Друдов: отец, мать, мальчишка-сын — Эдвин. Мать Эдвина в девичестве носила фамилию Джаспер. Её брат-холостяк — Джон Джаспер — живет и делает морскую карьеру где-то в колониях, например, в Австралии.

Папаша Друд, беспринципный тип, в стараниях заработать, пускается в разного рода сомнительные аферы, и, к тому времени, когда Эдвину исполняется семь лет, совершает какое-то значительный проступок. Скорее всего — крупное воровство. Чтобы обезопасить себя и любимого сына он возможного преследования и наказания, родители Эдвина придумывают грязный план:

У женщины-побродяжки они покупают младенца и принимают его в семью. Сразу же после этого они покидают Лондон и переезжают в Клойстергэм, где у Друда живет с семьей приятель. На новом месте они выдают приёмыша за своего сына Эдвина, а настоящего Эдвина — за брата матери, Джона Джаспера. В документы (приходские книги) разумеется, никто не смотрит. Более того, родители Эдвина переезжают раздельно, как чужие, незнакомые люди: отдельно — папаша с лже-Эдвином и лже-Джаспером, и отдельно — мать, под именем мисс Бробити. На уворованные деньги открывается школа для девочек, где мисс Бробити всем и заправляет.

Семилетнему Эдвину рассказывается страшная история, что его жизни угрожает опастность, и он должен теперь скрываться под именем Джона Джаспера, иначе его настигнут убийцы. Пусть уж лучше убьют лже-Эдвина, для того его и купили. Эта страшная история глубоко травмирует душу мальчика.

Однако, когда-то ведь лже-Джаспер должен занять принадлежащее ему по праву место Эдвина! Для этого придумывается другой грязный план: папаша Друд уговаривает своего друга мистера Буттона заранее помолвить Розу Буттон с лже-Эдвином. Расчет заключается в том, что при вступлении в брак (а так же при окончании опеки и принятии наследства) лже-Эдвину потребуются удостоверяющие личность документы, а именно — выписка из приходской книги, в которой ведь указан совершенно другой год рождения! Тогда лже-Эдвин будет признан самозванцем, и во владение наследством вступит Джаспер, как единственный родственник (его мать, как мы помним, устранилась с долей награбленного на более раннем этапе).

Долго ли, коротко ли, но папаша Друд умирает. Опекунство над лже-Эдвином переходит к настоящему Эдвину — ныне Джону Джасперу. "Мисс Бробити", сочтя себя свободной, выходит замуж за мистера Сапси.

Джаспер живет чуть не впроголодь, без документов, не может ни сменить место проживания, ни даже жениться. А рядом с ним живет бывший сын побродяжки и пользуется всеми благами обеспеченной жизни. Понятно, что Джаспер его втайне ненавидит, хотя и вынужден на людях выказывать свою к нему якобы любовь. Джаспер с нетерпением ждет момента, когда можно будет выкинуть лже-Эдвина на улицу и самому насладиться богатством и свободой. (Отсюда, кстати, и ненависть Джаспера к уличным мальчишкам.)

Чтобы освободиться от психологического давления, вызванного двойной жизнью, Джаспер курит опиум. В опиумных грезах он раз за разом переживает миг своего триумфа и последующую блестящую свободную жизнь.

За год до описаных в книге событий умирает мать Джона, ныне миссис Сапси. Джаспер тайно оплакивает ее у гроба. Его стенания слышит пьяный Дредлс. Мистер Сапси становится для Джаспера как бы "вторым отцом" — ведь он был женат на матери Джаспера.

Джаспер нарочно стравливает Невила и Эдвина, так как любые трудности Эдвина ему приятны.

Но в Рождественскую ночь случается нечто, ломающее планы Джаспера (и его родителей) и делающее крайне проблематичным "освобождение" Джаспера — Эдвин пропадает. Когда Эдвин отправляется проводить Невила, Джаспер не отказывает себе в удовольствии выкурить опиумную трубочку и, неожиданно, засыпает. Скоро вернувшийся Эдвин находит рядом с Джаспером его дневник, из которого и узнает всю шокирующую правду о себе — он не Эдвин Друд, а жертва интриги, подставная фигура, сын побродяжки! Спящий Джаспер теперь для Эдвина — монстр и главный враг. В ужасе Эдвин (потерявший теперь даже своё имя) бежит ночью пешком на станцию, по дороге сорвав и выкинув в реку часы "отца" и галстучную заколку. Возможно, он даже хотел и утопиться у запруды, но передумал.

В Лондоне он является к единственному человеку, на доброту и честность которого может положиться — к Грюджиусу. И рассказывает ему всё. Грюджиус советует бывшему Эдвину уехать на подготовленное место в Египет и попытаться начать жизнь заново. Кольцо Эдвин каким-то образом увозит с собой.

