... Во­пре­ки рас­про­стра­нен­но­му мне­нию чи­та­те­лей, что Джас­пер безум­но влюб­лен в Розу, до тра­ги­че­ско­го со­чель­ни­ка мы не видим ни­ка­ких тому до­ка­за­тельств. То, что Джас­пер при­сталь­но смот­рит на губы Розы, когда она поет под его ак­ком­па­не­мент — со­вер­шен­но нор­маль­но для учи­те­ля му­зы­ки и пения. Мне­ние о стра­сти Джас­пе­ра к Розе ос­но­ва­но ис­клю­чи­тель­но на сцене “при­зна­ния Джас­пе­ра” и за­ме­ча­нии Елены, т.е. на лич­ной пря­мой речи пер­со­на­жей. Дик­кенс нигде не го­во­рит о влюб­лен­но­сти Джас­пе­ра в ав­тор­ской речи. Дик­кенс так же нигде не го­во­рит о чест­но­сти Джас­пе­ра, о его при­вер­жен­но­сти прав­ди­во­сти. За­ме­тим при этом, что о прав­ди­во­сти Неви­ла, Грюд­жи­уса и Кри­спарк­ла автор го­во­рит прямо и опре­де­лен­но. То есть, Джас­пер мог и со­врать для ка­ких-то своих целей. Ниже будет разо­бра­но, для каких. А Елена могла и оши­бить­ся.

Но вот от­но­ше­ние Розы к Джас­пе­ру — со­вер­шен­но иное дело.

Роза живет со­вер­шен­но за­мкну­то в пан­си­оне и, по книге, кон­так­ти­ру­ет толь­ко с тремя муж­чи­на­ми — опе­ку­ном Грюд­жи­усом, на­вя­зан­ным ей же­ни­хом Дру­дом, и учи­те­лем пения Джас­пе­ром. С Дру­дом она пла­ни­ру­ет рас­стать­ся. Кого же она может пред­ста­вить себе в ка­че­стве аль­тер­на­ти­вы Эдви­ну? Ведь не “уг­ло­ва­то­го же че­ло­ве­ка” Грюд­жи­уса! Джас­пер — как муж­чи­на, а не как учи­тель пения — за­ни­ма­ет все ее мысли! Роза по­ни­ма­ет рас­суд­ком всю невоз­мож­ность их от­но­ше­ний, но ее душа, стре­мя­ща­я­ся лю­бить ко­го-то, но не Эдви­на, неиз­мен­но об­ра­ща­ет ее лю­бов­ные фан­та­зии на Джас­пе­ра. Роза не любит Джека Джас­пе­ра, но она бо­ит­ся не спра­вить­ся с собой и по­лю­бить его, или хуже того — уро­нить свою честь. От­сю­да и все ее стра­хи, пло­хая успе­ва­е­мость в му­зы­ке, нервы и об­мо­ро­ки.

“Елена Ланд­лес по­це­ло­ва­ла ее и, не от­пус­кая ее рук, спро­си­ла:

— Кто такой ми­стер Джас­пер?

Роза от­вер­ну­ла го­лов­ку и про­го­во­ри­ла, глядя в сто­ро­ну:

— Дядя Эдви­на и мой учи­тель му­зы­ки.

— Ты его не лю­бишь?

— Ух! — Она за­кры­ла лицо ру­ка­ми, со­дро­га­ясь от стра­ха или от­вра­ще­ния.

— А ты зна­ешь, что он влюб­лен в тебя?

— Не надо, не надо!.. — вскри­ча­ла Роза, падая на ко­ле­ни и при­жи­ма­ясь к своей новой за­щит­ни­це. — Не го­во­ри об этом! Я так его боюсь. Он пре­сле­ду­ет меня как страш­ное при­ви­де­ние. Я нигде не могу укрыть­ся от него. Стоит ко­му-ни­будь на­звать его имя, и мне чу­дит­ся, что он сей­час прой­дет сквозь стену.— Она ис­пу­ган­но огля­ну­лась, слов­но и в самом деле бо­я­лась уви­деть его в тем­ном углу за своей спи­ной.

— Все-та­ки по­ста­рай­ся, ми­лоч­ка, еще рас­ска­зать о нем.

— Да, да, я по­ста­ра­юсь. Я рас­ска­жу. По­то­му что ты такая силь­ная. Но ты держи меня креп­ко и после не остав­ляй одну.”

То есть — “дер­жи­те меня, иначе я за себя не ру­ча­юсь”.

