Свен Карстен: Тайна Невила и Елены Ландлесс
Коллекция пассажей и извлечений из книг и документов, а так же писем приватных и деловых, не исключая и дневников
(с позволения владельцев или без такового)
Из неоконченного (d'inacheve)
﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏
Часть первая
﹋﹋﹋﹋﹋﹋﹋﹋﹋﹋﹋
Дело об убийстве Стефенсона — 1 февраля 1847 — Этот случай так же был похож на убийства, совершаемые в Южной провинции Цейлона шайкой Луиса Мендиса, называвшего себя "Агнец Навалапити", но к моменту описываемых событий находившегося далеко от места трагедии.
Констебель третьего класса Калу Банда получил сообшение о случившемся поздним вечером, но только утром после рассвета отправился на место происшествия, где он и обнаружил владельца плантации мистера Генри Стефенсона скончавшимся от огнестельного ранения в грудь. Сценой убийства выступил павильон на сваях посередине пруда, расположенного в восточной части поместья, а орудием преступления послужил собственный пистолет покойного. Тело не было обобрано. Падчерица убитого, мисс Елена Ландлесс, бывшая свидетельницей злодеяния, описала преступника как "неожиданно появившегося высокого, бородатого мужчину варварской наружности", но затруднилась дать более определенный портрет убийцы, сославшись на случившийся с ней глубокий обморок.
Констебель Банда тотчас же уведомил о происшествии помощника суперинтенданта Центральной провинции мистера Де Ла Харпа, однако проведению дознания помешали вспыхнувшие беспорядки и кровавые столкновения между туземными мусульманами и буддистами-сингалами, в ходе которых с обеих враждующих сторон погибло до дюжины человек, а усадьба Стефенсона была подожжена и сгорела вместе с хозяйственными пристройками и значительным количеством домашнего скота. Волнения были вызваны распространившимся слухом, что убийство плантатора было совершено мусульманами из соображений мести хозяину плантации за учиненное насилие над его приёмным сыном Невилом, пожелавшим после совершеннолетия, несмотря на воспитание его в христианских традициях, исповедовать магометанскую веру его матери. Для подавления противостояния из Коломбо были отправлены два сержанта и шестнадцать констеблей под командованием капитана Хансарда. Ввиду того, что все возможные улики были уничтожены огнём, доследование более не проводилось. Дабы не возбуждать дальнейшее недовольство крестьян, сироты Ландлессы силами адвокатской конторы Морган и Грин были отправлены сначала в Коломбо, а затем в столицу метрополии, под предлогом продолжения образования. Земли поместья были проданы на аукционе.
Однако, позднее обстоятельствами дела об убийстве мистера Стефенсона заинтересовался Секретариат Губернатора, направивший правительственного агента Датчери собрать показания слуг и дворовых работников поместья, а так же изучить Земельный реестр и провести исследования в архиве города Канди. Обнаружившиеся детали заставили власти пересмотреть всю картину случившегося. Оказалось, что мистер Стефенсон не был ни законным владельцем поместья и плантаций, ни даже отчимом молодым Ландлессам, поскольку никогда не был должным порядком женат на их матери. На каком основании мошенник семнадцать лет распоряжался в поместье и извлекал из него доход, осталось непроясненным. Выходило, что покойный обманом и жестокостью подчинил себе наследников поместья еще в бытность их детьми, выдал себя за их родственника и опекуна, и хозяйничал от их имени, но в собственную пользу.
Пятого октября того же года судья мистер Вуд Рентон утвердил наследственные права Невила и Елены Ландлесс на тридцать пять тысяч фунтов стерлингов, вырученных Морганом и Грином от продажи земель и урожая.
Г. К. Пиппет, А. Деп, "История полиции Цейлона: 1795-1870", том I, стр. 251
﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏
Список с показаний Дована Аратхи, сушильщика чая на плантации Стефенсона,
данных им правительственному агенту Датчери и записанных последним стенографически.
"Меня нельзя выгнать на дорогу, кто будет мешать чай, э-э? У кого еще есть котёл, кто еще умеет слушать чай? Сахиб звал меня "мети", будто Аратхи его серванд и умеет только выгребать золу, но Аратхи не мети! Никакой мети не услышит, как чай сначала говорит в котле, а потом замолкает, когда встретит Будду.
"Сахиб был злой человек, злой, плохой хозяин! Бросил моего агатового будду в пруд, назвал толстой обезьяной. Хотел меня на дорогу выгнать, котёл не отдавал. Аратхи не может уйти без агатового будды и котла! Это котёл Аратхи, мой отец сушил в нём чай, мой дед сушил в нём чай, отец моего деда сушил в нём чай! Мать отца моего деда видела сон, чудесный сон, ей явился Будда в покрывале из огня. Велел купить у наследников мастера Кайтана в Ахангаме котёл, этим будет род её сыт, дети её не будут есть иньям. Благословенна мать отца моего деда!
"Сахиб плохой человек был, а-а. Бил кнутом, платил плохо, многих выгонял на дорогу. Бедный сингали придёт, просит чай собирать за половину рупии в день. Шиллин, э-э? Сахиб жадный, шиллин не даёт — шесть пенса или собак покличет! Э-э? Тюрбан стоит две рупии, за лунги-штаны дай рупию. У сахиба Ван Мооса сингали-сборщик еду получает, много риса, чашку с холмом! Сахиб Стеви-сон совсем риса не давал, циновки не давал, лепешки не давал, говорил на болото идти, бананы кушать.
"Мисса-сахиб была хорошая, умерла молодая. Много хорошей кармы, раннее освобождение, хорошо! Добрая была, позвала Аратхи чай сушить, а-а! Хорошо платила, Аратхи агатового будду купил, полста рупий отдал и еще десять. Мисса-сахиб в Будду не верила, в коня с крыльями верила, и всадника Махо-мета. Кто видел коня с крыльями, э-э? Мисса-сахиб на дороге лицо не закрывала, верила дома, тихонько верила, а-а. Наступила на змею, так умерла.
"Аратхи не видел, как сахиб Стеви-сон приехал, Аратхи на циновке лежал, животом болел. Совсем плохо было, не пил ничего. Вот тут болело, и вот тут, посинело всё. Хотел умирать, но Будда не разрешил, плохая карма у Аратхи, должен потому страдать. Старший слуга послал серванда к доктору-инглешу, доктор не приехал, сказал — мисса-сахиб умерла, кто рупии платить будет, э-э? Ахмат-целитель Аратхи лечил, сок даттуры давал.
"Сахиб приехал, злой, кнутом дерется. Детей мисса-сахиб в доме запер, велел не кормить. Многих сингали выгнал, самых плохих оставил. В Будду верить запретил, про Махо-мета говорить запретил, палок обещал, если услышит. Старшего слугу веревкой связал, отобрал ключ от ящика с рупиями, сержанта позвал, сказал — старший слуга вор, три золотые монеты украл. Сам же у него из одежды вынул, а-а. Нового старшего слугу привёл, махрата, тоже плохого человека.
"Махрат детей миссы-сахиб часто бил, очень часто, каждый день, а-а! Махрат сильный человек был, дома в Махараштре пантер ловил, заклинания знал, которые их детенышей смирными делают. Дрессировщик, а-а. Только дети миссы-сахиб заклинания не слушали, всё убежать хотели. Много раз бежали, прятались. Э-э, Сингала-двипа такой маленький остров, куда бежать?! Сахиб очень злился, велел собак спускать, велел из ружья стрелять. В детей стрелять, а-а. Сержант запретил.
"Если иньям и бананы кушать, можно долго на болотах жить, до смерти. Собака в болото не идет, лошадь не идёт, только сингали болота не боится. Сахиб сто рупий обещал, сто рупий хватит дочь женить. Кирихами-сингали за сто рупий поймает детей. Кирихами плохой сингали, совсем плохой, на дороге грабит. Сахиб жадный, но сто рупий платит, боится во сне от ножа умереть.
"Дети миссы-сахиб выросли, из маленьких пантер большими стали. Кнута больше не боятся. Сахиб много джина пил, толстый стал и старый. Вместо кнута стал пистолет носить. Застрелил Ахмата-целителя, а-а. Сахиб на лошади ехал, Ахмат шел с бумажным зонтом. Лошадь испугалась зонта, скинула сахиба. Сахиб не убился, толстый был, мягкий. Очень разозлился. Хотел коня стрелять, только конь убежал. Потому сахиб Ахмата убил. Ахмат совсем старый был, убежать не мог. Сахиб сержанту потом полста рупий дал, сказал, что это Кирихами-бандит старика убил.
"Дочь миссы-сахиб как повзрослела, так очень красивая стала. Только в деревне боялись к сахибу брадобрея засылать, чтобы невесту просватать. Говорили, что сахиб сам хочет на сироте жениться. Говорили еще, что брат бедной мисси поклялся бородой Махо-мета, что убьёт сахиба за такое желание. Маста Шакрух, так его звали, а-а. Сахиб прознал про эти слова, велел махрату побить маста Шакруха палкой и бросить в яму.
"Сахиб после захода солнца всегда в доме посередине пруда за циновками сидел-отдыхал. Посередине пруда мух меньше. А-а, сидит-отдыхает, джин пьёт и что-то кричит, пока не уснёт. Стреляет из пистолета еще иногда. Велел махрату туда мисси привести и потом не приходить, даже если мисси кричать будет. Только мисси и не кричала. А вот маста Шакрух кричал из ямы так, что даже обезьяны в роще проснулись и тоже стали кричать. А-а, много было крика.
"Рассказывали после, что мисси в доме на сваях недолго пробыла, побежала по мосткам назад, но упала полумертвой. Махрат её на руках вынес на берег. Потом пошел к хозяину. Только Стеви-сон сахиб уже убитый был. Мисси потом сержанту рассказала, что в сахиба стрелял человек, похожий на пенджабца. Переплыл пруд, а-а. Люди из Пенджаба большие и жестокие, сингалы не такие. Этот пенджабец сказал сахибу, что его смерть заказали бандиты из Навалапити, после чего выстрелил сахибу прямо в грудь, вот сюда.
"Это хорошо, что мисси всё рассказала про пенджабца, потому что сержант сначала хотел арестовать махрата. Махрат умный был, сержанта не ждал, сразу же убежал, как сахиба мёртвым увидел. Ящик с рупиями взял, и с ящиком убежал. Сильный был. Ящик потом люди сержанта на краю болота нашли. Только рупий в нём уже не было. Сержант когда понял, что ему не заплатят, разозлился и посадил под замок всех слуг-сингалов. Сержант был из малайцев, а они поклоняются Махо-мету. Сколько можно терпеть такое, э-э?! Потому люди в деревне рассердились. А-а! Не хочу вспоминать! Сержанта убить хотели.
"Сержант испугался, забрал мёртвого сахиба и детей миссы-сахиб в Канди. Через пять дней пришли еще малайцы и два сержанта, много стреляли, многих убили. Кого не убили, те в болоте спрятались. Когда малайцы ушли, мы опять стали чай собирать. Сахиба нет, махрата нет, рупий нет, никто не платит, а мы чай собираем. Сингал иногда хуже собаки, а-а.
"Аратхи не такой, Аратхи уйти хотел, давно хотел. Только у Аратхи агатовый будда в пруду так и лежит. Как уйти, как достать, э-э? Только котлом пруд вычерпать, а-а...
Публикуется по тексту "Восьмого Доклада Специального Комитета Поставщиков Кофе, Сахара и Чая,
с приложением Протоколов и Аппендиксов, для предоставления от Палаты Общин в Палату Лордов"
Лондон, 1848. Аппендикс G, стр. 644-647
﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏
Платное объявление в газете "Коломбо Таймс", 1847, №36, 4 стр.
"Я, Елена Ландлесс, прежде называемая и известная под именем Равнак Самани, имеющая своё нахождение и проживание в Коломбо, Британский Цейлон, настоящим объявляю, что на пятый день февраля сего 1847 года, желанием своим и своего брата Невила Ландлесса полностью отказываюсь называться далее Равнак Самани и полна решимости во все времена и далее в написании, действии, отношении и прочих вещах подписываться и называться только и исключительно Еленой Ландлесс. Обращаясь ко всем, кого это касается, и подтверждая сказанное Договором об Изменении Имени, я прошу и требую отныне во всех случаях жизни адресоваться ко мне по моему новому имени, должным образом зарегистрированному в Канцелярии Верховного Суда.
Датировано 5 Февр. 1847. ЕЛЕНА ЛАНДЛЕСС, бывшая Равнак Самани"
﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏
Индекс Изменений Имён на основании актов Парламента или Королевских Лицензий, включая нерегулярные изменения от I Георга III до 64 Виктории, 1760-1901, составлен В.П.В. Филимором и Эдв. Алекс. Фраем; с предисловием В.П.В. Филимора. Опубликован в 1905 в Лондоне Филимором и Ко.
Извлечение со страницы 278:
Салсбури см. Пьоцци-Салсбури
: Трелавни, В. Л. 30 Окт., 1802 (1129)
Салсбури-Трелавни : Салсбури, В. Л. 19. Дек., 1807 (1734)
Салвидж см. Тьюттон
Самани : Ландлесс, Е., ранее Коломбо, теперь Лондон, Степл-Инн 5 Февр., 1847 (305)
Самборн : Хоупвелл, М. 24 Марта, 1823 (483)
Самсон см. Крофт
﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏
Петиция о Получении Королевской Лицензии на Изменение Имени
Её Королевскому Величеству от Шакруха Самани, из Коломбо, Британский Цейлон, джентельмена, нижайшая петиция
Владетельная!
Подписавшийся ниже петиционер покорнейше просит Вашей Королевской Лицензии и Повеления, что он должен взять и отныне использовать в полном объёме новое имя НЕВИЛ ЛАНДЛЕСС вместо старого имени Шакрух Самани.
Петиционер просит Ваше Королевское Величество разрешить и потребовать от всех подданных Соединенного Королевства Великобритании и Ирландии описывать его и обращаться ко нему только по новому имени в полном объёме.
Вашего Величества петиционер, ШАКРУХ САМАНИ [подпись]
﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏
Удостоверяется уплата 10 фунтов стерлингов сбора.
ДЖОН ТОМПСОН, из Коломбо, клерк адвокатской конторы Морган & Грин [подпись]
﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏
Королевская Лицензия должна быть в течении года со дня Декларации законно зарегистрирована в Геральдической Коллегии в Норфолке, в противном случае она признаётся недействительной и утратившей силу.
Подписано: ДЖОРДЖ ХАРРИСОН, Виндзорский Герольд
﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏
СЛЕДУЮТ ПРИБЫТИЕМ ИЗ ИНДИИ:
ТРИУМФ, из Бомбея: миссис Тэйт и двое детей; миссис и мисс Кроуфорд; лейт. Кулен, артилл.; лейт. Виллис, ditto; мастер А. Ван Ренен и слуга.
МЭРИ, из Сингапура: мистер Сэржент; капитан Грэй и леди.
МИДАС, из Батавии: мистер Линдеман с семейством; мисс Аткин; др. Джеймс; мистер Максвелл, торговец; мистер Макгрегор, писатель; мистер Остин, барристер; мистер В. С. Беннет; Преп. А. Друри; три миссис Грин; девять слуг.
АРЕОПАГ, из Мадраса и Цейлона: мистер Хантер; мистер и миссис Баннерман; мистер Эббот, г-да Стерндалл и Терри, кадеты; миссис Ричи; миссис Уоткинс и ребенок; несколько слуг, солдатские жены и пр.; мастер Ландлесс и сестра, сингалы.
Азиатский Журнал и Ежемесячник для Британской Индии и Прилегающих Территорий, Вып. IX, 1847
﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏
Извлечения из приватного дневника
м-ра Самуэля Хэнсона Хантера, М.И., министранта собора св. Павла в Калькутте
Марта 18-го. — Тридцатый день плавания. Г-н Эббот явился к ужину последним, не удостоив извинениями. Сказал только, что поскользнулся на лестнице и едва не вывихнул ногу. Во время молитвы сполз в кресле настолько, что голова его едва возвышалась над столешницей. Сделал сие не иначе, как в рассуждении достать сапогами ног миссис Баннерман. Разговор за табльдотом был почти полностью монополизирован молодым Терри, который не только пространно рассуждал о м-ре Кине, но, казалось, и сам почти перевоплотился в этого знаменитого актера. Должен признаться, его имитации были удачны. Г-н Стерндалл дважды опрокинул вино на стол. После ужина, видя, что м-р Эббот не собирается покидать салон, я был вынужден сказать ему: "Не осведомлён о ваших планах на вечер, м-р Эббот, но приглашаю вас остаться на наше обычное песнопение — если хотите", на что он ответил: "С удовольствием, дорогой Самюэль, но, пожалуйста, называйте меня Эббот-Фоззелтон. Это двойное имя. Конечно, есть много Фоззелтонов, но пусть я буду для всех здесь Эббот-Фоззелтон!" К своему стыду, я смешался и упустил момент для достойного ответа.
Миссис Уоткинс порадовала нас исполнением "Ветки омелы" Бейли, но была вынуждена скоро покинуть общество, так как маленькая Этти страшится засыпать одна. Миссис Ричи к слову упомянула, что юная Ландлесс тоже обворожительно поёт, и предложила и её приглашать на наши суаре, но тому воспротивился м-р Эббот (Фоззелтон), с немалым апломбом заявивший, что пассажирам нижней палубы посещение салона первого класса заказано.
[…]
Мая 5-го. — Третий день ужасного шторма. Непрестанная качка лишает всяких сил. Есть не могу, читать не могу, молиться не могу. Спать не могу тоже. Бедняжка Этти за стенкой плачет, не переставая.
Мая 7-го. — Погода без изменений. Слуга левого борта, принесший мне в каюту жаркое с картофелем (отослал всё обратно, не попробовав), сказал, что господство вовсе перестало выходить к табльдоту. Этти Уоткинс изнемогает от морской болезни. Маковая настойка почти не помогает. В глубине коридора по стенке стекает вода.