В Клойстергэме Джаспер пребывает в ужасе — его двойник исчез! Прощай, такая уже близкая свобода! Убит Невилом — и наплевать, но Джасперу нужно тело! Умершего (как и сочетающегося браком) надо будет записать в приходскую книгу — это единственный шанс поднять документы. Джаспер делает всё, чтобы либо найти тело, либо признать Эдвина убитым. Эдвин же убежавший сохраняет все права на наследство, деньги будут его ждать, и не видать их Джасперу.

Появляется всё знающий, и решивший в интересах Эдвина молчать, Грюджиус. Он холодно сообщает Джасперу об очередной его неудаче: свадьба тоже расстроена. При этом Грюджиус тщательно избегает называть Эдвина по имени, т.к. знает: Эдвин — не Эдвин.

У Джаспера остается последний шанс — добиться признания Эдвина мертвым. Но у единственного подходящего "убийцы" — Невила — отсутствует мотив. Джасперу надо, чтобы Невилл женился на Розе, тогда можно будет утверждать, что Невилл убил соперника. Донельзя фальшивым "признанием в любви" Джаспер спугивает Розу с насиженного места, и та отправляется в Лондон, к Грюджиусу, где, как уже известно Джасперу, обретается и Невил. Джаспер следит за этой своей операцией, для чего даже снимает квартиру на втором этаже в том же доме, где поселился Невилл.

За прошедшие месяцы почтовый пароход доставил в колонии Лондонские газеты. Из них отставной моряк Джон Джаспер с изумлением узнает, что, оказывается, он же сам в Лондоне через газетные объявления умоляет пропавшего племянника Эдвина дать о себе знать. Настоящий Джон Джаспер садится на пароход и отправляется в Англию, разбираться в этой путанице. Прибыв в Клойстергэм, он называется Диком Дэчери и приступает к самостоятельному расследованию.

Точно так же, самостоятельное расследование ведет бывшая побродяжка, ныне владелица опиумного притона "принцесса Курилка" — она ищет своего сына, утраченного 20 лет назад (от каковой потери она и пила из них восемнадцать). Из сонного бормотания лже-Джаспера она слышала нечто, что пробудило ее воспоминания.

Сцена, когда Эдвин, не узнавая родной своей матери, дает ей три шиллинга восемь пенсов на опиум, а та, в благодарность, предупреждает его о грозящей "Нэду" опасности, конечно, очень трогательна. Особенно, если учитывать, что в опиумном бреду Джаспер называл Нэдом себя, повторяя свои детские страхи.

Вот так вот. Диккенс был прав — сюжет такой, что хрен догадаешься. Прямо мексиканский сериал 19-го века.

На рисунке с обложки книги внизу изображен с фонарем, действительно, фальшивый Джаспер, обретающий в темноте собственной спальни Джаспера настоящего.

Лада: А лихо получилось! Конечно, действительно несколько в латино-американском стиле, но весьма любопытно! Особенно с Дэчери, который настоящий Джаспер. Торжественно признаю Вашу версию за самую оригинальную из всех, мною на сей момент услышанных!

Бабиков: В твоей потешной версии первое, что бросается в глаза, так это очень плотная концентрация мерзавцев на единицу текста. Никому не сочувствуешь. Rosa вообще получается по боку. Кольцо твой лже-Edwin заныкал просто так. А Grewgious его с ним спокойно отпускает. Ты всё время говоришь о неком богатстве Drood’ов. А почему с деньгами так недалеко убежали? Что колоний мало, где потеряться раз плюнуть? Почему твой состоятельный лже-Edwin нанимается инженером (профессия ремесленника в глазах эстеблишмента), когда Tartar, действительно получивший наследство, ведёт совершенно беззаботный образ жизни, пусть даже и скромный. Сам же понимаешь, что разбирать все нелепости у тебя – только зря время терять. Попробуй выстроить вариант, который ты бы ни за что (с твоим настроем) никогда бы не сконструировал – скорее всего он и будет верным.

Карстен: В своей версии я, конечно, и сам вижу дыры, мне просто захотелось разговор поддержать. Блеснуть умищщщем, так сказать. Это ведь как в кубики играть — из одних и тех же элементов можно построить домик, а можно башенку, а можно и забор. Домик выйдет негодный для жилья, но очень похожий на настоящий.

PS. Вариант, что Джаспер — голубой, мы не рассматриваем? Мне не верится, что Диккенс мог поднять эту тему в своё пуританское время...

Бабиков: Правильно не верится. Ищи кардинальное отличие «Mystery…» даже от ближайшего к нему «Нашего общего друга». Принципиальное отличие, которое и не позволяет механически перенести старые концовки сюда. В твоих кубиках главный промах – в иллюзии свободы перемещения. У Dickens’а более жёсткая структура с гораздо меньшей степенью свободы. Поэтому роман и можно дочитать.