От­вра­ще­ние к столь непо­до­ба­ю­щим для ба­рыш­ни мыс­лям, она про­еци­ру­ет на Джас­пе­ра, счи­тая, что и он пи­та­ет в от­но­ше­нии ее тем­ные чув­ства. Это ще­ко­чет ее жен­ское са­мо­лю­бие. Соб­ствен­ную без­воль­ную за­ви­си­мость от на­вяз­чи­вых фан­та­зий она пы­та­ет­ся оправ­дать при­ду­ман­ным для са­мо­оправ­да­ния чув­ством на­ве­ден­ной под­чи­нен­но­сти Джас­пе­ру.

Так же Роза бо­ит­ся, что ее тяга к Джас­пе­ру будет за­ме­че­на Эдви­ном.

“— Ох! Боюсь, что это будет еще боль­шим огор­че­ни­ем для Джека! — вос­клик­нул вдруг Эдвин. — Про Дже­ка-то я и забыл!

Она мет­ну­ла на него быст­рый, вни­ма­тель­ный взгляд, мгно­вен­ный и неудер­жи­мый как мол­ния. Но, долж­но быть, в ту же се­кун­ду по­жа­ле­ла, что не смог­ла его удер­жать, по­то­му что тот­час опу­сти­ла глаза и ды­ха­ние ее стало ча­стым и пре­ры­ви­стым.

— Ведь какой это будет удар для него, ты по­ни­ма­ешь?

Она уклон­чи­во и сму­щен­но про­ле­пе­та­ла, что не знает, не ду­ма­ла об этом, да и по­че­му бы, какое он ко всему этому имеет от­но­ше­ние?”

Не желая быть на­вя­зан­ной Эдви­ну на­силь­но ро­ди­тель­ской волей, Роза од­но­вре­мен­но из­бе­га­ет счи­тать­ся ини­ци­а­то­ром раз­ры­ва по­молв­ки. То есть, хотя она в ре­аль­но­сти и яв­ля­ет­ся этим ини­ци­а­то­ром (т.к. Эдвин, хоть и без осо­бой ра­до­сти, но со­би­ра­ет­ся таки же­нить­ся), Роза хочет, чтобы всё вы­гля­де­ло так, как будто Роза пошла нав­стре­чу невы­ска­зан­но­му же­ла­нию раз­ры­ва самим Эдви­ном. Роза хочет из­бе­жать от­вет­ствен­но­сти за пер­вый шаг.

“И если бы я не за­го­во­ри­ла, ты бы сам за­го­во­рил со мной, да? Скажи, что это так, сними с меня тя­жесть! Я по­ни­маю, так для нас лучше, го­раз­до лучше, а все-та­ки мне не хо­чет­ся, чтобы я одна была при­чи­ной!”

Од­но­вре­мен­но Роза же­ла­ет за­кон­чить свое дву­смыс­лен­ное по­ло­же­ние ду­шев­ной за­ви­си­мо­сти от Джас­пе­ра, но не в силах от­крыть свою душу Эдви­ну, ведь “у столь юного со­зда­ния, да еще оди­но­кой си­рот­ки, воз­мож­на при таких об­сто­я­тель­ствах из­вест­ная сдер­жан­ность, де­ви­че­ская стыд­ли­вость, неже­ла­ние по­свя­щать по­сто­рон­них в свои ма­лень­кие сер­деч­ные тайны”

При этом, бу­дучи не в силах из­ба­вить­ся от на­прав­лен­ных на Джас­пе­ра лю­бов­ных фан­та­зий, Роза меч­та­ет, чтобы Эдвин сам до­га­дал­ся о ее со­сто­я­нии, и сам спас ее от на­ча­ла от­но­ше­ний с Джас­пе­ром.

“Но пре­жде чем уйти, она под­ня­ла к нему ши­ро­ко от­кры­тые, умо­ля­ю­щие глаза, слов­но спра­ши­вая с уко­ром: «Ах! Неуже­ли ты не по­ни­ма­ешь?» И этот про­щаль­ный уко­риз­нен­ный взгляд про­во­жал его, пока он не скрыл­ся из виду.”

Позд­нее, после ис­чез­но­ве­ния Друда, когда уроки му­зы­ки и вся­кие кон­так­ты с Джас­пе­ром у Розы пре­кра­тят­ся, в пол­ном со­от­вет­ствии с по­сло­ви­цей “с глаз долой - из серд­ца вон” Роза почти це­ли­ком осво­бо­дит­ся от псев­до-влюб­лен­но­сти в Джас­пе­ра. На­столь­ко, что даже осме­лит­ся ему воз­ра­жать:

“— Да, — от­ве­ча­ет Роза, вне­зап­но на­брав­шись храб­ро­сти. — И веж­ли­вость ис­хо­ди­ла от моего опе­ку­на, а не от меня. Я про­сто ска­за­ла ему, что не хочу боль­ше брать у вас уроки и ничто не за­ста­вит меня из­ме­нить это ре­ше­ние.

