Буканова Иллия Никифоровна

«Когда началась война, мне было 12 лет. Помню, ходили в беженцы в Дорки, а когда Дорки обстреляли, пошли в Слободу. За Палками, возле болота, было много трупов солдат. Когда вернулись в деревню, нашего дома уже не было, пошли в дедов дом. Взорвало снарядом и еще два соседских дома. Приехали немцы, во дворе поставили кухню. По деревне собирали всех коров и убивали. Нас предупредили, и мы свою корову спрятали в хате, в кладовой. Потом немцы выехали из деревни.

Приехал карательный отряд; местный житель, который был полицаем, привел немцев в хату. У меня на руках была маленькая сестра Маня 1940 года рождения. Полицай вырвал сестру из рук и меня забрали. Потом парней и девушек посадили на сани и под стражей повезли в Журавичи, затем в Кричев и потом на машинах до Минска. Когда переехали польскую границу, нас пересадили на поезд. Так мы попали в город Ульма. Высадили с вагонов, куда-то повели. Привели за колючую проволоку концентрационного лагеря, в барак. Бараков стояло много. Утром повезли дальше по Германии. Ехали долго, остановились только в городе Зинген, неподалеку от Швейцарии. Также повели в концлагерь. Там покормили, разрешили помыться в бане.

Началась тяжелая лагерная жизнь. Расселили в бараках по 30 человек. С белорусами были украинцы и русские. Рядом, в других бараках, были итальянцы. Работали на алюминиевом заводе. Первых 3 месяца сортировала бумагу, работала по 8 часов. А ведь мне было всего лишь 13 лет. Затем перевели работать на станок. Здесь нужно было работать 12 часов. Работа была изнурительная. Ролики алюминиевой бумаги, которые были очень тяжелые, нужно было поднимать во весь свой рост и заправлять в станок. Затем опускать кожи на центр и резать эту бумагу, из которой делали тюбики, паковали в ящики. Работа была очень тяжелая. Кто рядом работал, друг другу помогали. Из одежды дали зеленые костюмы с юбкой, кому платья. На рукаве был нашит номер 1133. На ногах носили колодямки – обувь с кожаным верхом и низом из дерева).

Работали посменно с 12 часов дня до 12 часов вечера или с 12 вечера до 12 утра. Часто шел брак – нужно было останавливать станок и заново переправлять. Вот так и работали. За работу платили 5 марок. За них можно было купить только лимонад.

Стали бомбить город Зингер. На всех заводах немцы вывесили белые флаги. Всех стали грузить в машины. Никто не знал, куда повезут. Поднялась паника. Тогда мы решили из лагеря убегать в Швейцарию. Никакой погони не было. Швейцарцы поселили нас в подвальном помещении, накормили и повезли в город Берн, на карантинный пункт. Там разрешили помыться в бане, дали хорошую одежду, распределили по квартирам. Домой нас проводили тепло, на прощание накрыли богатый стол, а их дети махали потом флажками с надписями «На Родину». Дали сухие пайки и отправили в Америку, а затем к русским. Ехали домой сначала через Германию, затем через Польшу. Потом Жлобин, Быхов. На Родину вернулась в сентябре 1945 года. Началась мирная жизнь, вышла замуж за односельчанина Марка Буканова, старшего лейтенанта...».

Я ВЕРНУЛАСЬ ДОМОЙ…

«Я, Буканова Иллия Никифоровна, родилась 14 января 1929 года в деревне Поляниновичи Быховского района Могилевской области. До войны окончила 5 классов местной семилетки. Воспитывалась в многодетной семье Никифора Егоровича и Полины Кирилловны Балоновых.

Родители трудились в колхозе. Я помогала им по хозяйству. Когда началась война, мне было 12 лет. Помню, когда поблизости Полянинович начались боевые действия, родители запрягли коня, и мы поехали в Слободу. Вместе с нами поехал дед. У чужих людей пожили недолго, прогнали они беженцев. Мы решили вернуться домой. Когда вернулись в Поляниновичи, нашего дома уже не было, остались одни головешки.

Хорошо, что заранее успели блиндаж выкопать, оборудовали его и стали в нем жить. Приехали немцы, во дворе поставили кухню. По деревне собирали у всех коров и убивали. Нас предупредили, и мы свою корову спрятали.

Потом часть немцев выехала из Полянинович в деревню Искань. Немцы заставили ехать с ними деда. А отца схватили и посадили в гумно. Туда же согнали всех мужчин деревни – и старых, и молодых. Поставили вооруженного немца. Мама решила пойти туда и передать мужу еду. Собрала что было и пошла с нами, детьми, к гумну. Немец сначала не хотел слушать, но, когда до него дошло, что все семеро детей ее и что они пришли к отцу, подобрел и только кивал головой. И неожиданно для всех разрешил отцу выйти. Встреча была настолько радостной, что мама заплакала, а вслед за ней и мы, дети. Немец тоже растрогался, наверное, и сам имел детей. Потом показал знаками, чтобы мы быстрее ушли из деревни. Но куда было идти? Решили временно спрятаться в большом болоте, за деревней Палки. Пошли туда, а там... мне и сейчас хочется плакать... мы увидели там столько убитых, с оторванными руками и ногами наших солдат, что у всех «поднялись волосы». В страхе мы кинулись прочь от ужасного места. Уставшие, мы вернулись в деревню. Начались морозы, метели. В холодном блиндаже жить было невозможно. Перешли жить в дом деда. Жить стало немного легче.

