Пшеничникова Юлия Алексеевна

Дорогами войны

В 1939 году после окончания медицинского института в Уфе и Военно-­медицинской академии в Ленинграде, я в звании военврача III ранга была направлена в Лещинец под Гомелем начальником санчасти танкового полка, которым командовал майор Иван Данилович Черняховский, будущий военачальник Великой Отечественной. Мой муж, Виктор Иванович Казаков, был командиром танковой роты. В декабре 1940 г. наш полк вошел в 33-­ю танковую дивизию и был переведен в Западную Белоруссию к границе у г. Сокулка. За четыре месяца до войны у нас родился сын Анатолий.

В четыре часа утра 22 июня танковый полк был поднят по тревоге и направлен к границе в район Соколяны­ – Августов. К шести часам утра стали поступать раненые пограничники и танкисты. Я получила приказ возглавить вывоз раненых в ближайший тыловой госпиталь. К вечеру первого дня войны была сформирована колонна санитарных и грузовых машин, куда погрузили раненых и семьи комсостава. Ехать предстояло на Волковыск–Слоним–Барановичи–Слуцк. Пыталась узнать о судьбе мужа и получила страшную весть: сгорел вместе с танком.

Сопровождала раненых и выполняла свои обязанности врача с четырехмесячным ребенком на руках. Молоко, конечно, пропало от переживаний. Если бы не бабушка мужа, ехавшая вместе со мной, то не спасла бы сына. Дорогу вспоминаю, как страшный кошмар. Беззащитную колонну с красными крестами на бреющем полете расстреливали немецкие самолеты, горели машины, а в них гибли раненые, гибли дети… Пришлось ехать только ночами.

Помогало то обстоятельство, что на дорогах в первые дни войны были подготовлены заправочные машины, и колонну с ранеными заправляли в первую очередь. Кормили раненых местные жители. Мы останавливались обычно у колодцев.

Через три дня, когда мы добрались до первого развернутого госпиталя в Бобруйске, от колонны уцелело меньше половины машин. Но и Бобруйск уже подвергался бомбежкам, госпиталь готовился к эвакуации и смог принять лишь нескольких самых тяжелых раненых. Стало известно, что санитарный поезд формируют на ст. Жлобин. Мы отправились туда. По пути к нам пристали двое в форме советской милиции, но были разоблачены как диверсанты и арестованы в Жлобине. На станции всех раненых хорошо накормили. Из соседнего колхоза привезли хлеб, молоко, разные продукты. Мы сделали последние перевязки, обезболивание, оказали другую необходимую медицинскую помощь. Раненых и семьи военнослужащих погрузили в санитарный поезд и со станции Жлобин отправили в тыл. Этим поездом я отправила и своего сына с бабушкой. А через три дня услышала, что санитарный поезд был разбит немецкой авиацией где­-то под Гомелем.

Оборвалась последняя ниточка, связывающая меня с мирной жизнью.

В свою часть мне вернуться не пришлось. Мы, медработники, вместе с машинами поступили в военную часть ВПС­-78, которая формировалась. А потом я попала в 201-ю танковую бригаду, с которой в должности командира хирургического взвода прошла всю войну.

Хирургический взвод состоял из двух врачей, четырех фельдшеров, санинструкторов и санитаров. Во время боевых действий вся медико-­санитарная часть бригады, в том числе и хирургический взвод, развертывались по типу передвижного полевого госпиталя. Располагались всегда близко к переднему краю, чаще в каких-­либо приспособленных помещениях или в палатках на опушке леса: сортировочная, перевязочно­-операционная и т.д. Ранения, ожоги, отморожения у танкистов нередко были тяжелыми, и врачам хирургического взвода постоянно приходилось бороться за их жизнь. Переливания крови и кровезаменителей, новокаиновые блокады и другие противошоковые мероприятия, неотложная помощь при проникающих ранениях живота, грудной клетки, наряду с шинированием, гипсованием и многими другими видами помощи, были повседневной жизнью хирурга переднего края. Эвакуация раненых у танкистов была налажена неплохо: транспорт, доставляющий на передовую снаряды и питание, всегда на обратном пути заходил в хирургический взвод. Не было трудностей с медикаментами и перевязочным материалом – привозились комплекты. Труднее всегда было с питанием, кухня, как правило, задерживалась, или подвозили питание не то, что нужно.

Вспоминаются многие кровопролитные бои и трудности организации медицинской помощи в сложных природных условиях. Первая военная зима была многоснежной с лютыми морозами до 40 градусов и более. Несмотря на временную стабилизацию фронта, крайне трудно было эвакуировать раненых и больных. Через снега пробивались лишь тягачи или группа автомашин. Зимой 1943 года 201­я танковая бригада вместе со своим хирургическим взводом совершила 80­километровый рейд в тыл противника, освободила город Старый Оскол. Захваченный попутно на станции фашистский эшелон с новогодними подарками пришелся кстати раненым, было много смеха от разных неожиданных подарков фрицев.

Во время Курско-­Орловской битвы 201-­я танковая бригада форсировала реку Северный Донец. Бои шли тяжелые, длительные. Болотистый, топкий, со сплошными зарослями Северный Донец не один раз переходил из рук в руки, а доставлять раненых и оказывать им медицинскую помощь в таких условиях было очень трудно. Еще более тяжелые бои шли у хутора Голубев, который называли ключом от Харькова (в 50­-60 км от города). Там бригада потеряла много личного состава, в том числе и медработников.

Летом 1944 года бригада под бомбежкой и обстрелом противника участвовала в форсировании Днепропетровска. Понтон, на котором я находилась, затонул с частью медицинского имущества. Мне удалось спастись. Место боя за плацдарм – ровный луг со стогами сена. Никаких естественных укрытий не было, и раненых вначале доставляли к стогам. Но потом сено от обстрелов загорелось, и раненых пришлось выносить назад к берегу, а он был пологий и ничем не защищен. Переправа нарушалась, эвакуировать раненых было некуда. Фашисты наседали, хотели сбросить наших смельчаков в Днепр, прибегали даже к психологическому воздействию, заявляя в рупор, что скоро сбросят всех в реку. Когда выстояли и через сутки навели переправу, стало легче на душе и у медиков – раненых удалось эвакуировать в тыл.

Судьба оказалась благосклонна ко мне. Была ранена, но осталась жива. Несмотря на известия о бомбежке санитарного поезда, не уставая, писала письма, искала сына и бабушку. И вот через шесть месяцев после начала войны я нашла их в глубоком тылу. К радости прибавилась забота о родных, их надо было поддерживать. Я так и не решилась написать бабушке, что ее внук, а мой муж, погиб. Говорила, что он жив, но по фронтовым обстоятельствам написать не может, иногда просила бойцов сочинить письмо, что, якобы, встречали его на фронте. А ведь так и произошло, как я в своих мечтах представляла. В конце 1944 года получила счастливую весть – к родственникам пришло письмо от мужа. Не сгорел он тогда в танке в первом бою на границе, а был тяжело ранен. Его укрыли и спасли местные жители. Виктор ушел в партизанский отряд и стал командиром взвода разведки 3­-й Минской бригады. После долгожданной Победы и всего пережитого свершилось почти невероятное – вся семья вновь была вместе.

Личный состав 201­-й танковой бригады 24 июня 1945 года участвовал в Параде Победы на Красной площади в Москве. После возвращения в гор. Нарофоминск бригада была расформирована. По моей просьбе меня демобилизовали, и я приехала в Могилев на родину своих родителей, чтобы продолжать работать врачом уже в мирное время.

г. Могилев, 1984 г.