— Вы и сей­час тех же мыс­лей?

— Да, сэр. — И, по­жа­луй­ста, боль­ше меня не рас­спра­ши­вай­те. Я не буду от­ве­чать. Это по край­ней мере в моей вла­сти.

Она так хо­ро­шо знает, что он в эту ми­ну­ту по­жи­ра­ет ее гла­за­ми, лю­бу­ет­ся ее гне­вом и жи­во­стью, вы­зван­ной гне­вом, что му­же­ство ее гас­нет, едва на­ро­див­шись, и снова она бо­рет­ся с ужас­ным чув­ством стыда, уни­же­ния и стра­ха — как в тот вечер у фор­те­пи­а­но.”

За­ме­тим, что Дик­кенс опи­сы­ва­ет Джас­пе­ра не прямо, а через приз­му вос­при­я­тия Розы. Лю­бу­ет­ся ли он в дей­стви­тель­но­сти ее гне­вом и жи­во­стью — нам не из­вест­но. Роза бо­рет­ся с чув­ством стыда — за свои фан­та­зии о Джас­пе­ре, с чув­ством уни­жен­но­сти — из-за непо­до­ба­ю­щих мыс­лей, с чув­ством стра­ха — вдруг ее ис­тин­ные мысли ста­нут за­мет­ны всем и она будет опо­зо­ре­на.

“Роза спра­ши­ва­ла себя: «Неуже­ли я такая дур­ная, что вы­ду­ма­ла гнус­ность, ко­то­рой никто дру­гой и во­об­ра­зить не может? — Она всту­па­ла в спор сама с собой: — Может быть, эта мысль за­ро­ди­лась во мне по­то­му, что я еще рань­ше его нена­ви­де­ла? И если так, то разве это не до­ка­зы­ва­ет ее оши­боч­ность? — Она уго­ва­ри­ва­ла себя: — Да зачем ему было де­лать то, в чем я его об­ви­няю? — Она сты­ди­лась от­ве­тить: — Чтобы за­вла­деть мною!» И за­кры­ва­ла лицо ру­ка­ми, как будто даже тень столь тще­слав­ной мысли де­ла­ла и ее пре­ступ­ни­цей.”

За­ме­тим — тще­слав­ной мысли. Ни­ка­кой дру­гой при­чи­ны по­ве­де­ния Джас­пе­ра она и пред­ста­вить не может. Или не хочет.

Од­на­ко, фан­та­зии — это одно, это стыд­но и при­ят­но, но во­пло­ще­ния этих фан­та­зий в жизнь Роза никак не хочет. “При­зна­ние” Джас­пе­ра, несмот­ря на весь ис­поль­зо­ван­ный им книж­но-ро­ман­ти­че­ский лек­си­кон, ока­за­лось для Розы гру­бым и непри­ят­ным, она по­чув­ство­ва­ла его лжи­вость (и, от­ме­тим, сам Дик­кенс го­во­рит ав­тор­ским тек­стом, что “при­зна­ние” Джас­пе­ра — “гру­бая ложь, зву­ча­щая, од­на­ко, так прав­ди­во”). Столк­но­ве­ния с ре­аль­ной жиз­нью Роза не вы­дер­жа­ла и при­бег­ла к един­ствен­но­му до­ступ­но­му ей сред­ству — к бег­ству. Джас­пер, ока­зав­ший­ся таким мер­зав­цем, вы­ки­нут те­перь из ее серд­ца и фан­та­зий пол­но­стью.

Но “свято место пусто не бы­ва­ет” и, не прой­дет и ме­ся­ца, как Роза най­дет себе новый пред­мет для фан­та­зий и упо­ва­ний (за­ме­тим, пер­вый по­пав­ший­ся) — кра­сав­ца Тар­та­ра. Он так га­лан­тен, так ин­те­ре­сен, и он, лей­те­нант флота и обес­пе­чен­ный че­ло­век, он может со­ста­вить неплохую пар­тию для си­рот­ки Розы.

Бед­ный “умер­ший” Эдвин Друд те­перь пол­но­стью забыт. Да, серд­це кра­са­ви­цы Розы — это не лю­бя­щее и вер­ное серд­це Джас­пе­ра.