Мая 8-го. — Проснулся ночью от той причины, что больше не слышу плача за стенкой. Страшусь даже думать [зачеркнуто]
В тот же день, позднее. — Разговаривал с миссис Уоткинс. Маленькая Генриетта чувствует себя прекрасно и впервые за неделю спит. Милое дитя! Провидение послало ей помощь от юной Ландлесс: явившись посредине ночи и испросив разрешения матери, спасительница сделала из полосы материи от собственного сари что-то вроде гамака для Этти, который самолично и привесила на крюк от фонаря. Теперь эта колыбель раскачивается самым причудливым образом, но остаётся при том почти неподвижной в отношении горизонта, и дитя в ней наконец-то обрело покой. Я сразу же вспомнил знаменитую "койку адмирала Нельсона", о чем и сообщил миссис Уоткинс. Не уверен, поняла ли она меня. Возвратившись к себе, молился с сердечным облегчением.
[…]
Мая 11-го. — Шторм заметно утишился, с ним уменьшилась и качка. Рискнул прогуляться минуту-другую по палубе, но только промочил ноги. На шкафуте встретил мисс Ландлесс; она в пристойном европейском платье, но, по-прежнему, не обута — престранное впечатление! Поблагодарил её за помощь семейству Уоткинс, чем, по-моему, смутил юную дикарку. Она, как мне показалось, совершенно не страдает от морской болезни — особенность, как я сказал ей в шутку, более характерная для королевских особ, чем для [зачеркнуто]. Мисс Ландлесс отвечала в том смысле, что она не может себе позволить болеть, так как должна заботиться слишком о многих "там, внизу". Хотел похвалить её, но она тут же отошла, пред тем поклонившись по-туземному. Не забыть написать др. Персивалю в колледж в Яффне о столь достойной выпускнице — полагаю, она оттуда.
[…]
Июня 29-го. — Молодой Ландлесс замечательно отремонтировал мне фонарь, больше тот не протекает. Принёс только что и отказался от благодарности. Всё же я почти насильно вложил два шиллинга ему в руку, попеняв попутно, что она вся в масле, при том с немалым трудом удержался от шутки, что "руки сии помазуются елеем освященным, как помазались некогда цари и пророки", так как счел её слишком уж неподобающей моменту. Юноша весьма схож внешностью и повадками с сестрой, что неудивительно для рожденных под созвездием Близнецов.
[…]
Июля 7-го. — Погода плезантная, но всё еще жарко. Отчитал слугу, принесшего совершенно испорченные сорочки: от небрежной стирки они сбежались, и надеть их стало невозможно. Поделился этими горестями с миссис Уоткинс. Оказалось, вещи Генриетты и свои она отдаёт молодой Ландлесс на нижнюю палубу, и получает их вновь замечательно чистыми и сухими, и всего за шесть пенсов! Я же плачу моему мошеннику целый шиллинг, и такой прискорбный результат! К слову, маленькая Этти называет юную мисс Ландлесс каким-то странным именем — Лакшана или Лакшмана, я не запомнил точно. Миссис Уоткинс сказала мне, что это имя Этти взяла из сказки, которую перед сном рассказывает ей мисс Ландлесс. Не уверен, что индийская сказка, наверняка полная языческих побасенок, есть подходящее слушание невинному дитя на ночь, но коль скоро всё завершается положенной молитвой к Апостолам-евангелистам, греха в этом быть не должно. Забавно, что благословение "кровати, на которой я лежу" призывается на гамак, сделанный из языческого сари.
[…]
Августа 15-го. — Сияние меловых утёсов Дувра исторгло у меня слезы, что простительно после более чем шести месяцев плавания. Испытываю несказанную приподнятость. Хочется без конца повторять "Англия навсегда!", но, к глубочайшему моему сожалению, для меня она — отнюдь не навсегда, поскольку на будущий год мне должно вернуться в Калькутту. Дал зарок более не экономить и не плыть вокруг половины мира, а рискнуть пересечь Суэцкую пустыню в караване и далее следовать до Индии пароходом, чем я смогу выиграть на дороге месяца два-три. Часами не ухожу с палубы, вглядываясь в очертания родной земли и приветствуя карманным платком встречные в Канале корабли.
Обитатели нижней палубы смешались на прогулках с пассажирами первого класса кают, каковое единение в виду родных берегов являет собой приятнейшую картину. Между прочих заметил и Ландлессов; юная мисс, наконец, обулась (как я, к своему стыду, узнал позднее, она просто берегла единственную пару обуви от воздействия солёной воды), а её брат впервые появился на людях в сюртуке, который, похоже, немало его стеснял. Я поприветствовал их улыбкой и дружелюбным кивком, они же меня — поклоном, но не варварским, а вполне бонтонным. Поделился с ними радостью от свидания с любезным сердцу родным островом и спросил (довольно неосмотрительно, как теперь вижу) не так же ликовали бы и они, снова заметив на горизонте зеленые холмы Цейлона? На что юноша со страданием в голосе ответил, что отнюдь не ликовал бы, а, пожалуй, даже бросился бы с корабля в волны, с целью найти себе исход — столько на родине претерпел он лишений, и столько видел и испытал там жестокости и унижений. Его ответ поначалу смутил меня открытостью чувств, но я кстати напомнил ему строфу из Уильяма Купера: "ногой коснётся раб Британии земли — и в тот же миг падут его оковы". Мисс Ландлесс согласилась со мной, заметив брату, что Цейлон имеет счастье пребывать под покровительством Короны уже более трёх десятилетий; а куда достигает власть Британии, туда же простирается и её милосердие — сие есть факт неоспоримый. Весьма достойная и воспитанная молодая леди! Собирался пожелать им обрести счастье и убежище от невзгод на новой родине, но был отвлечен гонгом, сзывавшим к табльдоту.
Публикуется по изданию "Описание Жизни и Служения преп. Самуэля Хантера, а так же Выдержки из его Дневников и Писем",
составленные преп. В. К. Твидди, Эдинбург, изд. Джонстона, М.DССС.XLIX
﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏
Желая достичь тем благоденствия подданных, вознамерился царь Дашаратха поставить преемником своим на царствование возлюбленного сына своего Раму, юношу непогрешимой доблести и светоча добродетели. Леди же супруга царя злая Кайкея, коей царём Дашаратхой обещано было ранее исполнение любых двух её желаний, испросила у него низвержение Рамы и воцарение вместо него сына Кайкеи Бхараты. Связанный неосторожным обещанием, вынужден был царь Дашаратха изгнать от себя любимого сына. Покорный воле царя, удалился Рама, но не был он одинок в своём изгнании, ибо исполненный смирения и братских чувств последовал за ним из любви к нему брат его Лакшмана.
"РАМАЯНА, переведенная в Английскую Прозу с оригинального Санскрита Вальмики",
опубликована Манматхой Натт Дуттом, Магистром Искусств, Ректором Академии в Кешубе,
издание Дева Пресс, 65/2, Беадон-стрит, Калькутта, 1891
﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏
Уже вскоре, ходко миновав покачивающиеся у причала баржи, бежала лодка по самой середине реки, подгоняемая сильным приливом.
Великолепный восход разливался над Лондоном; свежий бриз струился над гладью потока; когда же над крышами и куполами города во всем своём лучезарном великолепии появилось солнце, лишь несколько лёгких облачков нарушали синеву небесного свода.
Тут и там матросы на кораблях, готовящихся к выходу в море, вытягивали якоря — тяжелая работа, которую они, тем не менее, выполняли с привычной лёгкостью, подбадривая себя дружными возгласами — и поднимали паруса, сразу же раздуваемые ветром. На некотором отдалении от них паровое судно с резвостью ходило по воде, вздымая колёсами зыбь, от которой небольшие суда и лодки у пристаней покачивались, словно танцуя.
Увы, множество несчастных душ нашли последнее пристанище в глубинах этих вод, и брызги от колеса кажутся порой слезами, которые старый Дух Темзы проливает над их могилами. А тёмной полночью, когда ветер стонет над лоном реки, печальный звук этот словно оплакивет тех, которые ушли навсегда.
О, Река, напрасны слёзы твои! Но если уж должны быть обронены они, пролей их лучше над живыми, чьи преступления или тайны способны, подобно флейте Орфея, пробудить страдание даже в неодушевленных педметах.
Быстро шла вперед лодка; солнце золотило ей дорогу.
По берегам всё свидельствовало о процветании. Со звонкими, могучими ударами молотов рождались в корабельных мастерских новые суда; в многочисленных доках получали ремонт вернувшиеся из вояжей морские скитальцы и готовили изящные корпуса свои к новым опасностям океана.
Лодка речных пиратов (а это были именно они) стремила свой бег мимо; вот миновала она старый дредноут, когда-то щетинившийся пушками по обеим своим бортам, а теперь похожий более на старого льва, потерявшего уже свои грозные клыки; вот остались позади зеленые купола Гринвича; вот прошла она под самым бортом возвратившегося из колоний двухмачтового барка, с которого как раз сходили на берег путешественники по торговым или военным делам, эмиссары империи — как неуверены, как осторожны их первые шаги по твёрдой земле! каким счастием от встречи с отчизной лучатся их глаза! как радуются встречающие — здесь родители обнимают детей, там сыновья приветствуют отцов, и даже молодые индусы-переселенцы, пусть и держатся в стороне от всеобщего ликования, но тоже сверкают белозубыми улыбками, радуясь своему прибытию в средоточие цивилизации и свобод — но и эту пристань минует лодка, и вот вырвается она на обширный простор свободной воды, который, кажется, закончится теперь лишь у Блэкуолла.
Но нет! вправо стремится поток, и покорная ему несется лодка — теперь уже вплотную к берегу.
Наконец, показались мрачные, угрюмого вида громады Вулвича; лодка проскальзывает между пришвартованными судами, и тут пираты высаживаются.
В Вулвиче направляются они в знакомый трактир, и поскольку речной свежий воздух обострил их аппетиты, требуют они всего, что только можно найти в кладовой. Выпивка тоже является в должной пропорции; и главарь банды — омерзительный типаж с красной физиономией и шеей, словно у быка — платит за всех.
"Лондонские тайны", сочинение Г.В.М. Рейнолдса, автора "Пиквика за границей", "Роберта Макуэйра" и пр.,
том II, гл. CLXVIII, издание Дж. Дика, нум. 313, Стрэнд.
﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏
Доверительная беседа двух лошадей на стоянке кэбов в Гринвиче,
подслушанная нашим корреспондентом, псом Тоби
"ХЭНСОМСКИЙ" МЕРИН. — Проклятая муха!
КОНЯГА У ОБОЧИНЫ. — Можно и так сказать... Точно такой же парень пощекотал меня полчаса назад...
"ХЭНСОМСКИЙ" МЕРИН. — Теперь солнце жарит мне спину! Чертова наша профессия!
КОНЯГА У ОБОЧИНЫ. — Да, не слишком респектабельная... Особенно для меня... Моя матушка была сестрой самого Громобоя с ипподрома, но неудачно вышла замуж... за коня, который случайно оказался позади неё в очереди у кормушки... а уже в пять лет меня призвали в армию, артиллеристом... возить пушки...
"ХЭНСОМСКИЙ" МЕРИН. — Тебе не повезло. Я был рожден для службы в драгунском полку, но ветеринар на медкомиссии обнаружил у меня плоскостопие и комиссовал меня вчистую. Эй, погоди! Вон та молодая мисс, смуглая, как "Леди сонетов", не нам ли строит она глазки?!
КОНЯГА У ОБОЧИНЫ. — Боюсь, что так... Людям её социального статуса больше пристало ходить пешком... но они все норовят пустить пыль в глаза и проехаться в кэбе...
МОЛОДАЯ ЛЕДИ. — Кэбмен!
"ХЭНСОМСКИЙ" МЕРИН. — Вот дьявол, она хочет ехать! Попробую её напугать... (лягается) Мой бог! Проклятый ревматизм!.. Ага, получилось! Теперь она идёт к тебе! Эй, милашка! Здесь мой друг, продажный тори, готов на всё за шиллинг!
КОНЯГА У ОБОЧИНЫ. — Я хотел бы заметить, что мои принципы лучше называть "консервативными"...
МОЛОДАЯ ЛЕДИ. — Кэбмен! Ледерхолл-стрит, Корнхилл, Филантропическое Общество!
КОНЯГА У ОБОЧИНЫ. — Корнхилл! Мне надоело возить в Корнхилл!.. Почему не Сноу-хилл, Лудгейт-хилл, Муттон-хилл или какой-нибудь другой "хилл" для разнообразия?..
КЭБМЕН. — С нашим удовольствием, мисс! (щелкает кнутом) Держись прямо! Это я не вам, мисс, это я лошади! (ударяет последнюю кнутом)
КОНЯГА У ОБОЧИНЫ. — О, моё плечо!..
"ХЭНСОМСКИЙ" МЕРИН. — Гордись, тебя только что посвятили в рыцари!
КЭБМЕН. — Ну, давай же, старая кляча! Кук! Кук! (стегает лошадь кнутом)
"ХЭНСОМСКИЙ" МЕРИН. — Теперь ты должен обращаться к нему "сэр", невежа!
КЭБМЕН. — (стегает кнутом) Кук! кук!
КНУТ. — Вак! вак!
КОНЯГА У ОБОЧИНЫ. — О, моя спина!.. Вот скорбные плоды филантропии! Лучше я прилягу... (заваливается на бок, опрокидывая кэб)
СПУТНИК МОЛОДОЙ ЛЕДИ. — Пожалуйста, мистер, не бейте так это несчастное создание!
КЭБМЕН. — Вот негодяй! (стегает лошадь кнутом) Вставай же! Кук! кук!
КОНЯГА У ОБОЧИНЫ. — "Негодяй"!? И это он мне, племяннику самого Громобоя! О, Пегас! Что же будет следующей ступенью моего социального падения?!
"ХЭНСОМСКИЙ" МЕРИН. — Конская колбаса или, может быть, бифштекс из конины?..
* * *
Смуглая молодая леди и её спутник предпочли отправиться в Корнхилл пешком, благо были почти без багажа, а я поспешил вернуться домой, так как моя жена самым неплезантным образом треплет меня за шкварник, если я задерживаюсь с возвращением.
Искренне Ваш, пёс ТОБИ
"Панч, или Лондонский Кошачий Концерт", Воскресное Юмористическое Иллюстрированное Издание, 1847, No. 15,
под редакцией Марка Лемона. Флит-стрит, 85, Лондон
﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏
Туннель под Темзой
В один прекрасный солнечный день в конце лета мы с другом посетили Туннель под Темзой, и хотя это было уже не первый наш туда визит, мы не могли снова не придти в восторг от величия этого чудесного сооружения.
Выйдя из гостиницы, мы повернули на восток к Бишофт-гейт, и далее через Джуд-стрит к Хаундсдитчу и Уайтчепелу. Здесь на перекрестке мы увидели знаменитый магазин готового платья "Мозеса и сына"; здание, действительно, помпезно и богато разукрашено, но, на наш взгляд, ему недостаёт вкуса — впрочем, как и всем подобным новомодным заведениям. Миновав Тауэр, башенки которого были позолочены утренним солнцем, мы вступили в пределы Уоппинга, одного из самых грязных мест в Лондоне. Здешние обитатели — в большинстве своём грузчики угля или нищие — невежественны, дома их низки и уродливы, а местные запахи неприятны. Но вскоре мы увидели скромного вида деревянный указатель, гласивший "К Туннелю", и, поворотив направо, оказались перед небольшим круглым каменным павильоном, который предохраняет устье Туннеля от случайного затопления в дни разливов Темзы.
Войдя внутрь, мы опустили по одному пенни в счетчик-турникет, пропускающий в двери не более чем по одной персоне за раз, и который в конце дня удостоверяет общее число посетителей, не давая тем самым служителям Туннеля возможности присвоить деньги — к чему они, без сомнения, весьма расположены. За вращающейся дверью располагалась круглая комната над жерлом шахты Туннеля, ведущего со стороны Уоппинга под Темзу. Перегнувшись через перила, мы увидели далеко внизу пол Туннеля и публику, глядящую на нас снизу вверх, а так же вглубь Туннеля в сторону Ротерхита. В этой круглой комнатке по стенам были развешаны несколько картин с видами Неаполя (довольно низкопробными) и прочих знаменитых мест Италии; мы без сожаления расстались с ними и начали спуск по винтовой лестнице, уже вскорости достигнув самого дна. Ярко горели газовые фонари, разгоняя вечную темноту, царившую бы иначе в этом месте. Сразу же обнаружилось, что противоположный конец Туннеля увидеть невозможно, так как тому мешает шарообразность Земли — ведь его длина составляет гордые 1200 футов! Звуки далёкой музыки достигали наших ушей, отражаясь от множества арок, поддерживающих свод Туннеля; звучало это весьма красиво. Туннель состоял из двух продольных отделений, или полу-арок — одна предполагалась для проезда экипажей, другая для пешей публики. Между этими половинами имелось множество небольших арок, хорошо освещенных; их занимали молодые и старые торговки всеми видами сувениров и безделушек. Предлагалась почтовая бумага с видами Туннеля на ней, литографии, разная мелочь, съестное — и всё это почти всовывалось нам в руки с тем рвением, которое так характерно для продавцов по всей Европе.
В центре Туннеля располагалась "Паровая Косморама", обещавшая виды "уникальные и прекрасные, и всего за один пенни!" — и которой "покровительствовала сама Королева", чему владелец заведения обязан был забавному случаю. Однажды Королева в сопровождении всего одной или двух придворных дам неожиданно приехала осмотреть Туннель; как только она вошла, всех, разумеется, перестали пропускать как внутрь, так и наружу, а продавщицы в киосках были настолько поражены внезапным и восхитительным визитом, что в общем порыве преданности приветствовали Её Величество из-за прилавков, размахивая платками и шарфиками. Королева из любопытства зашла на минуту в "Космораму", заплатив положенный пенни, и с того момента заведение это приобрело приставку "королевское".