Карстен: Мне грустно думать, что я опять промазал. Вряд ли я сочиню лучшую версию...

Но я оставлю здесь (в назидание потомкам) выдержки из своих построений насчет миссис Криспаркл.

... знаете, в чем, оказывается, тайна Джаспера? Очень банально и, в то же время, лихо закручено. У Джаспера — любовная связь с матерью собственного начальника, с миссис Криспаркл!

Неожиданно, да? ;-)

И вся "странная экспедиция" Джаспера — не более, чем обеспечение собственного алиби, но не в убийстве, а в мезальянсе. Именно этой ночью он и сошелся с миссис Криспаркл, пока Дердлс спал. Помните, Джаспер хохотал, встретив перед экспедицией каноника и Невила? Именно над каноником он и смеялся. Ты говоришь о доверии мне, а я иду к твоей матери!

Конечно, загадку Друда это доказательно не объясняет. Но представить себе, что Эдвин, возвратясь от реки и не найдя Джаспера дома, испугался за него, ведь бушует ураган, отправился его искать, и нашел его обнимающимся с женщиной под стенами склепа миссис Сапси (или еще где) — вполне можно. Заметьте, в кромешной темноте, т.е. узнать даму можно было только по голосу. И если Эдвин подумал, что партнерша Джаспера — его бывшая невеста Роза... то бегство Эдвина вполне получает рациональное объяснение.

Это объясняет неприязнь к Джасперу Грюджиуса, это объясняет все опиумные видения Джаспера — всё получилось, но слишком быстро, без борьбы, чувства опасности и молений о пощаде — просто вульгарный "квики" между двумя взрослыми людьми. Это объясняет неприязнь и Джаспера и миссис Криспаркл к Невилу — ведь он поселился в доме каноника и мешает! Если каноник по часам совершает длительные прогулки, то Невил не столь предсказуем. Это объясняет неприязнь Джаспера к мальчишке — он шляется вокруг в темноте и может увидеть лишнее.

Джаспер говорит канонику: я волнуюсь не за себя. Джаспер первым делом в церкви спрашивает миссис Криспаркл, не напугал ли ее Невил. Миссис Криспаркл очень тепло отзывается о Джаспере в разговорах. Вообще мы имеем два странных персонажа с очень определенными характеристиками: каноника, который занимается спортом и много времени проводит вне дома, и его мать, для чего-то задуманную Диккенсом крайне миловидной. Для чего же?!

И для чего, скажите, рождественская ночь сделана такой бурной?! Не для того ли, чтобы скинуть Эдвина ветром в воду, выбираясь из которой по бревнам запруды, он потеряет заколку и часы, т.е. всё, что расположено на животе. Ему ведь придется вползать по бревну. Можно ли кинуть часы в реку так, чтобы они повисли на бревне? Можно, но очень сложно. А вот потерять их, карабкаясь на это бревно — да почти стопроцентно.

Теперь представим себе, что Эдвин после разговора с Грюджиусом просто живет в своей Лондонской квартире безвылазно, не желая встречаться ни с Джаспером, ни с Розой, ни отвечать на газетные призывы дяди. Однако, он пребывает в сомнениях — а действительно ли Роза была это ночью с Джаспером? Не ошибся ли он? Спросить напрямую — нельзя. Что сделает нормальный человек на его месте? Найдет частного детектива, которого попросит отправиться в Клойстергэм и разузнать получше — кто же именно есть возлюбленная дяди?

Эта теория объясняет почти всё, кроме одного — крика и воя за год до тех событий.

Это и есть тайна Джаспера, о которой он говорит во второй главе — он западает на старушек. Это бывает, я такое видел сам. Попутно он знает, что Роза к нему неравнодушна — и это беспокоит Джаспера, об этом он считает себя обязанным предупредить Эдвина в той же второй главе — что Роза влюбчива. То, что он как бы стоит на пути счастья племянника, мучает Джаспера, но и льстит ему. И когда Грюджиус сообщает ему о расторжении помолвки — Джаспер приходит в ужас и отчаяние оттого, что винит себя, само свое существование — он считает, что это он послужил причиной размолвки и, возможно, самоубийства Эдвина.