Итак, из вы­ше­ска­зан­но­го мы видим, что у Джас­пе­ра не было ни­ка­кой при­чи­ны уби­вать Друда. Он не пылал стра­стью к Розе Бут­тон, что бы она себе не во­об­ра­жа­ла. <...> Более того, он дей­стви­тель­но любил сво­е­го пле­мян­ни­ка, бес­по­ко­ил­ся о его сча­стье в браке, тя­же­ло пе­ре­жи­вал его “ги­бель”, до из­не­мо­же­ния искал его мерт­вое тело, а позд­нее по­клял­ся по­ло­жить жизнь на по­ис­ки его убий­цы. Един­ствен­ный его недо­ста­ток — при­стра­стие к опи­уму, и, через это, по­вы­шен­ная нер­воз­ность и склон­ность к на­вяз­чи­вым мыс­лям.

<...>

Прав­да, Дик­кенс опи­сы­ва­ет еще несколь­ко стран­ных по­ступ­ков Джас­пе­ра, ко­то­рые обыч­но трак­ту­ют­ся как под­го­тов­ка к убий­ству Друда, но, как мы уви­дим позд­нее, Дик­кенс спе­ци­аль­но на­во­дит чи­та­те­ля на такие мысли.

В дей­стви­тель­но­сти же, Эдвин Друд — остал­ся жив. И Дик­кенс от­кры­тым тек­стом го­во­рит нам об этом. Раз­бе­рем это по­дроб­нее.

Вот Роза и Эдвин про­ща­ют­ся во время сво­е­го по­след­не­го сви­да­ния. Какую по­сле­до­ва­тель­ность бу­ду­щих дей­ствий пла­ни­ру­ет Эдвин?

“— Я под­го­тов­лю Джека к тому, что на этот раз я недол­го здесь про­го­щу, — ска­зал Эдвин, по­че­му-то по­ни­зив голос, — а потом толь­ко до­ждусь тво­е­го опе­ку­на, по­ви­да­юсь с ним, и сей­час же уеду, рань­ше чем он по­го­во­рит с Дже­ком.”

Ка­ко­вы же планы Розы?

“Де­воч­кам нужно как можно мягче со­об­щить об ожи­да­ю­щем их разо­ча­ро­ва­нии, и для на­ча­ла Роза немед­ля рас­ска­жет обо всем мисс Твин­кл­тон, рань­ше даже чем при­е­дет ми­стер Грюд­жи­ус. И надо сде­лать так, чтобы все знали, что они с Эдви­ном оста­лись наи­луч­ши­ми дру­зья­ми.”

На дру­гой день, в со­чель­ник, Эдвин с утра про­гу­ли­ва­ет­ся по го­ро­ду и к трем часам дня идет к Джас­пе­ру на обед, где дол­жен при­ми­рить­ся с Неви­лом. Обед про­дол­жа­ет­ся без ма­ло­го де­вять часов. Оче­вид­но, за столь дол­гое время при­ми­ре­ние таки про­ис­хо­дит. Джас­пер позд­нее уве­рит мэра Сапси, что “при по­след­ней встре­че у мо­ло­дых людей не было ни своры, ни ка­ких-ли­бо раз­но­гла­сий.” Более того, сам Дик­кенс ав­тор­ским тек­стом го­во­рит нам, что тут Джас­пер не врет: “Джас­пер, го­во­ря так, не укло­нял­ся от ис­ти­ны, он дей­стви­тель­но ска­зал это мэру.”

В на­ча­ле пер­во­го часа ночи Эдвин и Невил идут на де­сять минут к реке, потом, по сло­вам Неви­ла, воз­вра­ща­ют­ся и про­ща­ют­ся у по­ро­га жи­ли­ща Джас­пе­ра. Эдвин со­би­ра­ет­ся идти прямо домой, т.е. в свою спаль­ню в жи­ли­ще Джас­пе­ра. Ни­ка­ких более дел у него в Клой­стерг­эме и во­об­ще в Ан­глии не оста­лось. Он дол­жен еще лишь встре­тить­ся с Грюд­жи­усом и по­про­сить его со­об­щить Джас­пе­ру, что по­молв­ка Эдви­на и Розы рас­торг­ну­та. Это всё.

Да, но — Грюд­жи­ус при­е­дет толь­ко 27-го де­каб­ря ве­че­ром, ди­ли­жан­сом в де­вять часов. А Роза ведь, не до­жи­да­ясь при­ез­да Грюд­жи­уса, со­би­ра­ет­ся всё рас­ска­зать мисс Твин­кл­тон, де­воч­кам, и во­об­ще — сде­лать так, чтобы все знали”. На Рож­де­ствен­ской мессе в со­бо­ре этот слух дой­дет до каж­до­го жи­те­ля Клой­стерг­э­ма, каж­дый без­дель­ник будет су­да­чить о рас­тор­же­нии по­молв­ки мо­ло­до­го Друда. Как жить эти три дня, как идти по улице, как са­дить­ся в ди­ли­жанс, когда твои сер­деч­ные дела на устах у каж­до­го?!