Стоя в середине Туннеля, мы могли с отчетливостью видеть оба его конца. Рядом располагалась маленькая кофейня, предлагавшая горячие напитки и булочки, но мы не воспользовались этим предложением просто потому, что не были еще голодны.
Множество нарядно одетых дам и господ прогуливались в Туннеле, была и публика попроще; иногда даже и деловые люди по своей надобности переходили с одной стороны реки на другую. Так мы фланировали до выхода в Ротерхите, откуда, пожертвовав шиллинг на дальнейшее обустройство Туннеля и послушав итальянского шарманщика, накормившего нас грубого помола мелодиями, мы не торопясь отправились назад, в сторону Уоппинга. Удивительное чувство испытывали мы, стоя посреди просторного, хорошо освещенного Туннеля, и зная при том, что могучая река катит свои воды над нашими головами, и что большие корабли в тысячи тонн водоизмещения, распустив паруса, проплывают сотней футов выше. Некий молодой азиат из публики рядом с нами, с живым темпераментом указуя рукою на своды Туннеля, спросил: "Ах! но если эти арки вдруг уступят, и воды Темзы польются на нас, что будет тогда с нами?!" — и одной этой голой идеи было достаточно, чтобы мы замерли в минутном ужасе. Однако, его спутница тут же возразила, желая успокоить его: "Сегодня я являюсь твоим чичероне, поэтому давай присядем вон в той кофейне, закажем себе для дегустации мармеладу, и вычислим вероятность исполнения этой твоей нелепой фантазии!" Отрадно знать, что многие из юного поколения лондонцев не испытывают никакого страха перед техническими новшествами нашего стремительного века!
Нет ни одного другого произведения строительного искусства в Лондоне (за исключением, пожалуй, собора Святого Павла или здания Королевской Биржи), которое возбуждало бы столько любопытства и восхищения среди иностранцев, как Туннель под Темзой. Величественные здания можно встретить повсюду в Европе, но в мире нет второго Туннеля, подобного этому. Есть что-то грандиозное в самой идее провести под широкой рекой, подо всеми торговыми и военными кораблями сухой и безопасный пешеходный путь.
Извлечение из главы восьмой книги Дэвида В. Бартлетта "Лондон ночной и при свете дня, или Люди и вещи Великой Метрополии",
сочинение 1852 года, издано компанией Хёрста, 122 Нассау-стрит, Нью-Йорк
﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏
Королевская Биржа и Патриотический Фонд Ллойда
Пройдёмте же как можно скорее к громаде Королевской Биржи. Вот она встаёт перед нами во всём своём величии, с прекрасным порталом в Коринфском стиле, украшенным восемью колоннами сорока футов высотой. На фронтоне над ними нельзя не заметить одиннадцать аллегорических скульптур: в центре Коммерция, опирающая на форштевень торгового корабля рог Изобилия и пчелиный улей, символ Трудолюбия, а по сторонам её — эмблемы Процветания и Промышленности, а так же английские купцы, запечатленные в момент переговоров с иностранными коммерсантами. Девиз, выбранный Принцем-Консортом из Библии, гласит: "Господня земля, и что наполняет её".
Давайте поднимемся по широким ступеням и, обернувшись, окинем взглядом удивительную сцену перед Биржей. Широкая площадь лежит перед нами, в центре её — статуя герцога Веллингтона, отлитая из металла трофейных французских пушек в те далёкие времена, когда боевой герцог был еще в расцвете своих сил; вокруг постамента сидят несколько женщин из бедняков, в этой мирной оккупации своей завязывая в букетики цветы для бутоньерок богатых джентльменов. За ними великолепная панорама людских голов, омнибусов, кэбов, вообще транспорта любых сортов и видов, всё постоянно в движении, словно пчелиный рой за стеклянной стеной улья, или поток муравьёв, занятых своим небольшим, но очень респектабельным бизнесом. Эта живая картина из тех, которые раз увидев, не скоро забудешь. Зритель поневоле очаровывается, наблюдая сверху, как отважные пешеходы пересекают этот опасный океан от одного берега до другого, и в то время, как он слушает этот немолчный гул, повторяет он слова сэра Ричарда Стила, сказанные им здесь более полутора веков назад: "Как мелочна вся спешка этого мира для тех, кто выше её!"
Когда вы вступаете в пределы Биржи и минуете греческие колонны и просторный вестибюль, вы находите там просторный двор с мраморной статуей Королевы в середине его. Двор окружен пассажами и аркадами, но средоточием коммерции является его центр, место вокруг статуи: именно здесь толпятся торговцы и купцы в час "высокого курса", приходящийся на три часа дня. Время и место уже близки, и вот заключается сделка, во время которой кто-то сделается богаче, а кто-то и беднее на тысячу-другую фунтов, полагая, впрочем, обратное.
Апартаменты в верхних этажи Биржи занимают многочисленные организации Страхового Общества Ллойда, по-прежнему называемого стариками и иностранцами "кофейней Ллойда", поскольку начиналось это предприятие более ста лет назад, действительно, как кофе-хаус. За одним из столиков этой кофейни в 1803-м году был основан и Патриотический Фонд, являющийся на сегодня крупнейшим и богатейшим филантропическим обществом столицы. В основном, Фонд простирает своё филантропию на вдов и сирот британских моряков, павших за Империю, но не обходит вниманием и прочий люд, если тот очевидно нуждается в поддержке.
Цитируется по сочинению Джонатана Анкла (псевдоним) "Прогулки по Лондону и его окрестностям",
издательство Чарльза Х. Келли, Лондон, 1895 (3-е изд.)
﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏
Резиденция Губернатора Британского Цейлона, Коломбо, 24-го Февраля, 1847.
ДЖЕНТЛЬМЕНЫ, — я имею честь и удовольствие обратиться к достопочтенному Попечительскому Совещанию Патриотического Фонда Ллойда с нижеследующим письмом.
Я считаю необходимым ознакомить уважаемое Совещание с весьма важной Коммуникацией, полученной мною через Цейлонское Отделение Объединенной Торговой Компании Британской Восточной Индии и подписанной лично Директором Компании мистером Вильямом Баттеруортом Бейли.
Отеческая и неустанная забота о благополучии населения указанной Колонии очевидна в любом из документов Директората; особенно же — в означенном письме от Февраля 13-го числа сего 1847 года, помеченном как "Весьма Секретное".
Управляя вверенной моему попечительству Колонией почти шести лет, я могу засвидетельствовать заботливое и добронравное отношение Компании к своим Целям и Обязанностям здесь, и я очень рад иметь возможность подтвердить, что во многих из Усовершенствований, предложенных Правительству Её Величества Индийских Территорий Директоратом Торговой Компании были явлены мудрость и гуманизм тех, кто устанавливал эти Положения, особенно в рассуждении религиозного обучения и воспитания; к сему я могу приложить свои гарантии, что к большому удовлетворению Правительства Её Величества, каждый Собственник здесь воплощает эти Усовершенствования с наибольшим усердием.
В свете вышеизложенного, Правительство Её Величества всячески поддерживает определенное и выраженное стремление Директората Компании в части исполнения последней Воли и Завещания одного из здешних Собственников, а именно достоуважаемого мистера Генри Стефенсона, эсквайра, заботливо и дальновидно пожелавшего обеспечить своим приёмным детям и наследникам, Невилу и Елене Ландлесс, ныне после трагической гибели их отчима пребывающим сиротами, получение упомянутого религиозного обучения и воспитания — наилучшего, каковое только может быть предоставлено.
По причинам политического свойства, доверительно изложенным Директором Компании в означенном письме и не могущим в рассуждении их секретности быть процитированными здесь, Правительство Её Величества сочло невозможным выполнить пожелания Директората Компании и покойного Собственника иначе, чем направив указанных сирот в попечение наиболее уважаемой филантропической организации Метрополии, а именно Патриотического Фонда Ллойда, положив для гарантирования достатка и пропитания сирот Ландлесс, а так же для оплаты услуг Фонда и его Субагентов разовый капитал в девять сотен гиней, каковой может быть получен Преставителями Фонда в Центральном отделении Банка Англии по предъявлению присовокупленого к настоящему письму Аккредитива, выданного Секретариатом Компании и подписанного его Директором.
Со всем уважением к Институту Благотворительности, представляемому Вашим Филантропическим Учреждением, я имею честь и удовольствие обратиться с Губернаторским прошением к Совещанию Фонда принять сирот Ландлесс отныне под своё отеческое и бережное попечение, а так же гарантировать и обеспечить им по выбору Совещания должное образование и воспитание, желаемое явиться в требуемой полноте к моменту вступления означенных сирот в возраст совершеннолетия в Апреле месяце следующего, 1848 года. Не испытывая никаких сомнений в рассуждении любезного удовлетворения достопочтенным Попечительским Совещанием изложенных выше законных и гуманных пожеланий Директора Компании, я буду весьма рад уверить моего Корреспондента в полном и безусловном успехе сего предприятия.
Имею честь оставаться, джентельмены, Вашим нижайшим и почтительным слугой,
[подписано] сэр КОЛИН КЭМПБЕЛЛ
﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏
Предыдущее письмо было должным образом зарегистрировано как Поступившая Корреспонденция от Его Превосходительства Губернатора Британского Цейлона, сего Августа, восемнадцатого дня, одна тысяча восемьсот и сорока-седьмого года.
Клерк Секретариата Фонда: Л. Г. ДОУСОН [подпись]
﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏
При рассмотрении пункта первого повестки внеочередного заседания Попечительского Совещания Фонда удовлетворительное заключение по Губернаторскому прошению проголосовано единодушно, при одном opposé (м-р Далселл). Дебатирование не проводилось. Исполнение решения Совещания возложено на м-ра Далселла; сие обязательство голосовалось также единодушно, при одном opposé (м-р Далселл), каковое Председателем Совещания решено было в Протокол не вносить.
Клерк Администрации Фонда: Г. П. КОКС [подпись]
﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏
М-ру Дампьеру: Обеспечить propria statum.
ДАЛСЕЛЛ [подпись]
﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏
Нач. Деп. Центр. и Рег. Ф-тропии м-ру Гастингсу.
Во исп. расп. Куратора Управления м-ра Далселла Департаменту предписывается: Обесп. указ-м в Выписке из Прот. зас. Сов. Фонда сиротам Ландлесс необх. усл. в об. выд. бюджета.
Нач. Упр.: А. Т. П. ДАМПЬЕР [подпись]
﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏
Руководителю Отдела Региональной Филантропии м-ру Лукасу Хонитандеру (лично)
Люк, старина, как ты уже должен быть наслышан, бунт на нашем кораблике подавлен, квартирмейстер некоторым образом повешен на рее. Момент щекотливый и приходится маневрировать против ветра. Поэтому, поспешай, прошу тебя, в Сити, конвертируй там "выд. бюджет" в ассигнации и положи упомянутым Ландлессам на отдельный счет. Будь осторожен: у этих сироток, не иначе, крестник на самом верху. Дюжину гиней возьми сразу на текущие расходы, отчитаешься распиской. Наша задача, как я её понимаю — избавить г-на Куратора Далселла от любых пересечений с эти делом в будущем, поэтому: сразу по решении финансового вопроса возьми этих сироток (которые пока разбили бивуак в нашей биллиардной) и найди им место подальше от очей м-ра Далселла, т.е. где-нибудь в провинции. Им желательно религиозное воспитание и образование — вот и подыщи им кондиции построже. Будущей весной кончатся наши мучения.
Полагаюсь на тебя, искренне твой друг и начальник, АМБРОЗ ГАСТИНГС
﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏
Суперинтенданту Образцового Общежития для Трудящихся Классов на Чарльз-стрит
м-ру Уильяму Фостеру
от Лукаса Хонитандера, эсквайра.
Билли! Посылаю к тебе двух цветных щенков, запри их покрепче до понедельника. По рожам видно, что подлецы склонны к побегу, так что надзирай за ними, как если бы ты снова служил в Пентонвилльской тюрьме. Кэбмен должен передать тебе от меня полгинеи; если мерзавец попытается утаить, вытряси из него без жалости. Сам приехать не могу; нас тут сгоняют на сходбище — будут отправлять за борт старикашку Уилфреда, который здорово подставил адмирала. Не хочу упустить случая плюнуть ему в спину.
ЛУКАС
﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏
Образцовые Общежития
Наша столица — наш Метрополис — развивается, строится и от того, без сомнения, хорошеет! Гости нашего великого города, съезжающиеся к открытию Сезона, радуются удобствам, происходящим от расширения улиц и очистки дорог. Другие, глядя на карту города и вспоминая многочисленные критические статьи в газетах, отслеживают прогресс в строительстве новых улиц, и не без основания преисполняются гордости, отмечая, как много убогих дворов и переулков — рассадников порока и преступлений — будет снесено, чтобы освободить место для роскошных зданий современной архитектуры, пусть и предназначенных только для коммерческих целей. Да и как же иначе, ведь огромные суммы, расходуемые на эти улучшения и усовершенствования, выделяются в расчете на получение прибыли от инвестиций, как то своеобычно для спекуляций торгового класса.
Немногие, наверное, задаются вопросом, куда же деваются те массы неимущих, которых впрямую затрагивают эти огромные изменения? Очень интересный эксперимент предприняли господа из "Благотворительного Общества по Улучшению Положения Рабочего Класса": они решили построить некоторое количество современных домов, которые могли бы служить образчиками домохозяйств, рекомендованных для заселения трудовым людом. С этой целью они приобрели на разумных условиях права на застройку нескольких участков земли в столице, где и выстроили свои Образцовые Общежития. При возведении зданий важное значение придавалось требованиям здоровья, комфорта и обеспечения нравственности проживающих, для чего в части вентиляции, дренажа и достаточного запаса воды Общество руководствовалось рекомендациями столичной Комиссии по Здравоохранению. Комитет Общества в своих ежемесячных брошюрах со всей ясностью показывает важность такого решения, живописуя нетерпимость условий в чрезвычайно плохих и непомерно дорогих жилищах, в которых обычно и ютятся неимущие. Таковые квартиры, по большей части, положительно нездоровы для проживания по причине их плохой вентиляции, сырости и отсутствия там канализации. Арендная плата, тем не менее, составляет в таких жилищах от трех до шести шиллингов в неделю за единственную комнату, в которой и родители, и их отпрыски обоих полов вынуждены не только проводить весь день, но и спать ночью — шесть, восемь или даже десять человек в одной комнате!
Такое положение вещей, со всей очевидностью, разрушительно не только для здоровья проживающих, но и для их нравственности. Поэтому Комитет Общества и выстроил предлагаемые для заселения Образцовые Общежития, распределив помещения следующим образом:
— Девять трехкомнатных квартир по шесть шиллингов в неделю;
— Четырнадцать квартир из двух комнат по три шилл. шесть пенсов за тот же срок;
— Один дом с тридцатью номерами для вдов или одиноких женщин, сдающимися за один шиллинг шесть пенсов еженедельно;
— Еще один дом на 65 холостяков или вдовцов с общими спальнями на шесть человек из расчета 4 пенса в сутки.
Архитектор Общества Генри Робертс, эсквайр, сообщил нашему корреспонденту, что земля и строительство встали Обществу в 5200 фунтов стерлингов, кроме того значительная сумма потребуется на приобретение мебели и пр. Сумма же, полученная по подписке не превышает 3030 фунтов 15 шиллингов, и для покрытия дефицита Общество планирует обратиться к филантропическим организациям столицы. Мистер Робертс высказал твёрдую уверенность, что с началом поступления платы от жильцов проект в короткий срок станет окупаемым, и потому окажется образцом для подражания во многих крупных городах и прочих густонаселенных местах королевства."
"Иллюстрированные Лондонские Новости", No. 14, Апрель 1847 года
﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏
Расположение домов и комнат в них является позором для общества, и лорд Эшли, председатель Комитета, не может и далее делать вид, что не замечает очевидного. Эти дома — напомним, призванные служить Образцом — на самом деле возмутительно тесны, не достигая и 23 футов в самой широкой своей части! Участок земли, на который забиты эти четырнадцать жилищ из так называемых двух комнат, настолько мал, что размеры помещений не превышают буквально нескольких ярдов; во многих из них не предусмотрено иного освещения, как только через маленькое окно, выходящее на задворки; общие спальни не снабжены каминами, и проч., и проч. Мы настоятельно призываем Комитет Общества и Акционеров воздержаться от совершения этой опасной ошибки, или они будут иметь вскоре еще один рассадник инфекции и еще одно препятствие на пути прогресса, следовать по которому Общество так тщится.
Уилфред ДАЛСЕЛЛ, член Парламента от Гринвича
Журнал "Ежемесячный Застройщик", No. 8 за 1847 год
﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏
Клойстергэм, Минор Кэнон Корнер, г-же Фиделии Криспаркл
Возлюбленная сестра во Филантропии!
Я пишу вам из председательского кресла, которое буду занимать еще по крайней мере несколько часов, поскольку в настоящую минуту присходит Собрание Сотрудников Департамента Столичной и Региональной Филантропии, на котором с единогласного соизволения всех присутствующих я имею честь председательствовать. Пока дебатируется резолюция, обличающая некоего предавшего интересы Филантропии негодяя, я хотел бы этим письмом, которое я рассчитываю отправить уже вечерней почтой, окончательно обговорить известное вам дельце.
Всем сердцем осуждая прискорбную необразованность и невоспитанность двух моих новых юных подопечных, Невила и Елены Ландлесс, я хотел бы ознакомить вас с моим планом по исправлению означенных упущений, каковой состоит в следующем: не далее, как в будущий понедельник упомянутый Невил будет передан мной в ваше, милостивая государыня, и вашего уважаемого сына мистера Септимуса попечение, выражающееся в проживании означенного недоросля в вашем доме на срок, потребный оному для должной подготовки к экзаменации. Сестра же его Елена на тот же срок будет водворена для обучения в рекомендованную вами Школу и Пансион для Молодых Девиц, носящую, как мне помнится, подходящее случаю наименование "Монашеская Обитель". Прошу вас, милостивая государыня, озаботиться их принятием и размещением. Оплата ваших любезных услуг будет произведена мною на тех условиях, которые вы означили мне в одном из ваших предыдущих писем (три фунта десять шиллингов в месяц).