И дальнейшее поведение Джаспера — это метания больной его совести между тремя версиями: побега, убийства и самоубийства Эдвина. Он должен остановиться на какой-нибудь, но, к его отчаянию, все три версии имеют слишком мало доказательств. Его угнетает сознание того факта, что пока он был на свидании с (предположительно) миссис Криспаркл, его племянник покончил с собой или был убит. Что Джаспер не доглядел. И Джаспер пытается, сделав Невила преступником в глазах общества, снять со своей совести груз ответственности за возможное самоубийство племянника. Для Джаспера Роза виновна в любом случае — либо она отказала Эдвину из-за Джаспера, либо Невил убил Эдвина из-за Розы. Поэтому, о любви Джаспера к Розе после происшествия уже речи идти не может. Они и не виделись полгода, хотя и жили в двухстах метрах друг от друга. Раньше он испытывал к Розе симпатию, как к а) невесте племянника, и б) как к девочке, возможно, испытывающей симпатию к нему самому. Теперь уже нет. Теперь он вправе быть к ней жестоким — и прежде всего в том, чтобы растоптать ее симпатию к себе, которую, как Джаспер верит, Роза еще испытывает к нему. По сути, он утверждает, что Розе дороги Елена и Невил, а не память Эдвина. Его предложение — совершенно наглое и неприемлемое — докажите мне, что вы любите Невила, тем, что отдайтесь мне, чтобы спасти его от меня. Выкупите его собой. Т.е. он испытывает Розу. И сделав такое дикое предложение, он совершенно спокойно уходит. Ни любви, ни даже симпатии к Розе у него нет. А Роза уклоняется от решения побегом. Но она настолько не разбирается в своих чувствах, что даже спрашивает у Елены — а не должна ли она была согласиться?! И решение за Розу принимает Елена.

Я вообще думаю, что главный персонаж романа — Роза, ее возмужание под действием обстоятельств. Если в "Нашем общем друге" обстоятельства были подстроены сговорившимися героями, то в "Друде" — всё взаправду. И в конце романа, возможно, Роза настолько вырастет морально, что для спасения Невила решит пожертвовать собой, согласившись на предложение Джаспера. От каковой участи ее и спасет внезапно воскресший Эдвин.

То есть, опять к миссис Криспаркл. Джаспер — мужчина, не голубой, под тридцать, живет без женского общества — как оно вам? Это возможно, если он, простите, ездит иногда к лондонским проституткам. Но почему он живет без женщины и даже говорит, что не может иметь семьи и привязан к Клойстергэму? Т.к. объект его фантазий — мать его начальника. Джаспер в жизни, конечно, может встречаться с любой женщиной городка, но Джаспер в романе — ограничен героями романа. Это миссис Топ, две дамы из Женской Обители, Роза, и миссис Криспаркл, ибо Елена появилась лишь потом.

У меня есть нехорошее подозрение, что с Женской Обителью дело не чисто, т.к. — как же там узнали о ссоре между Эдвином и Невилом? Да еще в подробностях. Ее видел только Джаспер, он не рассказал канонику деталей — а в Обители, тем не менее, узнали о кидании предметами (бокалом в камин и выплескивании вина в лицо Эдвину). Хорошо, рассказала кухарка — но она-то как узнала?! Если она работает на два дома, разве, в Обители и у каноника. Или если Джаспер встречается именно с ней.

Но она не героиня романа, она упоминается лишь один раз в третьем лице. И она не может быть по разным причинам — уровень не тот. Миссис Криспаркл лучше.

Бабиков: В твоём «назидании потомкам» забавно то, как ты выстраиваешь поведение джентльмена, оказавшегося в двусмысленной ситуации. Ну, увидал Edwin дядю с женщиной среди склепов, и что? Зачем куда-то бежать как какой-нибудь француз в кружевах и пудре? (Говоришь, женщину в темноте можно узнать только по голосу – то-то Edwin остолбенел, когда услышал среди бури: «Ja, ja, das ist fantastisch!»). Джентльмен, даже пройдя между дядей и женщиной, ничего бы не заметил. Crisparkle только бы был рад, что его мама устраивает личную жизнь. Он такой открытый и благодушный человек, что Dickens’у «пришлось» обряжать Datchery для специальной миссии. По поводу начальственности Crisparkle’а по отношению к Jasper’у ты хватил! Когда Jasper «приболел», его с успехом подменил Tope (глава II), о чём постфактум уведомил Crisparkle’а и настоятеля. (У начальников принято спрашивать разрешение на подобную взаимозаменяемость).

Ты так сказал «под тридцать» о Jasper’е, будто ему больше ста («Ну и что, что больше ста – лишь бы кровь была густа» Леонид Филатов), а не столько же, сколько было Виктору Цою.

Нет у Jasper’а романа c миссис Crisparkle. Чем сватать его за оставшихся незамужних и замужних женщин Cloisterham’а, лучше ещё раз обратись к его признанию в XIX главе. Целый свет для него сошёлся клином только на одной Ros’е. В этом романе вообще единственной побуждающей к действию силой является любовь.

Лада: Соглашаюсь в этом вопросе с Вами, Виктор, целиком и полностью...