(Нужно за­ме­тить, что преды­ду­щий абзац яв­ля­ет­ся более “вер­си­ей Джас­пе­ра”, чем ре­аль­ной при­чи­ной, по­бу­див­шей Друда на сроч­ный отъ­езд, почти па­ни­че­ское бег­ство.)

Итак, тре­бу­ет­ся немед­лен­но, не до­жи­да­ясь Грюд­жи­уса, от­пра­вить­ся в Лон­дон и пе­ре­хва­тить опе­ку­на Розы еще в кон­то­ре. Ди­ли­жан­сы ночью не ходят, что будет утром — тоже неиз­вест­но, ведь сви­реп­ству­ет ура­ган. Воз­мож­но, Эдвин, вдо­ба­вок, по ка­кой-то при­чине во­об­ще не хочет ехать ди­ли­жан­сом. Вдо­ба­вок, так же воз­мож­но, что Эдвин на­хо­дит­ся под воз­дей­стви­ем под­ме­шан­но­го Джас­пе­ром в вино опи­ума, и не оце­ни­ва­ет об­ста­нов­ку здра­во (а такое уже было, вспом­ним: “Лицо Эдви­на Друда как-то уж очень быст­ро и силь­но рас­крас­не­лось от вы­пи­то­го вина; также и лицо Неви­ла Ланд­ле­са. <...> Язык у него уже плохо во­ро­ча­ет­ся и рот слов­но кашей набит.”)

По­это­му Эдвин при­ни­ма­ет ре­ше­ние идти пеш­ком до стан­ции же­лез­ной до­ро­ги и ехать в Лон­дон по­ез­дом. Там он утром го­во­рит с Грюд­же­сом, (зная, или не зная, что в Клой­стерг­эме уже ищут его мерт­вое тело) и, за­кон­чив свои дела в Лон­доне, от­бы­ва­ет в Еги­пет, где его уже давно ждет место ин­же­не­ра. 27-го числа Грюд­жес при­бы­ва­ет в Клой­стерг­эм, сразу по­се­ща­ет Розу и Елену, а потом яв­ля­ет­ся к Джас­пе­ру, где, жест­ко, но со­вер­шен­но спо­кой­но удив­ля­ет­ся по­след­ним со­бы­ти­ям:

“— Стран­ные вести я здесь услы­шал, — ска­зал ми­стер Грюд­жи­ус.”

Стран­ные вести — это по­ис­ки тела Эдви­на Друда.

За­ме­тим, что Грюд­жи­ус ни­сколь­ко не обес­по­ко­ен судь­бой Эдви­на. Не вы­ка­зы­ва­ет он этого бес­по­кой­ства и далее. На­о­бо­рот, он убеж­ден, что Невил, ко­то­ро­го все счи­та­ют убий­цей, неви­но­вен. Убеж­ден, так как знает. И немуд­ре­но, ведь Грюд­жи­ус встре­чал­ся с Эдви­ном Дру­дом уже после бег­ства по­след­не­го из Клой­стерг­э­ма и даже по­лу­чил от него за­да­ние со­об­щить Джас­пе­ру из­ве­стие о рас­тор­же­нии по­молв­ки:

“[Друд] по­ру­чил мне сде­лать это, когда я приду по­го­во­рить с вами, а его уже здесь не будет. И вот я при­шел и го­во­рю с вами, а его уже нет.”

Со­вер­шен­но от­чет­ли­во ска­за­но — Друд по­ру­чил”. Когда и где, если счи­тать, что Друд исчез в ночь на 25-е, а Грюд­жи­ус по­явил­ся в Клой­стерг­эме толь­ко 27-го де­каб­ря? Толь­ко в Лон­доне и толь­ко в про­ме­жут­ке между про­ща­ни­ем Эдви­на и Розы и при­ез­дом Грюд­жи­уса.

То есть, до­ка­за­тель­ство того, что Эдвин не убит, дано нам из уст “без­упреч­но чест­но­го”, по сло­вам ав­то­ра, че­ло­ве­ка.

Более того, далее Дик­кенс вто­рич­но об­ра­ща­ет вни­ма­ние по­верх­ност­но­го чи­та­те­ля на этот клю­че­вой факт и даже де­ла­ет на нем осо­бое уда­ре­ние:

“А исчез он — за­меть­те! — рань­ше, чем при­е­хал этот джентль­мен.”