Кланяюсь вашему достопочтенному сыну мистеру Септимусу и вам, милостивая государыня, и остаюсь
ваш любящий брат (во Филантропии)
ЛУКАС ХОНИТАНДЕР
Писано в Лондоне, Августа 18-го числа, в среду.
Публикуется по изданию "Тайна Эдвина Друда, и Другие Пьесы", соч. г-на Ч. Диккенса, 1871 г., Изд. Джеймс Р. Осгуд и Ко., Бостон, США
﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏
Королевская Биржа, Ллойдов Фонд, Люку Хонитандеру в собственные руки
ХОНИ,
во имя святого Джорджа, что такое?! Я не забываю, что ты помог мне получить эту работешку, но так, глядишь, ты же поможешь мне её и потерять! Ты посылаешь ко мне двух щенков; хорошо, я согласен дать им койку на пару дней, но один из них — в юбке! А у меня здесь полсотни душ насельников изо всякого сброда мужского пола, охочих до разного непотребства, от которых только и жди неприятностей! Я же не могу засунуть её в мужскую спальню или в стиралку!
Слава богу, у нас тут один как раз помирает, порезали его в драке. При будущем покойнике народ блуда, небось, почурается. Я девку твою пока к нему посадил, заодно и приглядит.
С тебя за такое беспокойство еще полфунта. Вечером приходи в "Лошадь и Подкову", там и рассчитаемся.
ВИЛЬЯМ
﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏
Проповедник Брэйди
Толпа вокруг двери комнаты, в которой лежал Джо "Жучок" Палмер, расступилась, давая проповеднику Брэйди пройти к умирающему; мы вошли следом. Несчастный лежал на жалкой постели; одну из ножек кровати, вероятно, недавно сломленную, заменял кирпич. Смуглая востроглазая горничная сидела у изголовья кровати, то и дело обтирая лицо страдальца смоченной уксусом тряпкой.
С первого взгляда было очевидно, что Палмер умирает. Лицо его было искажено и смертельно бледно, губы высохли, булькающие хрипы ясно слышались в его затрудненном дыхании. Он пребывал наполовину в бреду; его беспокойный дух никак не находил покоя. "Не будь дураком," бормотал он, "заклады — это рискованная игра, много неудобных расспросов, дрянь прилипает, и всё такое. Это будет переплавлено," продолжал он после паузы, "пусть цена не велика, но зато это безопасно, а за безопасность надо платить..."
Пару минут он молчал, а потом, задрожав, проснулся; горничная тут же сказала ему:
— Джо, вот пришел проповедник Брэйди, как ты и просил, и с ним еще один добрый джентльмен. Ну же, давай, Джо!
— Слава Господу за это! — искренне пробормотал "Жучок" Палмер, пытаясь приподняться. — О, Брэйди, старина, я благодарен, что вы пришли. Мне уже казалось, что я останусь умирать среди тех, кто и доброго слова мне не скажет! Я пытался молиться, но я не могу...
— Ах, Брэйди, — продолжал он, вглядываясь в лицо друга тревожным, изможденным вглядом, — со мной всё кончено. Я знал это с той самой минуты, как меня порезали. Я уйду с отливом, а он наступит через час. Есть ли надежда для меня, Брэйди, хоть какая-нибудь надежда?!
— Ты в руке Господа, Палмер, — отвечал проповедник тихо и торжественно, — в руке милосердного, любящего Бога, чьё самое большое желание и счастье — это простить даже худших из грешников, если они попросят его о спасении. Если они только позволят ему.
— Значит, надежда есть? — пробормотал Джо.
— Да, есть надежда и спасение для всех, кто покаялся, — успокоил его Брэйди всё тем же торжественным тоном. — Есть надежда для тех, кто раскаялся в своих грехах, и уверовал во Всемилостивейшего Бога, отправившего Сына своего искупить страданиями прегрешения наши.
И далее Брэйди в немногих простых и понятных даже умирающему фразах описал всю необходимость христианской веры:
— Раскайтесь, и будет вам тогда надежда. Если были грехи ваши как багряница, сделаются они белыми, как снег, ибо сам Христос сказал нам, что на небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяносто девяти праведниках, не имеющим нужды в покаянии.
От слабости Палмер слушал проповедника, не открывая глаз, но даже с моего места можно было видеть, что он немного успокоился, хотя сомнения еще мучили его. Затем он снова приподнялся и, умоляюще глядя проповеднику в кроткое морщинистое лицо, выдохнул:
— Но я был таким плохим, Брэйди, таким ужасно плохим! Я боюсь, что не может быть никакой надежды для меня! Не обманывай меня сейчас, Брэйди, скажи — есть ли шанс и у меня?!
— Милосердие и благость Господа безграничны, Джо, — ответил ему старик серьёзно. — Ты же слышал, что когда умирающий на кресте разбойник молился Спасителю нашему, Иисус сказал ему: "Нынче же будешь со мною в раю!" И это ответ, который, по словам Пресвятой Библии, Бог даёт всем, кто искренне молится о принятии в Царствие Его: "Стучите, и отворят вам!" И ты должен молиться, Джо, ты должен стучаться в ворота Святого Петра. Молись!
— Но я не могу молиться! — воскликнул умирающий в мучительном отчаянии. — Я же сказал тебе, что уже пробовал, и не смог. Я знал "Отче наш" в детстве, но теперь не могу вспомнить ни единого слова! Скажи их мне!
Благоговейно склонив голову и сложив руки, Брэйдли с чувством стал произносить слова Господней молитвы; Палмер, лежа с закрытыми глазами, время от времени повторял за ним слово или два. После молитвы наступила тишина; затем Палмер пробормотал:
— О, да, теперь я понимаю. Прости нам, как мы прощаем должникам нашим. Брэйди, я от всего сердца прощаю всех, и надеюсь...
Он замолчал, слишком уставший для дальнейших речей. Брэйди, всё это время стоявший у кровати на коленях, теперь поднялся на ноги и, держа в правой руке вынутую из кармана Библию, стал рядом с прочими, кто был в комнате. Молча смотрели мы на умирающего, на лице которого снова стало возвращаться выражение ужаса и сомнений. Постепенно они усиливались, пока агония не предала Палмеру силы, почти сверхъестественные в данных обстоятельствах; он снова приподнялся на локте и, схватив проповедника за руку, снова притянул его к постели, хрипло воскликнув:
— Ведь Библия говорит только о грабителе, о воре! Но я был хуже, много хуже!
Когда он говорил, дрожь пробегала по его чертам, в голосе его слышалось рыдание. Брэйди сказал успокаивающе:
— Я догадываюсь, что ты имеешь в виду, Джо. Но даже это не делает тебя отверженным. Милосердие и любовь Господа безграничны. Он простит даже кровь, если покаяние искренне. Жаль, что ты сотворил такое, но надежда на Господню милость есть и в этом случае.
— О, Брэйди, старина, ты такой груз снял с меня! — воскликнул Палмер, рыдая теперь более с облегчением, чем с ужасом. — И, Брэйди, хотя я не подавал виду, но как же я страдал оттого! Нет слов сказать, как я сожалел!
Он остановился на мгновение, чтобы перевести дыхание, а затем, приблизив губы к уху Брэйди, продолжал хриплым шепотом:
— Я зарезал его, пырнул ножом, а он обернулся на меня, перед тем как упасть, и его взгляд преследовал меня с той поры. Сотни и сотни ночей он смотрел на меня из темноты, так что я чуть с ума не сошел. Еще немного — и я сам положил бы себе конец. Но я благодарю Бога, что не сделал этого. Теперь у меня есть надежда...
— Надежда есть, — повторил проповедник. — Но, Джо, бедняга, помни, что конец близок...
— Я помню, старина, — ответил ему умирающий, и голос его был теперь едва слышен. — Но я начал говорить, и теперь должен сказать всё. Он был моряком, капитаном на торговом судне, он застукал нас на краже и кричал, что сдаст нас в полицию. А у него была куча товара, и терять добычу нам не хотелось, и когда старик бросился к сходням, клянясь, что сейчас приведет "синемундирников", я пырнул его, и он не прожил после того и двух минут!
Брэйди содрогнулся и несколько мгновений не мог произнести ни слова, но потом он овладел своими чувствами и сказал грешнику возможно более ласковым голосом:
— Это было гнусное преступление, Джо. Но помни: "Если будут грехи твои кровавыми, как багряница, сделаются белыми, словно снег." Есть место на небесах и для таких грешников, как ты, для всех грешников, но искать его следует истинным покаянием и молитвой. Молись, Джо, ибо конец уже очень близко.
— Помолитесь за меня, — застонал Джо, — я не могу молиться!
— Я буду молиться за тебя, — ответил Брэйди, — но и ты можешь молиться. В святой Книге есть молитва и для тебя: "Боже, будь милостив ко мне, грешнику!" Это твоя молитва, Джо, и если она будет сказана искренне, Господь услышит её.
Последним усилием умирающий сложил руки и попытался повторить слова молитвы вослед за проповедником, но силы уже покинули его, и слова замерли у него на устах. Видя это, Брэйди упал на колени возле его постели и горячо и страстно молился, чтобы душа грешника была спасена к вечной жизни. Девушка-служанка по другую сторону одра умирающего, уткнув в ладони заплаканное лицо, глухо повторяла за проповедником слова Господней молитвы.
Слабое мерцание жизни чуть оживило глаза Палмера; едва слышно он прошептал:
— Брэйди, вы помогли мне спасти мою душу... Прощайте... Боже, будь ми... — последнее слово угасло незавершенным, и в несколько мгновений всё было кончено.
Печатается по книге "Лондонская беднота. Зарисовки характеров и жизни по берегам Темзы",
авторства Томаса Райта, изд. 1875 года типографии Чарльза Келли.
﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏
КОМПАНИЯ НЕКРОПОЛИС — Учреждена Парламентом — КЛАДБИЩЕ В УОКИНГЕ
Также выступает как похоронное бюро:
ПОЛНЫЕ ПОХОРОНЫ,
включая отдельные могилы, скульптурные работы и прочие услуги,
по Первому Классу: 21 фунт стерлингов; по Второму Классу: 18 фунтов стерлингов;
по Третьему Классу: 14 фунтов стерлингов; по Четвертому Классу: 11 фунтов стерлингов;
по Пятому Классу: 4 фунта стерлингов; по Шестому Классу: 3 фунта 5 шиллингов.
Вышеприведенные расходы включают выполнение похорон из дома, с обычной фурнитурой и персоналом и перевозку по жел. дороге в Уокинг, но они могут быть значительно уменьшены, если скорбящие откажутся от процессии по улицам Лондона.
Запись персонально или письмом в Секретариат Компании НЕКРОПОЛИС, Ланкастер-плейс, 2, Стрэнд,
или у любого Агента Компании.
Поезда отправляются с Вестминстерского вокзала ежедневно в 11:20.
Раздельные комнаты ожидания.
Коммерческое объявление в газете "Таймс" Пятница, Августа 20-го, 18** года
﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏
Я нахожу омерзительной саму мысль об использовании паровых поездов для перевозки гробов с умершими из Лондона на новые сельские кладбища. Шум и спешка, неизбежно связанные с поездкой по железной дороге, не могут удовлетворять требованиям пристойности христианских похорон.
Респектабельные скорбящие, безусловно, найдут оскорбительным тот факт, что гробы с их дорогими усопшими будут перевозиться в одном багажном вагоне с гробами представителей неимущих сословий. Соседство отбросов общества и добропорядочных прихожан не может не шокировать чувства последних.
Из "Мемуаров Чарльза Джеймса Бломфилда, Докт. Теол., Епископа Лондона, с извлечениями из его корреспонденции",
под редакцией его сына Альфреда Бломфилда, в двух томах, с портретом, изд. Джона Мюррея, 1863, Лондон.
﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏
Мне кажется, что Вокзал Лондон-Бридж, в своём роде, один из самых красивых вокзалов, который я когда-либо видел, а я уж повидал их немало. Никакого сравнения с Парижем, конечно, где вокзалы помпезны, оштукатурены и украшены надуманного вида скульптурами — наполовину дворцы, наполовину казармы. Ни Брюссель, ни Берлин, ни Вена не поражают путешественника величественного вида архитектурой вокзалов; пожалуй, только Санкт-Петербург, который и сам построен так, будто там находит свою резиденцию Свифтовский король Бробдингнегов, являет нам равное в величии здание Московского Вокзала. Но русская станция, как и всё в этой "империи фасадов", обманчива: великолепное заблуждение, обширный обман с мрамором снаружи, и с плохим кирпичом, рейками и штукатуркой внутри.
Сезам, откройся! Мы минуем толпы железнодорожных носильщиков, не слишком занятых в эту минуту, и потому с руками в карманах подпирающих стены тут и там, своим углом наклона похожих на греческие скульптуры, наряженные в зеленый вельветин и украшенные белыми буквами на воротниках, и вослед за толпой пассажиров третьего класса проходим на огромную платформу, где нас уже ждёт поезд, пыхтя и фыркая, словно железный Троянский конь, вдруг одаренный жизнью и способностью передвигаться. Лишь одним, редко двумя вагонами первых классов, этой изящной уступкой респектабельности, могут похвастаться медленные утренние поезда. В самом деле, кто из нас, англо-саксов, одержимых идеей путешествовать на максимально возможное расстояние в максимально кратчайшие сроки, захочет платить по тарифу первого класса, отправляясь обычным поездом в Манчестер, каковой вояж отнимет у него десять невосполнимых часов жизни, если в пронзающем пространство поезде-экспрессе он, за небольшую резонную доплату, может достигнуть цели менее чем за пять часов? Поэтому, от первоклассных шестиместных диванов с их подлокотниками и подголовниками уже почти повсеместно отказываются в пользу деревянных сидений-коробок третьего класса, настолько неудобных, словно они специально спроектированы в желании доказать пассажирам, что в глазах железнодорожного начальства они достойны удобств не более, чем презренные животные. Мы разыскиваем должный вагон. Какой-то мизантропического вида корпулентный джентльмен в вязаном "валлийском парике" и тёплом цилиндре подозрительно смотрит на нас из окна вагона, когда мы проходим мимо, а потом с грохотом закрывает фрамугу, так резко, словно подозревает нас в желании вторгнуться в его отдельное купе, и затем, с часами в руке, принимается громовым голосом напоминать кондуктору, что поезду пора бы уже и тронуться. Есть ли смысл так спешить, мистер? У вас будет достаточно времени между Редхиллом, Степлхерстом, Эшвордом и еще двадцатью пятью станциями, чтобы с приятного отдаления наблюдать красоты природы, когда они будут степенно проплывать мимо окна вашего вагона.
Но какой контраст с чинным спокойствием первого и второго классов составляют похожие на гробы ковчеги третьего класса, в которых сотнями теснятся те, кто в не состоянии платить более чем пенни за милю! Что за сумятица, что за бурление масс, что за битва за сидячие места — суматоха, полная пронзительных женских голосов, детских воплей и грубых мужских басов, низких, словно в "Gospodin Pomilaiou" (знаменитом песнопении Русской Церкви). Что за пёстрая картина мужчин, женщин и детей, таких различных, но с общей печатью бедности на лице и в одежде! Моряки с бронзовыми лицами и просмоленными руками, в брезентовых шапочках, сдвинутых в нарушение всех законов гравитации далеко на затылок — крепкие, квадратного сложения парни, изъясняющиеся на своём иногда загадочном, иногда грубом языке, но полные простой и мужественной учтивости по отношению ко всем без исключения женщинам, и на удивление добрые к младенцам и детям; железнодорожные землекопы, едущие к месту работы где-то ниже по линии; довольного вида служанки, отпущенные навестить деревенских родственников; евреи-разносчики; ирландские рабочие с семьями; пара испуганных индусов; солдаты в отпуске, с красными шейными платками под расстёгнутыми на груди рубахами грубого сукна; другие солдаты, в полном обмундировании, с походными ранцами на коленях и с мушкетами, от которых предусмотрительно отстёгнуты штыки, в сопровождении степенного шотландского капрала, читающего карманное издание трактата "Благодать для Гренадера, или Порох и Благочестие" и то и дело угощающегося понюшкой табаку; уборщицы, слуги без места, конюхи, рабочие-каменщики и мальчишки-рассыльные.
Боюсь, тут есть, к нашему сожалению, и несколько отрицательных персонажей: пара плохо одетых, зыркающих по сторонам, засаленых красавчиков, с дешевыми заколками в галстуках, с длинными грязными волосами поверх воротников, и не надо быть авгуром, чтобы предсказать, какую "пользу" получат Дувр или Фолкстоун от их визита; а так же вон тот низколобый, с бычьей шеей, уголовного вида джентльмен, крепко зажатый между двумя сопровождающими, и пытающийся натянуть рукава пальто пониже, чтобы незаметны были блестящие кольца наручников на его запястьях — в отношении этих пассажиров, конечно, не может быть никаких сомнений. Но нет совершенства в мире, а уж в вагоне третьего класса — и подавно.
Печатается по книге "Дважды вокруг циферблата, или Сутки в Лондоне" Джорджа Аугустуса Сала,
изд. 1859 года, с многочисленными иллюстрациями, гравированными по рисункам Вильяма МакКоннелла,
тип. Холстона и Райта, Лондон.
﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏
С введением железнодорожного сообщения в графстве Кент окончилась эпоха почтовых карет и ломового извоза. По планам Юго-Восточной Железнодорожной Компании и по рекомендациям Джорджа Стивенсона, инженера, линия Лондон-Дувр должна была пройти через столицу графства, город Мэйдстоун. Однако, эти планы неожиданно вызвали ожесточенное сопротивление горожан, полагавших, что прокладка дороги катастрофически скажется на жизненных интересах города, таких как перевозки и торговля по реке Медуэй. По убеждению мэра, железнодорожное сообщение и связанная с ним коммерциализация непременно уничтожили бы Мэйдстоун как традиционный город.
Но хотя сторонники этой близорукой политики и были успешны в том, что им удалось отодвинуть ближайшую к Мэйдстоуну станцию железной дороги на десять миль от города, они всего лишь на пару лет продлили жизнь перевозкам посредством речных барж и конных повозок. Пострадали лишь сами горожане, поскольку им теперь приходилось пересаживаться на станции Паддок Вуд в омнибусы и добираться до Мэйдстоуна и Клойстергэма вдвое медленнее и вдвое дороже.
Дж. М. Расселл, "История Мэйдстоуна" с иллюстрациями,
издательство Вивиш & Баньярд, Мэйдстоун, 1881 год. Все права защищены.
﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏
Но мы же не собираемся писать эссе о транспортных проблемах, хотя то, что мы могли бы сказать по этому поводу, и стоило бы прочтения. Мы просто собираемся прокатиться на омнибусе.
Мы находимся в городишке Паддок Вуд; желтого цвета омнибус только что развернулся, и мы успеваем вскочить в него первыми и укрыться в дальнем углу. Теперь мы можем проехать за шесть пенсов до Мэйдстоуна или за шиллинг до Клойстергэма; мы выбираем последнее. Едва мы уселись, как внутрь буквально вваливается некая пожилая дама, обремененная огромным, похожим на кринолин, зонтиком из коричневой бумаги и странной полураздавленной коробкой, которую она водружает рядом на сиденье, словно надеясь оставить его целиком за собой. За ней в одно мгновение следует пожилой дородный персонаж в латаных сапогах и сильно поношеной черной шинели, который занимает место возле боковой двери, и оттуда, положив мозолистые руки на ручку зонта и оперев на них небритый подбородок, с печальным выражением лица наблюдает за посадкой прочих пассажиров. Банг! чей-то саквояж ударяет по крыше, выводя старика из задумчивости и побуждая его высунуть в окно голову — и тут же, на черепаший манер, втянуть её обратно, поскольку кондуктор распахивает дверь и держит её открытой, пока людской прилив затопляет омнибус: один, другой, третий, тут же и четвертый, пятый, шестой, седьмой, девятый и десятый! "Нет больше места, кондуктор!" — кричим мы. "Полна коробочка! Поехали!" — ревет в ответ кондуктор. Но мы еще не едем; мимо окна промелькивает видение грязных коротких сапог, обладатель которых карабкается, видно, на крышу; туда же летят тюки и корзины; оглушительный шум наверху достигает крещендо; кондуктор, словно дирижер, руководит погрузкой: "Олл райт!" — вырывается, наконец, из его уст, когда последняя пара узлов исчезает над нашими головами.
Вот омнибус уже идет полным ходом; мы осматриваемся и обнаруживаем себя в очень странной компании. Напротив нас сидит старушка с расползающейся по швам картонкой на коленях и монструозным зонтиком. Рядом с ней сидит очень худой пекарь в рабочей одежде, следующим — молодой человек с синей сумкой, имеющий на мизинце кольцо с бриллиантом, и еще парочку фальшивых камней в заколке на его фиолетовом галстуке. Слева от него жена механика с толстым лысым ребенком на руках — дитя пускает пузыри, сучит ножками от восторга и тянет пухлую ручку, желая достать крохотными пальчиками алмазное кольцо на руке, придерживающей синюю сумку. Рядом с матерью сидит другой ребенок в голубой курточке в полоску, который, кажется, не ожидает никаких удовольствий от предстоящего "путешествия" и всеми силами старается вогнать себя в сон. Наконец, крайним слева является уже знакомый нам небритый персонаж, не выпускающий из крепких рук ручку зонта. Тех же, кто сидит на нашей стороне, мы не можем описать так же хорошо, поскольку всех их заслоняет очень объемистый джентельмен, вдовец по виду, на глаз весящий не менее двадцати стоунов, чьё присутствие наводит нас на грустные мысли о дешевизне поездки для него — кондуктору следовало бы продавать билеты, ориентируясь на вес пассажиров.
Мы останавливаемся на полминуты у развилки дороги, чтобы выпустить владельца синей сумки; кто-то спрыгивает с крыши, кто-то взбирается наверх, а еще кто-то входит, и вот мы снова пускаемся в путь, покачиваясь, словно в ковчеге. Теперь на место напротив водворился сапожник, отправившийся продавать пару новеньких сапог собственного производства; закаленная кожа его маленьких пальцев вся изрезана навощенной ниткой. Мы въезжаем в Мэйдстоун; дородный старик, которого мы заметили первым, стучит ручкой зонтика в крышу омнибуса, требуя остановки, и выходит у портновской лавки — действительно, ему давно пора купить себе новую шинель. Никто не подсаживается взамен, и тому есть веская причина: каждый, кто пересекает Мэйдстоун, должен платить двойной тариф. Поэтому на Кинг-стрит выходят все, и старая леди с коробкой, и мать с детьми, и сапожник, и даже тяжеловесный господин покидает омнибус к немалому, должно быть, облегчению лошадей. Но нет, немного погодя мы слышим, как он ругается с возницей, требуя предоставить ему хорошо проветриваемое место на козлах; затем он карабкается наверх, отчего омнибус опасно накреняется, подобно судно в бурю, а в распахнувшуюся дверь проскальзывают двое — юноша и молодая леди той наружности, которую можно назвать колониальной, и которую вовсе не ожидаешь встретить в Кентском захолустье; вид у них подавленный. Неужели же, эта юная особа всю поездку занимала место снаружи омнибуса, на переднем сиденьи рядом с кучером?! Что ж, назвать поведение современной молодёжи иначе как вызывающим часто бывает затруднительно.
Новые клиенты ждут в начале Чатэм-роуд, и менее через две минуты омнибус снова забит пассажирами и грузом, таким же пёстрым и разнообразным, как и перед тем. Теперь кондуктор, просунув голову в окно, собирает шестипенсовики со всех присутствующих, чтобы не тратить время на остановках — и вот мы снова катимся по дороге на Клойстергэм. Отправились мы с двенадцатью инсайдерами, и, хотя количество их к концу нашего маршрута уменьшилось до четырех, возница, по самой приблизительной калькуляции, взял двадцать два тарифа. Необходимость платы за проезд признаётся обеими сторонами, и пассажиры отдают пенсы, не дожидаясь требования, а так же, чтобы омнибусу не было нужды останавливаться, спрыгивают на медленном ходу, или таким же порядком подсаживаются.
Чарльз М. Смит, "Курьезы Английской Жизни, или Фазы, Физиология и Общество Великой Метрополии",
изд. Чапман & Холл, 1853 год.
﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏
Омнибусная Реформа
Письмо в газету "Таймс" от октября 1847 года
ДЖЕНТЕЛЬМЕНЫ, — Правило, принятое теперь во многих омнибусных компаниях, гласит: "ДЕТИ ДОЛЖНЫ БЫТЬ ОПЛАЧЕНЫ!" — и это разумное правило должно быть распространено на все без исключения омнибусы, так же и пригородные. И пусть негодуют матери и бабушки, но со введением в столичных омнибусах оплаты за детей, порядочный джентельмен теперь, действительно, может слезть с коня и в спокойствии наслаждаться поездкой в двухпенсовом омнибусе, почти не опасаясь быть окруженным оравой детей, так и норовящих обмочить ему колени. Я всегда рассматривал детей, как одно из проклятий мегаполиса, потому что я заметил, что если ребенку придет в голову посмотреть на вас, он будет делать это несколько часов кряду, и ничто не заставит его отвести глаза от вашего лица — ни пенсовая булочка, ни бренчание связкой ключей, ни даже акт значительного насилия.
Реформа омнибусов не должна останавливаться на достигнутом. Я считаю, что еще несколько плакатов должны быть обязательно укреплены внутри омнибусов:
"ПУДЕЛИ ЗАПРЕЩЕНЫ!" Я ненавижу этих уродливых французских ублюдков в любое время, но особенно неприемлемы они в закрытом пространстве омнибуса, где они вечно путаются под ногами и, кажется, так и присматриваются к вашим икрам в надежде отхватить от них кусочек. Это заставляет меня нервничать.
Так же я хотел бы видеть плакат "ВСЕ УЗЛЫ, КОРЗИНЫ И КЛЕТКИ — ТОЛЬКО СНАРУЖИ!", поскольку прачки завели себе позорную привычку развозить бельё после субботней стирки исключительно на омнибусах. Коробки я особенно не люблю, так как никогда не могу сказать, что они содержат, пока они не лопнут. Я с ужасом вспоминаю чей-то узел, связаный из полотенца, испортивший луковой гнилью мои новые светлые брюки. Я не согласен так же делить омнибус с попугаями и прочими птицами в клетках, ибо я не видел еще ни одного попугая, который бы не пытался в злобе своей укусить ближнего за палец.
И последнее моё предложение по улучшению правил пользования омнибусами: "ДЖЕНТЕЛЬМЕНЫ ОБЯЗАНЫ ДЕРЖАТЬ МОКРЫЕ ЗОНТЫ МЕЖДУ СВОИМИ НОГАМИ!" За время моих многочисленных поездок я постепенно пришел к выводу, что люди слишком склонны засунуть свои параплю между ног своего виз-а-ви. Практика это, безусловно, очень старая, но надо же когда-нибудь начинать бороться и с нею!
Омнибусы, если половину из них должным образом проветрить, а другую половину безжалостно списать в утиль, могут быть весьма пригодны для передвижения. Налог на детей — уже хорошее начало, но если будут учтены и прочие нюансы, будет еще лучше.
Остаюсь Ваш, Сэр, (и, надеюсь, всю жизнь буду им оставаться), "УБЕЖДЕННЫЙ ХОЛОСТЯК"
﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏
Клойстергэм (гостиницы: Патерица; Бык; Виктория), к сев. от Мэйдстоуна, ранне-средневековый город, нас. 18,000 жителей, принадлеж. в различные периоды Бриттам под назв. "Дубрис"; Римлянам под назв. "Дуробрив"; Саксонцам под назв. "Хроффчестр"; и Норманнам. Стал епископской резиденцией в VII столетии.
К-й Замок (вх. плата 3 пенса), стоящий на госп. возвышенности, был построен в 1126-39 годах Уильямом Корбилом, архиепископом Кентерберийским. Квадратная башня, 104 фута высоты в наст. время, является прекрасным образчиком Норманской архитектуры и предл. хороший обзор окр. местности. Клойстергэм был разрушен Этельбертом Саксонским, дважды разграблен датчанами, был осажден Вильгельмом Рыжим, сыном Вильгельма Завоевателя. Замок неоднократно менял владельца во время раздоров короля Джона и баронов.
Кафедральный собор (хорошая органная музыка и хор), основан епископом Гундульфом в 1077, освящен в 1130 году. Боковые трансепты были добавлены несколько позднее, хоры и крипта были перестроены в 1226 г. Основная квадр. башня датируется 1343 годом. Здание было значительно, хотя и неуспешно, реставрировано в 1830-40 гг. Дверь, ведущая в здание капитула, отл. удивительной красотой. По сторонам её можно видеть аллег. фигуры Церкви и Синагоги.
Также в К. имется красивый каменный мост через р. Медуэй, по проекту инж. Кубитта, сооруж. в 1836.
Карл Бедекер, "Лондон и окрестности. Руководство для путешествующих", с 4 картами и 10 планами., Лейпциг, 1878
﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏
Широко и прекрасно было небо, благоухан был воздух, и восхитителен был облик любого предмета вокруг, когда мистер Пиквик, опершись на баллюстраду моста, созерцал природу в ожидании завтрака. Сцена была, действительно, из тех, которая могла очаровать и гораздо менее склонный к созерцанию ум, чем тот, вниманию которого она была явлена.
Слева от наблюдателя высились древние стены, во многих местах разрушенные, и кое-где даже нависающие грубой и тяжелой массой своей над узкой полоской берега. Бахрома морских водорослей висела на иззубренных камнях, покачиваясь от дуновений ветра; печальный зеленый плющ обвивал тёмные, наполовину развалившиеся зубцы и бойницы. За ними вырастал древний замок; пусть его башни и лишены уже были перекрытий, а массивные стены кое-где обрушились, но он всё еще являл зрителю былую мощь и силу, как и тогда, когда семь столетий назад слышен был здесь звон мечей или шум буйных пиршеств и веселья. Берега реки по обеим сторонам зеленели кукурузным полями и пастбищами, раскинувшимися насколько хватало взора; то тут, то там богатый и разнообразный ландшафт оживлялся мельницей или силуэтом далёкой церкви, становясь еще более прекрасным, когда легкие тени от небольших облачков пробегали по нему, заслоняя на минуту сияние утреннего солнца. Река, отражая глубокую синеву неба, сверкала и играла бликами, бесшумно струясь; рыбаки погружали вёсла в прозрачную воду с ясным и текучим звуком, когда их тяжеловесные, но живописные лодки медленно скользили вниз по течению. С веселым звуком кондукторского рожка прокатила по мосту почтовая карета, и мистер Пиквик, обменявшись дружеским кивком с кучером, проводил долгим взглядом экипаж, уносящийся вдаль.
Шарль Диккенс, "Похождения месье Пиквика", английский роман, перевод П. Гролье с разрешения автора.
Библиотека Хашетта, бульвар Сен-Жермен, 79, Париж. 1893
﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏
Моей сестре Лавинии Берджесс в собственном доме, Блумсберри-Хилл, Лондон
от Фиделии Криспаркл из Клойстергэма
ДУШЕЧКА МОЯ ЛАВИНИЯ, — Беспокойство и заботы, которые мне принесли своим водворением в нашем доме эти нецивилизованные азиатские дикари, лучше всего можно выразить тем ужасным тартарским ругательством, которое иногда в минуты гнева употреблял наш покойный папенька: "Otchen ne khorosho!" Никогда, никогда более не соглашусь я подвергаться столь ужасающим неудобствам за столь символическую плату, как три с половиною фунта в месяц!
С самого начала визита мистер Хонитандер положительно оккупировал наш дом своей до невозможности громоздкой фигурой и заполнил его до краёв голосом, уместным более на митинге чартистов, чем в приватной гостинной дамы с известным тебе положением, привыкшей к тишине и уединению сельской жизни. Я совершенно не представляла себе, то ли мне приказать открыть окна, чтобы у нас не пошла кровь из ушей, то ли воздержаться от такового, в рассуждении не фраппировать соседей неурочным шумом. В конце концов, я вынуждена была умеренно пожертвовать покоем окружающих, отворив лишь одну створку. Что подумала обо мне госпожа супруга Настоятеля собора, живущая как раз напротив, я опасаюсь и предположить.
Более того, сей джентльмен, отлично зная и видя, что обед был мною заказан и сервирован из расчета восьми персон, манкировал всеми приличиями и остался обедать! Натурально, пришлось поставить еще один прибор и принести кресло из спальни, так как стулья вышли уже все. Разумеется, кресло не помещалось между стеной и столом, но мистера Хонитандера это не смутило — если его вообще в состоянии что-либо смутить! — и он самолично занял место в торце стола, боком к обществу, причем поблагодарил моих гостей за честь председательствовать на этом обеде, хотя чести такой никто ему и не делегировал.
Ты знаешь, милочка, в каких стесненных кондициях мы ютимся. Получилось так, что мистер Хонитандер пришелся со своим креслом как раз в дверной проём, через который из нижнего этажа должны были носить блюда, так что супницу и судки приходилось передавать через его голову, что представлялось совсем не рядовым делом, учитывая несносную манеру мистера Хонитандера размахивать при разговоре всяким предметом, попавшим ему в руки — не важно, вилка то, или даже нож — да еще и эдак подскакивать на дюйм-другой при каждом третьем слове. Прими еще ко вниманию изрядный рост и тучную комплекцию сего джентльмена! Супруга нашего вержера, миссис Топ, которую вместе с мужем я пригласила помочь нам в проведении приёма, и которая в силу такого экстраординарного поведения принуждена была проносить тарелки под самыми потолком, сказала мне впоследствии, чтобы в другой раз я нанимала лучше итальянца, подобные кунштюки проделывать, а её де увольте.
Ладно бы только названная неприятность! В дополнение к самочинному председательствованию мистер Хонитандер единолично завладел и застольный разговором, положительно не давая никому и слова сказать в свою защиту. Да-да, именно "в свою защиту", душечка, поскольку этот "перл красноречия" неизвестно отчего вообразил, что мой сын, мой дорогой Септимус, в чем-то оставшемся неназванным отошел от священных принципов Филантропии и Милосердия к Ближнему, за каковой таинственный проступок мистер Х. всячески стыдил и поносил моего мальчика, позволяя себе даже употреблять слова "предатель" [зачеркнуто] и "негодяй" [густо зачеркнуто] ... разные слова, которые я не хочу даже и вспоминать. Мы все — а надо тебе сказать, что я послала приглашения и г-же Твинклтон, мистрисс нашей школы, и мистеру Джасперу, регенту нашего хора, присутствовавшим на обеде вместе со своими воспитанниками, Эдвином и Розой — мы все чувствовали себя словно в обществе опасного лунатика, обманом выбравшегося из Вифлеемской лечебницы.
И только когда подали кофе, мистер Хонитандер соблаговолил пояснить, что он слово в слово повторил перед нами обличительную речь, сказанную им на недавнем собрании столичных филантропов в адрес какого-то несчастного, чем-то не угодившего попечителям Фонда. Недоразумение разъяснилось, но обед был уже непоправимо испорчен. Если у вас, душечка, в городе по части Любви к Ближнему и в самом деле пылают такие африканские страсти, то, право, милочка, я боюсь и предположить, какова у вас тогда Нетерпимость к Пороку или к чему-нибудь Подобному.
После такого, ты, без сомнения, поймёшь и простишь меня, если я признаюсь, что когда мистер Хонитандер, провожаемый моим сыном и нашим новым постояльцем мистером Невилом (о нём позднее), наконец последним омнибусом отправился восвояси, я в душе произнесла ему вослед еще одно из азиатских ругательств нашего папеньки, а именно "Donnerwetter!" — поступок, за который мне ни на полмизинца не стыдно.
Эти треволнения, натурально, не могли не сказаться на настроении гостей, и даже на их самочувствии. Малютка Роза в конце вечера сделалась без чувств, а мистер Невил вёл себя несдержанно по отношению к её жениху, юному Эдвину Друду. Детали мне не известны (мой дорогой Септ скрывает их от меня, не желая меня нервировать), но, как я поняла, едва не произошло нечто ужасное — не спрашивай, что.
Лист бумаги уже подсказывает мне, что пора заканчивать письмо. Передай мистеру Берджесу моё наказание поцеловать тебя от моего имени тысячу раз.
Остаюсь твоя (почти теперь разлюбившая Филантропию) сестра и подруга,
ФИДИ
﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏
В те года, о которых мы вспоминаем, шесть почтовых карет курсировали ежедневно между Клойстергэмом и Лондоном; были так же сообщения с Эшфордом, Мэйдстоуном, Кентербери, Танбридж Уэллсом, Гастингсом и другими городами. Каждый вечер, кроме воскресений, в девять часов с мелодичным "тру-ту-ту" почтового горна письма отправлялись в Метрополию, чтобы уже утром явиться в виде ответной корреспонденции.
Цитируется по соч. С. Лампрейса "Краткий Исторический и Описательный Отчет из Мэйдстоуна и его Окрестностей",
печать и издание Дж. Брауна, Мэйдстоун, 1834
﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏
"... её зовут Елена Ландлесс, она старше нас всех, платья её невозможного фасона, словно они пролежали в сундуке сто лет, кожа её цвета жженой пробки, выговор её ужасен, словарь же — беден до чрезвычайности. Явилась она не одна, а с братом, который, сказывают, вылитая её копия, поскольку они близнецы.
В первую же встречу привязала она к себе крепче крепкого нашу "эльфийскую невесту", наш "розовый бутончик", нашу любимицу и общую подругу Розу Бад; теперь они неразлучны — они делят одну спальню, они сидят рядом в классе, Роза подсказывает ей, водит пальчиком по строчкам книги, когда та читает вслух, в перерывах между уроками они шепчутся и хихикают вместе — нет, хихикает только Роза, а мисс царственная Елена лишь эдак улыбается, словно Джиоконда какая-нибудь. Если бы не наша общая сестринская любовь к Розе, которая отражается и на её новой подруге, подобно свету Солнца на нашем ночном спутнике, никто и не взглянул бы в сторону этой заносчивой иностранки. Иногда я спрашиваю себя с трепетом, не обладает ли она каким-нибудь цыганским, чернокнижным, волховским умением подчинять себе товарок в рабыни?"
Из "Собрания Дневников и Писем Амелии Женевьевы Гигглс (1831-1869) в редакции её племянницы Шарлотты Добсон",
изд. Грант Ричардс, Лондон, 1899
﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏
Общие положения и Принципы Животного Магнетизма
1. Способность человека распространять на спутников (fellow-travellers) благотворное влияние в желаемом направлении и по собственной воле является основополагающим жизненным принципом.
2. Эта способность названа нами Магнетизмом; она является продолжением той связи, которые все живые существа связаны с прочими, подчиняющимися их воле.
3. Поскольку мы не можем понять, как одно тело может воздействовать на другое на расстоянии, мы предполагаем, что некоторое невидимое вещество или флюид вытекает из магнетизера в направлении намагничиваемого субъекта. Это вещество, поддерживающее в нас жизнь, мы называем "магнитной жидкостью"; характер её неизвестен, даже существование её не доказано, но всё происходит так, как будто она действительно существует.
4. Первым условием намагничивания является воля и уверенность магнетизера, вторым — доверие к нему, третьим — его доброжелательность, то есть желание творить добро.
5. Жидкость, которая исходит от магнетизера, оказывает физическое влияние на пациента; из этого следует, что магнетизер должен быть в добром здравии. Так же оказывается и воздействие на нравственное состояние намагничиваемого — поэтому магнетизер должен быть достоин уважения за правоту его мнений, чистоту его намерений и честность его характера.
6. Магнитное влияние может быть передано на очень большие расстояния; но таким образом оно действует лишь на лиц, уже неоднократно подвергавшихся магнетизации. Хороших результатов, однако, можно достичь, передавая воздействие через предварительно намагнетизированную воду или вино; из-за природного сродства магнитной и обыкновенной жидкостей, последние могут сохранять магнетическую заряженность до трёх и более месяцев.*
7. Природа установила притяжение или особую физическую симпатию между определенными лицами. По этой причине магнетизер воздействует на одних пациентов с большей эффективностью, чем на других. Некоторые люди думают, что они невосприимчивы к действию магнетизма; сие заблуждение проистекает лишь оттого, что они не встретили еще магнетизера, благоприятного именно для них.
8. Способность магнетизировать в равной степени присуща субъектам обоего полу, из рассуждений благопристойности женщины более предпочтительны для магнетизации женщинами же.
9. В общем, магнетизм действует наиболее чувствительным и эффективным образом в отношении лиц, которые вели простой и скромный образ жизни, чуждый излишеств, чем в отношении тех, чья природная естественность была обеспокоена привычкой к роскоши или к лекарствам, особенно наркотического свойства. Субъекты, находящиеся в нервическом возбуждении, представляют собой особую статью; магнетизация их зачастую сложна, но иногда и удивительно стремительна и эффективна.**
____________________________________________________
* Примечание к пункту 6.Некоторые наблюдения, недавно ставшие известными мне, опровергают мою первоначальную теорию: намагниченное вино может быть очень эффективно и в отношении лиц, никогда прежде не подвергавшихся магнетизации.** Примечание к пункту 9.Здесь можно привести пример, сообщенный мне корреспондентом с юга Англии. Совершенно неожиданно для себя, ему удалось ввергнуть в сомнамбулическое состояние чрезвычайно аффектированного юношу всего лишь однократным пассом раскрытой ладонью перед его лицом. Однако, позднее выяснилось, что пациент к этому моменту уже пребывал под воздействием намагниченного вина, так что этот эксперимент нельзя считать совершенно чистым.Жозеф Делюзе, "Практическая Инструкция к Животному Магнетизму", перевод с французского Томаса Хардсхорна,
с приложением Заметок переводчика и писем Выдающихся Психиатров,
изд. Самюэля Уэллса и Ко, 737 Бродвей, Нью-Йорк, 1879
﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏
Митра Инн и Кларенс Отель, Чатам
м-ру Джону Кемпбеллу, эсквайру
ДОРОГОЙ СЭР, — Как мне стало случаем известно, в прошлом Вы были практикующим магнетизером. Я осведомлен также, что Вы оставили практику в Вашем искусстве из следования принципам, поэтому, как человек тоже исповедующий принципы, я не опасаюсь довериться Вам. Я не сомневаюсь, что Вы согласитесь еще раз возобновить Вашу силу для доброй цели. Если вы не откажетесь помочь тому, кто будет вечно молиться за Вас, я ожидаю Вас сегодня в час пополудни в курительной комнате отеля для приватной беседы.
Уважающий Вас,
и нуждающийся в Вашей помощи,
С. К., эскв.
﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏
Время — без четверти час ночи. Пульс — сто четырнадцать. Погружение в сон — менее минуты. Веки полуприкрыты, зрачков не видно, глазные яблоки в движении. Корпус напряжен, поза принужденная, правый кулак сжат. Магнетизер (С.К.) задаёт вопросы, сомнамбула (Н.Л.) отвечает, как следует ниже:
С.К. — Вы слышите меня?
Н.Л. — Да. Где вы? Здесь так темно.
С.К. — Вы спите?
Н.Л. — Нет... Я не знаю. Где я? Здесь холодно.
С.К. — Здесь горит камин, и вы в безопасности. Назовите себя.
Н.Л. — Н-не помню... Рамачандра?
С.К. — Это не так. Ваше истинное имя — (называет христианское имя сомнамбулы, не могущее быть тут приведенным из рассуждений приватности)
Н.Л. — Ача. Хорошо.
С.К. — Вы узнаёте мой голос? Знаете, кто я?
Н.Л. — Да. (Экзальтированно) Вы — царь Агры и Ауды, великий и милостивый Дашаратха, герой десяти колесниц, мой возлюбленный отец.
С.К. — Святой Георгий, помоги нам! Нет, это только ваши фантазии. Я ваш друг и учитель, постарайтесь меня вспомнить — ведь мы лишь сегодня познакомились. Вы приехали из Лондона, а я должен подготовить вас к экзаменам. Вспоминаете? (Называет своё имя)
Н.Л. — (Пристыженно) О, умоляю тебя, прости мне мою ошибку, мой друг и учитель! Здесь так темно, и по голосу я принял тебя за моего дорогого отца!
С.К. — Вот и хорошо. Теперь вы узнаёте меня?
Н.Л. — Вы мудрец Вишвамитра, мой наставник в боевых искусствах и в прогоняющих демонов мантрах.
С.К. — Гм... Последнее почти верно. Всё прочее же... Хорошо, оставим это пока. Вы сейчас слишком напряжены. Что-то произошло?
Н.Л. — (приходит в явное волнение) Я был принужден биться — да, биться! Рама должен одолеть Марича! Ракшас! Ракшас! Я убью тебя, убью!
(Сомнамбула пытается встать со стула, он судорожно дышит, на лице его выступает пот. Глаза полностью открыты, веки трепещут, зрачки закатились и едва видны. Кулаки сжаты, руки находятся в хаотическом движении, что делает невозможным подсчет пульса.)
С.К. — Успокойтесь, прошу вас, успокойтесь! Разожмите кулак, мистер Невил! Сядьте! Да сядьте же!
Н.Л. — Ом-м-м... Ом-м-м...
С.К. — Святые небеса! Я не знаю, что вы хотите сказать этим мычанием, но если это поможет вам успокоиться...
Н.Л. — Пранава - это лук, Атма - стрела, Парабрахман - мишень. Ом-м-м...
С.К. — Вот... уже лучше. Я бы предпочел услышать от вас что-нибудь более каноническое, но... Попробуйте, всё же, повторить за мной: Отче милосердный, прими молитвы наши...
Н.Л. — Отче милосердный, великий Дашаратха...
С.К. — Стойте, стойте! Довольно! Право, подобный случай не описан ни в одной книге... Я даже не знаю...
Н.Л. — Видел я ракшаса в доме его, опьяненного вином и богатством, смеющегося, праздного!..
С.К. — Я так и полагал, что без вина тут не обошлось. Значит, вы были в пивной, мистер Невил?
Н.Л. — (страдающим голосом, с силой ударяя себя тыльной стороной запястья по лбу) Сита в слезах, Сита без чувств! Ракшас смеется, ракшас хохочет! Пожиратель падали!
С.К. — Вы опять сжали кулак, мистер Невил! Разожмите его... Позвольте, теперь я угадаю. Та, кого вы называете Ситой — это мисс Роза Бад, невеста мистера Друда?
Н.Л. — (восторженно) Сита ясноликая, воплощение Лакшми, из борозды рожденная, прохладу дарующая... Сита, невеста Рамы!
С.К. — Да, она невеста, притом — чужая невеста, и мне бы не хотелось, чтобы её имя компрометировалось этой прискорбной историей... Подождите-ка, мистер Невил, мне кажется, я начинаю понимать... Вы и мистер Друд провожали юных леди до ворот школы. Вы, наверное, повздорили, возвращаясь?
Н.Л. — (со злобой) Марича, Марича, сын Сукеты, коварный ракшас! Прочь! Прочь! Не смей мешать священному ритуалу мудрого Вишвамитры!
С.К. — Мистер Невил, послушайте... Было бы ошибкой считать, что Эдвин помешал нашему музыкальному вечеру!
Н.Л. — (в сильной ажитации) Нет, нет, нет! Я должен остановить его, должен! Кровь! Кровь повсюду! Я пустил стрелу!
С.К. — Мистер Ландлесс, во имя всего святого, мистер Ландлесс! Немедленно проснитесь, я прошу вас, приказываю, проснитесь же!
(Несколько раз энергично встряхнутый за плечи, месмеризируемый сползает со стула на колени и с громким стоном извергает на пол содержимое своего желудка, после чего ему очевидным образом легчает. Постепенно он приходит в себя.)
Н.Л. — Прошу... Прошу простить... Я... несколько нетрезв.
С.К. — Вы напугали меня. Да, мистер Невил, вы нетрезвы.
Н.Л. — Я... сейчас же уберу... Надо водой...
С.К. — Пустое, оставьте пока, накройте вот бумагой. Сядьте теперь, поднимитесь с пола.
Н.Л. — Я скверно начал, сэр. Очень скверно.
С.К. — Истинная правда.
Н.Л. — Не понимаю... Почему я так... Я и выпил-то самую малость!
С.К. — Каждый пьяница на свете оправдывается этим. Где же вы были?
Н.Л. — Мистер Джаспер, сэр, пригласил нас выпить мировую. Пу... пунша.
С.К. — Возьмите платок. Значит, мистер Джаспер пригласил вас и своего племянника? Вы что же, поссорились с мистером Друдом?
Н.Л. — Да, мы несколько... слегка поспорили. Он сказал... он оскорбил меня, сэр.
С.К. — Эдвин Друд, насколько мне известно, добрый и воспитанный юноша. Я думаю, обидное в его словах вам лишь почудилось. Вы, полагаю, говорили о его невесте?
Н.Л. — Только в начале, еще на улице. Потом мистер Друд позволил себе вышучивать меня... самым непозволительным образом! Мистер Джаспер появился как раз вовремя, чтобы предотвратить... ээ... очень вовремя, сэр.
С.К. — Да, на мистера Джаспера можно положиться, он человек изрядных достоинств.
Н.Л. — Ну, и мы зашли выпить по глотку, чтобы замириться. Только по глотку, сэр! Вино... Вино оказалось необыкновенно крепкое.
С.К. — И больше ничего скверного не случилось?
Н.Л. — Мне очень жаль, сэр, да только случилось. Мистер Друд продолжал оскорблять меня, несмотря на все увещевания мистера Джаспера, я не выдержал и...
С.К. — И... что?
Н.Л. — И ушел. Вот и всё. Я не мог там более оставаться.
С.К. — И кроме этого ничего?
Н.Л. — Ничего такого, сэр, просто... ну, я разбил стакан с вином, когда выходил.
С.К. — Стакан меня не беспокоит. Не было ли... крови?
Н.Л. — Крови? Нет, крови не было, никто стеклом не порезался.
С.К. — Хорошо, мистер Невил, я вам верю. Я надеюсь, что этот прискорбный случай послужит вам уроком. Да, уроком и... предостережением.
Н.Л. — Простите меня, сэр. Конечно же, сэр.
С.К. — Вы знаете, где ваша спальня, я показывал вам днём. Хотите, чтобы я проводил вас?
Н.Л. — Благодарю вас, сэр, я найду. Еще раз спасибо вам, сэр.
С.К. — Спокойной ночи, Невил.
﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏
Для прославления богов Веды, совершал мудрец из мудрецов, воин и аскет Вишвамитра священный обряд жертвоприношения, яджву, но задумали ему в том помешать злокозненные ракшасы Субаху и Марича, сыновья демоницы Сукеты. Для исполнения мерзких своих планов осквернили они потоками черной своей крови место исполнения обряда. Призвал тогда мудрец Вишвамитра юного воина и воплощение бога Вишну блистательного Раму, прозванного за добродетели свои Рамачандрой. Пустил Рама стрелу — и сразила она зловредных ракшасов, закинув тела их на отдаленный остров Ланка. Впечатленный этим славным одолением, счел мудрый Вишвамитра, что достоин Рама состязаться за право стать супругом прекрасной Ситы, воплощения богини красоты Лакшми, царской дочери из рода Джанаки.
"Рамайяна Ди Вальмики" в переводе Гаспара Горрезио, Издание Второе, дополненное. Том I.
Типография Бонтарди-Поглиани, Милан, 1869 год
﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏
Эти наглые, ненавидящие и презирающие вас глаза, эти цвета вороньих перьев волосы, лоснящиеся так, будто смазаны они рыбьей слизью, эти кривящиеся в усмешке губы под жалкими, едва пробивающимися усиками, этот вызывающе безвкусный шейный платок, эти руки бездельника в дырявых карманах, эта заимствованная с худой гравюры поза якобы денди, а на самом деле — хлыща, мошенника, карманного вора — всё это вместе даст изумленному наблюдателю вот такого мистера Ландлесса! Толпы подобных ему ежедневно сходят с кораблей, везущих назад из колоний — кого же?! Преступников, каторжников, иммигрантов! Не Ирландия, нет! Ирландцы — невинные дети по сравнению с этим бедствием, нашествием, экспансией! Поистине, их стоит [густо зачеркнуто]
Простой разговор чуть не обернулся трагедией, смертоубийством! Что такого сказал ему Эдвин?! Добрый, беззащитный юноша, мой Нед, желающий цивилизовать таких вот дикарей, дать им машины, дать им свои знания, всё! Почему они не понимают ни своего места, ни обращенного к ним доброго отношения?! Почему, если дикарь чернокож, так ему об этом уже и не смей сказать?! Или тебе в голову уже летит стакан, тарелка, нож! Почему дикари уже в средоточии цивилизации — Лондоне! — навязывают нам, истинным англосаксам, владетелям полумира, свои ущербные понятия о том, что нравственно, а что, видите ли, недостаточно нравственно — для нас, не для них! Нет уж, учите нравственности своих мамаш, чтобы не плодили подобных вам незаконнорожденных ублюдков!
Час пополуночи. — После того, чему я только что был свидетелем, меня терзает болезненный страх за моего дорогого Эдвина, страх, который я не могу ни побороть, ни как-то заглушить. Все мои попытки тщетны. Демоническая страсть этого Невила Ландлесса, сила его ярости, дикая ненависть, явившаяся в стремлении уничтожить моего племянника, внушает мне ужас. Поистине, есть что-то от тигра в его тёмной крови. Так глубоко мое от того впечатление, что уже дважды я заходил в его спальню, просто чтобы убедиться, что мой дорогой мальчик спокойно спит, а не валяется мёртвый в луже собственной крови.
Утром. Нед уехал — в добром настроении, как то обычно для него. Снова и снова предупреждал я его, но его без толку предупреждать, такой уж он человек. Сказал, что справился бы с Ландлессом и один, как и подобает мужчине. Но мужчине не подобает справляться с бешеной собакой иначе, чем палкой! — возражал я ему. Но моего Неда предупредить невозможно. Сколько мог, проехал с ним и слез уже за городом, полный мрачных подозрений и предчувствий — если можно назвать предчувствиями мою уверенность в надвигающейся на моего дорогого мальчика катастрофе.
Дневниковая запись цитируется по книге "Суд над Джоном Джаспером по обвинению в убийстве Эдвина Друда",
издание в пользу Самаритянского, Детского Гомеопатического, Св. Агнессы и Синайского госпиталей.
Типография Академии Музыки, Филадельфия, США, 1914 г.
﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏
Отель Митра Инн, à la réception
для передачи преп. С. Криспарклу (лично)
УВАЖАЕМЫЙ СЭР, —
непредвиденные обстоятельства требуют моего безотлагательного отъезда, принуждая меня доверить бумаге те соображения, которые я иначе с удовольствием изложил бы Вам при нашей повторной встрече изустно. Содержание их может показаться Вам некомплиментарным, но поверьте, что продиктованы они как моим изрядным опытом практического магнетизера по методу Месмера, так и скрупулезным изучением представленного Вами конспекта. Изъясняясь коротко, мне представляется совершенно невероятным, чтобы субъект, никогда ранее не подвергавшийся месмерическим практикам, с такою легкостью мог был ввергнут в сомнамбулистическое состояние — и даже в том случае, если перед тем он (по вашему подозрению) испытал воздействие намагнетизированного вина. Однако, известно ли Вам, что некоторые растительные опиаты, добавленные в мельчайших пропорциях в подогретое вино, оказывают на персон холерического темперамента не расслабляющее, а, напротив, резко возбуждающее действие?
Внимательное чтение конспекта Вашего опыта (я с благодарностью возвращаю его Вам, вкладывая в один конверт с настоящим письмом) привело меня к твердому убеждению, что в данном случае (простите меня за прямоту — я ни в коей мере не желаю обидеть Вас) мы вообще не имеем дело с магнетизмом. Вашего пациента всего лишь побудили выпить вина с опиумом — обман такого рода, к сожалению, часто практикуется недобросовестными мошенниками, профанирующими нашу науку в мюзик-холлах и модных салонах, что наносит непоправимый вред как авторитету Месмеризма, так и душевному здоровью несчастных жертв подобного надувательства. По моему разумению, чтобы достичь описанного в Ваших конспектах состояния духа и тела у пациента, в чашу с вином достаточно добавить лишь несколько капель Лауданума; приобрести же его, как Вы знаете, можно в любой аптечной лавке.
Коль скоро дело обстоит так, я не вижу более, чем еще может помочь Вам
Ваш покорный слуга
Дж. С. Колкхойн (Кэмпбелл)
﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏
ЛАУДАНУМ, — спиртовая настойка опия шафранового цвета.
Экстракт Опия в порошке — две унции;
Вода с корицей — десять унций;
Спирт — две унции;
Вино белое — четыре унции.
Смешать, дождаться осаждения, через шесть дней профильтровать.
"Фармакопея Универсалис,
или Всеобъемлющее Собрание Фармакопей из Антверпена, Дублина, Эдинбурга, Лондона, обеих Америк и пр.",
Веймар, изд. Ландес-Индустри-Надзора, 1840
﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏
Успокаивающий Опиумный Сироп
"БЛАГОСЛОВЕНИЕ МАТЕРИ"
Используется более ДВАДЦАТИ лет МИЛЛИОНАМИ матерей с НЕИЗМЕННЫМ УСПЕХОМ!
Успокаивает ЗУБНУЮ БОЛЬ у детей, смягчает ДЕСНЫ, УТИШАЕТ все виды БОЛИ,
ЛЕЧИТ желудочные КОЛИКИ и является ЛУЧШИМ СРЕДСТВОМ от ПОНОСА.
Продаётся во всех аптеках Британии и на Континенте.
Уверенно спрашивайте Успокаивающий Опиумный Сироп
"БЛАГОСЛОВЕНИЕ МАТЕРИ"!
Цена за 1/4 унции — 3 шилл. 6 пенсов.
Избегайте подделок!
Коммерческое объявление в "Кентской Газете", октябрь-декабрь 1847 г.
﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏
"Я принимал опиум от болей... мучительных желудочных болей, которые я иногда испытываю."
Из "Показаний Джона Джаспера, хормейстера в Клойстергэме, перед судьей Эбботом и специальным жюри присяжных
по делу об исчезновении его племянника Эдвина Друда", изд. Олд Бейли на средства обвиняемого, Лондон, 1847
﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏
Дорогой мистер ДЖАСПЕР, —
уже дважды посылала я горничную с лекарствами для Вас, но Ваша дверь всё была на запоре — вы столь продолжительно прогуливались? Не знаю, полезно ли при желудочных коликах так напрягать ноги — пусть мой Септимус и уверяет меня в обратном. Умоляю Вас поберечься: Ваше неожиданное неприсутствие на прошлой Музыкальной Среде весьма опечалило меня, так порадуйте нас визитом хотя бы сегодня. Молли должна передать Вам бутылочку полоскания для зубов из лепестков маргариток и пузырек настойки на опии и корице по рецепту моего покойного батюшки — принимайте строго в часы, которые я указала на ярлычке.
Искренне желающая Вам облегчения в болестях,
Фиделия КРИСПАРКЛ
PS. Не давайте Молли денег, а то я обижусь! Самаритянствовать ближнему — это её долг; вознагражденная же добродетель не засчитывается нам на Небесах.
﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏
Едва войдя в своё жилище, я, не теряя ни минуты, принял предписанное количество опиумной настойки.
Я сделал это, полностью осознавая всю опасность такого поступка. Но я сделал это; и менее чем через час — о, небеса! что за превращение! что за вознесение к свету из чернейших глубин души! что за апокалипсис моего внутреннего мира! Исчезновение болей было теперь мелочью в моих глазах, это влияние было полностью поглощено необъятностью тех положительных эффектов, которые открылись передо мною в этой бездне божественного наслаждения, столь неожиданно обнаруженного в Лаудануме! Это была панацея, это был целительный эликсир против всех бед человечества, это был секрет счастья, который столько веков безуспешно искали философы — теперь счастье могло быть куплено за гроши и спрятано в жилетный карман, восторг бытия мог быть закупорен в пинтовую бутылку, а блаженство души — отправлено другу в почтовой карете.
Томас Де Квинси, "Исповедь английского опиомана", издание 41-е, Риверсайд Пресс, Кембридж, 1847
﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏
Вы виде-еть, сар, это много опивума, чёрт его, курить две минута, сар, не болье-е. Ему стоит четы-ыре пенса, сар — он чёрт дорого, но он чёрт хорошо. Не-е, никто не курит дом, чёрт, никто из Азии, сар, они все приходить сюда курить мала-мала, на четы-ыре пенса, потом идти домой и спать. Да-а, мы жить дома, сар. Никто дома может так хорошо курить опивум, как здесь у Джека-китайца, говорят. Опивум из Бенгали, сар, приехать на судне, стюард провезти. Да-а. На четырее пенса, чёрт его, две минута, не больее, сар, но вы стать болье-е пьян как от три-и четы-ыре пять стакан рома. Вы аа-гличане пьянеть от ром, мы азиата пьянеть от опивум. Да-а... Не-е, сар, Ла-ву-дамн пить не хорошо, много дорого. Три и пол-шиллин. Чёрт дорого, сар! Вот трубка, сар, попробуй трубка, он много хорошо!
Дж. Ч. Паркинсон, "Места и люди, или Зарисовки с натуры",
издательство бр. Тристли, Лондон, 1869
﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏
Процесс "околпачивания простаков" на аукционе очень несложен и эффективен. Предположим, некоему ничего не подозревающему джентльмену от скуки пришла фантазия что-то купить — скажем, китайскую курительную трубку на подставке лакированного красного дерева — и он готов отдать за неё пару фунтов, не более. Мошенники, якобы, тоже хотят купить трубку и самым оживленным образом торгуются против него, всякий раз накидывая по полкроны, пока он, желая покончить разом с этакой канителью, не повышает ставку сразу до двух фунтов. "Два с четвертью!" — тут же восклицает один из мошенников, и когда наш доверчивый, но разгоряченный торгами британец приподнимается, чтобы сказать "И еще шесть пенсов!", сразу двое из подсадных людей аукциониста одновременно выкрикивают: "Три фунта!" Молоток аукционера с грохотом ударяет по столу: "Продано за три фунта джентльмену в третьем ряду!" — "Мне?! Господь с вами, мистер Сапси, три фунта за такую дрянь? Хо, хо, ну и шутник!" — и двое мошенников из соседей подставного джентльмена в третьем ряду в один голос клянутся, что тот и рта не раскрывал. "Это вон тот господин сделал ставку", положительно утверждают они, указывая на нашего простака, "это был мистер Джаспер, сэр!" — и рекомендуют аукционисту настаивать, чтобы жертва их обмана забрала предмет по означенной цене.
Аукционист важно призывает всех к порядку, а мистер Джаспер, заподозрив трюк и не желая скандала, соглашается заплатить, но только если трубка будет тут же снова выставлена на продажу. Мистер Сапси, сверившись с правилами проведения аукционов, милосердно соглашается; наш простак мысленно благодарит свою счастливую звезду, и курительная трубка опять идёт на торги. Но в этот раз мошенники и рта не раскрывают, поэтому невезучий мистер Джаспер уходит домой с покупкой, не только переплатив лишний фунт, но и отдав дополнительно семнадцать шиллингов аукционного сбора.
Эндрю Винтер, "Наши Социальные Пчелы, или Картинки городской и сельской жизни",
Лондон, Роберт Хардвик, 192, Пикаддили, 1865
﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏
Человек, который хочет испытать непередаваемое блаженство курения настоящего, чистейшего опиума, должен предпринять к нему некий род паломничества. Он должен на время отринуть все благородные сомнения, преодолеть привитую цивилизацией брезгливость и отправиться к своей святыне смиренным пилигримом, одним из толпы таких же верующих — верующих в опиум. Основная трудность, однако, заключается в выявлении местонахождения храма опиумной богини.
"Это учреждение единственное в своём роде", — сообщил мне мой друг, — "и каждый моряк с Востока, едва бросив якорь в порту на Темзе, сразу же спешит туда удовлетворить свою жажду опиума. По слухам, этому месту покровительствуют выдающиеся представители дворянства и аристократии, и, говорят, даже сама Королева разок снизошла посетить опиумного мастера в его уединении."
Услышав это, и узнав, что район Шэдвелл был удостоин высочайшего визита, я подумал, что достаточно легко найду этот опиумный притон, но мой друг счел разумным описать мне дорогу более подробно. "К дому опиумного мастера ведут два пути", — сказал он, — "можно выйти из кэба на главной улице Шэдвелла и пройти дальше, высматривая таверну "Бочка и виноград", рядом будет еще один трактир, "Золотой орел", а там уже доплюнуть можно до "Балтийского паба", который стоит прямо на углу нужной улицы. Или можно пройти вниз по Кабельной, потом через весьма непритязательный и грязный проход до поворота с табличкой "К часовне", и там можно разглядеть закопченый дом, похожий на публичный, называется "Приют углежога". Дом опиумного мастера совсем рядом — во дворе."
Когда я, изрядно поплутав перед тем по окрестностям, добрался до нужного двора, опиумного мастера не оказалось дома, и мне пришлось коротать время до его возвращения за разговором с его женой. Я бы сказал, что она была англичанка, но догадаться об этом можно было только по её речи. Это была маленькая, изможденного вида женщина, неуловимо напоминающая лицом китаянку или азиатку; старое хлопковое платье английского покроя неловко сидело на её худых, остро выпирающих плечах. Её кожа была смугло-желтой, натянутой на скулах, глаза почти потеряли свою европейскую форму и превратились едва ли не в щелочки. Бедная женщина была, очевидно, очень больна; постоянное вдыхание тонких испарений опиумного препарата, приготовлением которого занимался её муж, постепенно убивало её. Она не возражала против этого, она привыкла, но это "сказывалось на ней", как она сообщила мне сквозь судорожный, тяжелый кашель.
— Вы имеете в виду дым из трубок ваших клиентов-курильщиков? — осведомился я.
— Из трубок не идёт дыма, — ответила она. — Дым слишком ценен, чтобы его просто так выпускать в воздух. Это было бы расточительно. Нынче никто не знает, как правильно курить опиум...
И она сопроводила эти слова скорбным покачиванием головой, с бесконечной жалостью смотря на меня, словно я был самым отсталым и непросвещенным человеком на свете.
— Тогда как же дым попадает к вам в горло? — смиренно спросил я.
— Во время приготовления опиума, конечно, — сказала она. — Я могу показать джентльмену, если он не возражает.
Я не только не возражал, но был даже благодарен ей за предоставленную возможность стать свидетелем совершения этого таинства. И сколь благодарен, столь и поражен, ибо женщина, опустившись на колени, пошарила под покосившейся кроватью о четырех столбиках и вытащила на свет нечто до боли похожее на ночной горшок. Это был чувствительный удар по моей вере в опиумное божество! Если бы я увидел вазу древнего фарфора, или даже вульгарную кастрюлю из тех, в которых варят картофель, я бы не был столь шокирован. Но горшок, непристойный горшок! Я даже засомневался на мгновение, пришел ли я по правильному адресу, но дальнейшие манипуляции женщины развеяли мои страхи. Она поставила на огонь чан с водой, затем закрепила поперек его особого вида сито из сетки мелкого плетения, свисавшее несколько в горячую воду. После того она достала из горшка комок опиума-сырца, положила его на сито и оставила вариться на медленном огне.
Пусть я и промолчал, не желая еще раз стать объектом жалости, а то и откровенного презрения по случаю моего невежества, но именно тогда меня осенило. Вот в чем был секрет моих неудач в попытках курить опиум! Неделю назад я раздобыл в аптечной лавке лучший сорт опиума и набил им свою новую трубку — но лишь головная боль и тошнота были мне результатом. Я был виновен в худшем виде варварства, взяв для курения опиум-сырец! Опиум надо еще правильно приготовить — сварить, профильтровать через сито, добившись осаждения его на дно сосуда в виде жидкой патоки, а те отходы, что останутся после в сите, имеют не больше ценности, чем спитой чай! Приготовление опиумного бульона, однако, требует неусыпной заботы; глядя на бедную женщину, склонившуюся над кипящим горшком и неустанно помешивающую зелье, я понял, каким образом вредные испарения попадали в её легкие, оседали на волосах и коже лица.
Через некоторое время на лестнице послышался топот приближающихся шагов, дверь отворилась и опиумный мастер показался на пороге. "Вот он!" — сказала женщина, — "Я так и думала, что долго он не задержится. Входи, Джек, у нас тут клиент из чистеньких!" И снова я был обречен на разочарование. Я представлял себе опиумного мастера как внушительную персону в костюме мандарина, а передо мной стоял средних лет хромой китаец, в потёртой одежде, сшитой, если я не ошибаюсь, из вульгарного вельвета, и носящий жиденькую косичку поверх халата такого рода, какой подобал бы больше конюху или мастеровому. Однако, он был в китайских деревянных сандалиях и на голове имел китайскую шляпу, которую он, увидев джентльмена, тотчас же снял, кланяясь мне с большим радушием и вежливостью. Затем, посмотрев на жену вопросительно, он произнес хриплым шепотом слово "Курить?" и в ответ на её утвердительный кивок снова поклонился мне и жадно потёр грязные свои руки.
Джеймс Гринвуд, "В Странной Компании, или Бывалые Записки Бродячего Корреспондента",
изд. Генри С. Кинга и Ко, Лондон, 1874
﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏
Преп. канонику КРИСПАРКЛУ
Минор Кэнон Корнер
ДОРОГОЙ СЭР —
Я благодарю Вас за Ваше решение голосовать на предстоящих выборах Мэра города Клойстергэма за меня, как кандидата от Консервативной Партии.
Остаюсь, дорогой сэр, искренне Ваш,
Томас САПСИ, эскв.,
аукционер, оценщик и земельный агент в этом городе.
﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏
ПРОХОЖИЙ, ОСТАНОВИСЬ!
И спроси себя,
ХОТЕЛ БЫ ТЫ
иметь в соседях
ЧАРТИСТА, ЕВРЕЯ, ИРЛАНДЦА, КАТОЛИКА или АЗИАТА?
Если НЕТ – голосуй за Консервативного Кандидата:
МИСТЕРА ТОМАСА САПСИ, ЭСКВ.,
АУКЦИОНЕРА, ОЦЕНЩИКА и ЗЕМЕЛЬНОГО АГЕНТА
в этом городе.
Зарегистрируйся в Доме Собраний как Консервативный выборщик
и получи бесплатное угощение в "Распивочной Джо Милна"
(оплачено твоим другом, м-ром Томасом Сапси, кандидатом от Консерваторов)
﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏
Выборщикам Клойстергэма:
ДЖЕНТЛЬМЕНЫ!
Все мы только что прочитали самый дерзкий и вызывающий Циркуляр партии Тори, и те из вас, кто собирается ответственно поддержать Либерального кандидата, вероятно, были не только потрясены подобным демаршем, но и не могли рассматривать его иначе, как только с чувством негодования и жалости.
Но вы, колеблющиеся и нейтральные, какой эффект этот отвратительный документ мог оказать на вас? Конечно же, вы покажете ваше презрение и пренебрежение к призывам Консерваторов отдать ваши голоса за их кандидата. Честные люди обязаны проучить ретроградов и традиционалистов; покажите же всем, что террор Консерваторов не имеет влияния на вас, достойных граждан нашего города!
Избиратели! Глаза всей страны устремлены на вас! Не позволяйте обращаться с вами, как с бессловесным скотом! Направьте свои стопы к Дому Собраний и зарегистрируйтесь как выборщики от Либеральной партии! Покажите, что у вас есть Совесть и Ответственность! Покажите, что ваше мнение противоположно их несбыточным надеждам!
Подписываюсь как один из вас,
Либеральный ИЗБИРАТЕЛЬ
﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏
М-ру Томасу САПСИ
в доме 3, Хай-стрит, Клойстергэм
МОЙ ДОРОГОЙ СЭР, — я получил Ваше письмо от 27-го сего месяца. Я весьма сожалею, что не могу положительно ответить на Ваше любезное пожелание и проголосовать за Вас на выборах в день св. Михаила, поскольку мои как религиозные, так и гражданские политические Принципы решительно Либеральны, и я желаю нашей Протестантской Вере в будущем более поддержки, чем в последнее время, когда три подряд мэра Клойстергэма происходили из партии Тори.
Тем не менее, примите мои уверения в искреннем уважении к Вам, как к человеку многих превосходных качеств и хорошему сельскому джентльмену.
Ваш, мой дорогой сэр,
с неизменным вниманием,
Септимус КРИСПАРКЛ, эскв.
﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏
Мистер САПСИ, сэр,
по поручению Его Преподобия нашего Настоятеля, возвращаю Вам предвыборный плакат, который, не иначе как по причине чрезмерного рвения Ваших уважаемых Сторонников, был нынче ночью наклеен на стену склепа Вашей уважаемой покойной супруги.
Его Преподобие просил присовокупить ко сему, что, по его убеждению, ничто другое не могло бы так украсить собой означенное выше скорбное сооружение — и сделать при том честь чувствам вдовца — как достойная эпитафия Вашей безвременно усопшей родственнице, должным образом исполненная во мраморе.
По поручению Его Преподобия г-на Настоятеля,
весьма уважающий Вас,
Эбенезер ТОП, церковный вержер.
﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏
— Проэкт Эпитафии моей усопшей Супруге —
Здесь покоится ЭТЕЛИНДА, почтительная жена
МИСТЕРА ТОМАСА САПСИ, ЭСКВ.
АУКЦИОНЕРА, ОЦЕНЩИКА и ЗЕМЕЛЬНОГО АГЕНТА
в этом городе,
чьё обширное Знание Света
было бессильно указать ему другую
ДУШУ,
более способную взирать на него
с Благоговением.
ПРОХОЖИЙ, ОСТАНОВИСЬ!
И спроси себя,
ХОТЕЛ БЫ ТЫ
поступить так же?
Если НЕТ — со стыдом удались!
﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏
Эбенезеру ТОПУ, для передачи его жильцу,
м-ру Джону ДЖАСПЕРУ (лично, доверительно)
Дорогой мистер Джаспер, —
Я буду иметь честь и удовольствие принять Вас сегодня у меня в доме в шесть часов пополудни для доверительной беседы о Прекрасном и Возвышенном.
С благодарностью за Ваше намерение голосовать за меня на ближайших выборах,
Томас САПСИ, выдвиженец в мэры Клойстергэма от Консервативной партии.
﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏
Третье ноября, вечером. — Любезно принимал мистера Джаспера, хормейстера в нашем кафедральном соборе. Приятный молодой человек Консервативных Взглядов — на вид лет двадцати пяти (или, пожалуй, ближе к тридцати) — и не без Знания Света и некоторых прочих Достоинств. Показал ему Проэкт и предложил высказаться без обиняков, честно и прямо, как и подобает Истинному Британцу. Отзыв его был достойным предмета: Это так прекрасно, — воскликнул он, — так поразительно и полностью характеризующе! Что ж, правдивая оценка моего Труда (а Проэкт, право же, дался мне не без некоторого Умственного Напряжения), да еще высказанная в глаза автору, делает ему Изрядную Честь. Пригласил его остаться отобедать.
Посылал еще за Дердлсом. Наш каменотес явился, по обыкновению, пьяным, наследил мне ногами, едва не уронил каминный экран, испачкал Проэкт пальцами и дурацкой своей линейкой, но тоже одобрил надпись — на свой, конечно, простонародный манер: Точно до одной восьмой дюйма, мистер Сапси, сэр! Вытребовал с меня, зачем-то, ключ от склепа Этелинды — зачем? ведь доску с надписью надлежит крепить снаружи. Но ему, де, надо будет убедиться, всё ли в порядке и внутри тоже: не вывалился ли кирпич от сверла, или еще что. Не потерял бы он ключ, вот что волнует меня! Попросил мистера Джаспера присмотреть за работами.
Освободившись от докуки, играл с м-ром Джаспером в бакгаммон. Нашел, что молодому поколению еще далеко до нас, стариков — я без труда побеждал его в каждой второй партии. Проводив нового знакомца, отправился спать в добром настроении и почивал без обычных волнений, проснувшись лишь однажды. Думаю, уже можно попробовать снять покрывала с зеркал.
Извлечение из книги "Жизнь и реминисценции Томаса Сапси, мирового судьи, с заметками из его Дневников и Мемуаров",
в редакции его сына, Томаса Сапси младшего, изд. Хатчинсон и Ко, Лондон, 1864
﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏
"... мне было,
как Макбету видение ножа кровавого,
Видение Ключа. Один осёл,
Ничтожество, его передавал другому
При мне. И я держал его в руках,
Пускай мгновенье, краткий миг,
Но ощутил всем сердцем
Его могильный хлад и гробовую тяжесть.
Он зазвенел, ударившись о брата, и в том звуке
Я услыхал и перезвон монет,
И скорбный колокол на башне
Собора нашего, и колокольчик служки,
Что возвещает претворенье хлеба
В Господне тело у проклятых
Папистов… Боже, я молю!
О, дай мне силы!
Дай случай мне, чтоб завладеть им!"
"Мад-Найяк, или Тернии забот. Пьеса в пяти актах из времен короля Георга Второго",
соч. Томаса Баззарда. "Театральный Обозреватель", изд Т. Харриса, Лондон, 1849
﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏
Следующий наш вопрос был: — Помните ли вы Дердлса? На что мистер Топ отвечал: — Дердлса? Ну, конечно! Всегда подвыпивший старый каменотес, немецких корней, который вечно слонялся в окрестностях Собора, разыскивая и подбирая кусочки разбитых каменных орнаментов, головки ангелов, крокеты, навершия и прочее в том же духе. Найденное он складывал в неразлучный с ним узелок, сделаный из полотняного платка, и служивший ему так же поместилищем для молотка, разного рода ключей от оград и склепов и, не в последнюю очередь, для сухарей, которыми он любил пробавляться, присев на ту или другую могилу. Весь свой заработок он спускал в таверне "Военная фортуна", — сейчас она называется "Спасательная шлюпка", — неподалёку от которой он и имел своё проживание.
Уильям Р. Хагс, "Недельное путешествие в Страну Диккенса", с более чем сотней иллюстраций Ф. Г. Киттона,
изд Чапмэн & Холл, Лондон, 1891
﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏
"Останки Архиепископа Коуртни подозревались нахождением подле таких же Эдварда Черного Принца в Кафедральном Соборе; там же в память великого Основателя сей Церкви был воздвигнут изящный кенотаф. Эти подозрения подтвердились 39 лет спустя, когда несколько джентльменов, среди которых были Преп. господа Денни, Черри и Рив, получили разрешение открыть гробницу. После того, как была снята каменная плита, на глубине шести футов был найден скелет благочестивого прелата. Росту в нём было не более пяти футов с четвертью, зубы все сохранились, но кости скоро разрушились от воздействия свежего воздуха. Явствовало, что он был похоронен в полном своём облачении, в каменном саркофаге, согласно собственному пожеланию, выраженному в завещании."
Д. С. Уайт, "Топография Мэйдстоуна и его Окрестностей, с перечнем Духовенства, Джентльменов, Торговцев и пр.,"
изд. Смита, Мэйдстоун, 1831
﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏
"Я беру молоток и стучу по плитам. Тап! Тап! Цельный камень! Продолжаю стучать. То же самое! Еще стучу. Эге! Другой звук! Стучу еще, для уверенности. Пустота! Стучу опять, прислушиваясь. Пустота, и в ней что-то твердое! Тап, тап, тап! Твёрдое в пустоте и внутри твердого опять пустота! Ну, так и есть, это каменный гроб старого монаха в каменной же могиле! Тогда я иду к мистеру Топу и говорю: — Там еще один старикан из этих, с посохом и в шапке! — Тут же докладывают Настоятелю. Плиту снимают, и этот старикашка прямо так вот смотрит на меня из гроба открытыми своими глазами, словно хочет сказать: — Это ты, Дердлс, приятель? Я же только тебя и ждал, и уже черт знает с каких пор! — И тут же рассыпается в прах...
К. Фруттеро и Ф. Лучентини, "Дело "Д", или Правда о Тайне Эдвина Друда",
изд. Рэндом Хаус, 2011
﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏
Определенно, самой странной парочкой под луной были они — Стоуни Дердлс и мальчишка по прозвищу "Депутат".
Дердлс был каменотёс, стоун-масон, от какового занятия, без сомнения, и получил он своё прозвище "Стоуни", а Депутат был дерзким сорванцом, который за пару пенсов платы загонял Дердлса камнями домой, если тот слонялся по улицам пьяный и после десяти часов вечера. В Клойстергэме, во всю длину и ширь его, не было столь примечательного человека, как каменотёс Дердлс, и не только из-за его свойств и талантов, но и, должна я сказать, из-за его манеры слоняться без дела поздней ночью и его нежелания направить свои стопы домой. Этому таланту Дердлса имеется и другой, более вульгарный эпитет, но я не буду его приводить здесь и сейчас, поскольку всё, чего я желаю — это представить вам мальчугана Депутата, своеобразную "тень" Стоуни Дердлса.
Однажды ночью Джон Джаспер, хормейстер Клойстергэмского собора, на своём пути через церковный двор был остановлен странным спектаклем в лунном свете: Стоуни Дердлс, с неизменным своим узелком в руке, привалился пьяный к железной ограде кладбища, а какой-то дерзкий, маленький, одетый в тряпьё озорник яростно кидался в него камнями. Одни камни пролетали мимо цели, иные метко попадали в могильных дел мастера, но Дердлс оставался странно равнодушен к своей несчастной фортуне. Маленький хулиган, напротив, когда ему удавалось поразить Дердлса камнем, праздновал свой триумф победным свистом сквозь передние зубы, коих ему изрядно во рту недоставало, а когда промахивался, взвизгивал "Обратно смазал!" и впредь получше прицеливался для более удачного броска.
"Немедленно прекрати бросаться камнями в этого человека!" — приступил к нему Джаспер.
"Как же, ага! Да я тебе самому залеплю камнем в глаз, только тронь меня!" — заявил на это мальчишка, отбегая подальше. — "У нас с ним уговор! Я словил его после десяти!"
"Да тебе-то что в том?"
"А то, что он даёт мне полпенни, если я его загоню домой, коли застукаю ночью пьяным!" — ответил забияка. И затем запел, пританцовывая, подобно маленькому дикарю, размахивая полами рваной одежды и топоча дырявыми ботинками:
Видди, видди, ви!
Попался после десяти!
Видди, видди, ву!
А ну, пошел в свою дыру!
Или камнем зашибу!
— и с этими словами он снова бросил камнем в Стоуни Дердлса.
Таковым было занятие маленького озорника — или Депутата, как по неизвестной причине называл он себя сам — ночь за ночью, неделю за неделей, месяц за месяцем, весь тот год, который мы в книге наблюдали за ним, и можно не без основания предположить, что и далее до скончания своих дней швырялся он камнями во всё, что встречал на своем пути, будь то живой Дердлс или предметы мёртвой натуры. Когда ему не хватало живых целей для метания камней, он, к нашему сожалению, использовал даже каменные надгробия, коих он предостаточно находил в пределах кладбища, где он имел обыкновение слоняться по ночам, выслеживая каменных дел мастера.
Думаю, дети, вы согласитесь со мной, что никогда еще не было под луной столь странной парочки, как эти двое: Дердлс, каменотёс и пьяница, и Депутат, его проказник-слуга.
Кейт Дикинсон Свитсер, "Десять мальчиков Диккенса",
изд. Рассела, Нью-Йорк, 1931
﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏
Святой Стефан, — один из семи диаконов, первых проповедников Евангелия, также был первым христианским мучеником (см. Деяния, 6). По приговору Синедриона был побит до смерти камнями за проповедь Слова Божьего и умер с молитвой за своих преследователей на устах (7:60). Свидетелем тому явился юный фарисей Савл из Тарса; сцена сия и слова, которые он слышал, оставили в юноше неизгладимый след (см. Деяния 22:19,20), обратив его душу ко Христу. Позднее Савл принял крещение; ныне мы знаем его как апостола Павла.
Томас Джеймс Шеперд, "Вестминстерский Библейский Словарь",
Филадельфия, 1880
﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏
Widdy — искаж. Widdie, произносится как "Видди", означает веревку палача, петлю.
Deputy — так же: Депутат, Представитель, от старо-англ. depute, означает персону, прислуживающую или помогающую кому-либо, напр. в гостиницах или полиции.
Дж. Реддин Вэйр, "Викторианский словарь просторечия и слэнга",
изд. Джона Рутледжа и сына, Лондон, 1901
﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏
ШИПЫ или ТЕРНИИ
Тернии издавна считаются символом несчастности или сомнений в любви. "Воткнуть колючку в грудь того, кто любит" — означает излечить оного от влюбленности своею холодностью и равнодушием, уязвив тому невинное и доверчивое сердце. Отсюда же проистекают и такие расхожие выражения, как "тернии любви" или "тернии забот".
Следующие строки, принадлежащие Роберту Бернсу, как нельзя более полно живописуют означенную тему:
"Но ложь моей любви отвергла Роза,
Оставив шип свой в сердце у меня."
"Словарь Любви, содержащий определение всех Терминов, используемых в истории Нежной Страсти, с избранными Цитатами из античных и современных Поэтов; с образчиками курьёзных Любовных Писем, а так же многими другими Интересными Разностями из Любовной Науки, никогда дотоле не публиковавшимися; всё вместе образующее Замечательный Учебник для всех Влюбленных, а так же Полное Руководство в супружестве и Незаменимый Компаньон в семейной жизни; переведен частично с Французского, Испанского, Немецкого и Итальянского языков, и даже с Греческого и Латыни", в редакции Феокритуса младшего (псевд.),
изд. Дика и Фитцджеральда, Нью-Йорк, 1858
﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏
Мисс Розалии Бад, в школе для юных леди "Женская Обитель", Хай-стрит, Клойстергэм
от её опекуна Хирама Грюджиуса, эскв., Степл-Инн, Лондон
МОЯ ДОРОГАЯ, — Вопрос, который Вы ставите мне в Вашем письме, несмотря на всю его серьёзность, есть один из тех, ответ на которые изыскивается легко и быстро. "Должны ли двое вступать в брак, — спрашиваете Вы, — если они не уверены, что самое святое место в их сердцах отдано нареченному, если они не видят в перспективе брака ничем не омраченного супружеского счастья, если они не чувствуют, что могут с удовольствием пожертвовать друг для друга собственными интересами и удобствами? Не было бы в таком случае правильным аннулировать брачный контракт, заключенный еще их родителями, ныне уже покойными — контракт, который они подписали потому лишь, что любили и уважали друг друга столь горячо, что пожелали породниться детьми, при том забыв спросить самих тех, чью судьбу они таким образом устраивали?"
На такой вопрос, дитя моё, я не могу дать другого ответа, кроме как — нет, при таких обстоятельствах, как Вы указываете, они ни в коем разе не должны вступать в брак. Решительнейшим образом я отвечаю: нет! таковой брак был бы непоправимой ошибкой; он вызвал бы лишь неисчислимые страдания и сожаления.
Если, как Вы пишете — и я, конечно же, верю Вам — в глубине вашего сердца испытываете Вы сомнения в вашем счастливом будущем, которое, как мы все ожидаем, должно определиться через несколько месяцев, то мой самый серьёзный совет вам — остановитесь, еще раз всё глубоко обдумайте и не делайте никаких дальнейших шагов до тех пор, пока вы не будете полностью уверены, что не совершаете ничего такого, за что будете винить себя в будущем, или чего будете стыдиться. Возможно, вы сочтете, что будет несколько неудобно в последний момент отказаться от того обета, который так долго существовал между вами и исполнения которого все так ждут. Но неоценимо более неправильно было бы вступить в брак, утаив в душе сомнения в предмете своей привязанности.
Моё дорогое дитя, если вы не видите впереди себя счастья, то остановитесь! не делайте ничего такого, против чего восстаёт ваше сердце. Пусть одна только ваша совесть ведёт вас, и пусть будущее позаботится о себе само. Сейчас я пишу это письмо в большой спешке, но я обещаю вам через несколько дней навестить вас лично, и тогда мы еще раз обсудим все вопросы. До той поры доверьтесь мне,
всегда вашему верному опекуну и защитнику,
Хираму ГРЮДЖИУСУ
Джорджия Шелдон, "Велфлитская Тайна",
еженед. Нью-Йорк Уикли, #226, 1902
﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏
(на сем рукопись обрывается)
Октябрь 2014 года