Однажды я гуляла у подруги Маши Андрейчиковой. Пришла мама и сказала: «Пошли домой, а то облава будет. Нужно прятаться». Пошли, а немцы уже по домам шныряют, молодежь забирают. Дошли и до нас. Старшая сестра Паша лежала больная, отец сказал немцам, что у нее тиф. Услышав слова «тиф», немцы сразу ушли от нас. Но местный житель, полицай, Шурка Горбачев, опять привел немцев в дом. У меня на руках была маленькая сестра Маня. Полицай вырвал сестру из рук, меня забрали и повели к школе, где уже собрали всю местную молодежь: Тарасенко Нину, Кублицкого Шуру, Ковалева Шуру и других.

Когда согнали всех, то посадили на сани и под охраной повезли в районный центр Журавичи. Около «дурного» болота бургомистр остановился вместе со старостой, мы стали проситься, чтобы нас отпустили домой и никуда не увозили. А они только оттолкнули нас.

Привезли нас в Журавичи. Здесь продержали с неделю. Потом приехали крытые грузовики, забрали нас и повезли в Кричев. Оттуда на машинах повезли до Минска. В дороге кормили баландой. Это чуть мутная водичка из очистков редьки и брюквы. У этой баланды был отвратительно дурной запах и вкус. Попадались и кусочки гнилой картошки или моркови с запахом керосина.

Запомнился мне в Минске вокзал – совсем плохой, как гумно. К вечеру, когда всех собрали, нас стали загонять в товарные вагоны. В вагонах ступенек не было, и нас толкали, как скот, под мат полицаев. Все кричали и плакали. Мужчины ругались. Во время следования двери вагонов не открывали, на улицу никого не выпускали, не давали воды. Маленькие окна вагона были забиты решетками. Вагоны были настолько забиты людьми, что лежать и сидеть было невозможно. Были маленькие дети, их нужно было укладывать спать, но где? Дышать было тяжело, не хватало воздуха. Туалета не было. Ехали долго.

Попали мы в небольшой городок Ульм. Высадили из вагонов и куда-то повели. Здесь мы увидели высокий забор, в несколько рядов обнесенный колючей проволокой. С первого взгляда мы ничего страшного не заметили. За забором простиралось широкое поле. Там был лагерь, было много мертвых. Нас разместили в бараках. Легли, кто где мог. Ночью услышали, как с другой стороны дощатой перегородки кто-то спросил: «Откуда приехали?» – ответили, что из Беларуси. «А мы из Украины», – услышали в ответ. Спать было невыносимо, так как откуда-то очень плохо пахло. Украинцы объяснили, что около стены барака имеется траншея, куда немцы бросают трупы узников. Посоветовали привыкать. Но привыкать не пришлось. Утром нас построили в шеренги, затем покормили баландой и вывели на улицу. Там стояли грузовики. На них и повезли дальше по Германии. Ехали долго. Остановились только в городе Зинген, недалеко от Швейцарии. Повели в концлагерь. Там покормили, разрешили помыться в бане. В баню я зашла с косой, а вышла без нее: стала расплетать, а коса отвалилась, волосы съели вши.

Началась тяжелая лагерная жизнь. Жили в бараках по 30 человек, спали мы на нарах. С нами, белорусами, были украинцы и русские. Рядом в бараках были итальянцы.

Работали мы на алюминиевом заводе. Первые три месяца сортировали бумагу. Работали по 8 часов. А ведь мне было тогда всего 13 лет. Затем перевели работать на станки. Работа была изнурительная. Ролики алюминиевой бумаги, которые были очень тяжелыми, нужно было поднять во весь свой рост и заправить в станок. Затем нужно было опустить ножи на центр и резать эту бумагу. Из нее делали тюбики. Их паковали в ящики. Работали посменно: с 12 часов дня до 12 часов вечера. Ночная смена была самая тяжелая, спали почти на ходу. Часто шел брак, нужно было останавливать станок и по-новому перезаправлять. Вот так и работали. Помогали друг другу, помогали тем, кто работал рядом. Затем нам начали приводить учеников. Мне привели бельгийку. Мы с ней сдружились.

Кормили нас так: утром – черпачок супа, в два часа дня – баланда, вечером – скибочка хлеба, одна пареная картошка или две маленькие. Из одежды нам дали зеленый костюм с юбкой, а кому и платье. На левый рукав пришили белые ленты с черными номерами. С этого дня мы потеряли свои имена и фамилии. Нас называли только по номерам. На моей руке был нашит номер 1133. На ногах мы носили колодки (верх – кожа, низ – дерево).

За работу платили 5 марок. За них можно было купить только лимонад. А какой лимонад, когда хотелось кушать. Просили немок, чтобы втридорога купили кусочек хлеба.

Когда советские войска вошли на территорию Германии, немцы озверели. Они начали уничтожать наших военнопленных. Особенно большую их партию расстреляли около горы Гогентвиль. Немцы боялись, чтобы наши парни не взяли в руки оружие.

Однажды стали бомбить город Зинген. Немцы на всех заводах вывесили белые флаги. Всех стали грузить на машины. Никто не знал, куда нас повезут. Поднялась паника. Нам удалось убежать в лес. Потом перешли через границу в Швейцарию. В Швейцарии нас приняли хорошо. Благодаря Красному Кресту нас обули и одели. Здесь нас уже хорошо кормили. Мы не работали, только чистили для своего обеда картошку. Так жили почти полгода. И вот однажды раздалась сирена. Все испугались. Думали, что и сюда пришла война. Но швейцарцы выходили на улицы с красными флагами. Сказали, что война закончилась.

Нам дали сухпайки и отправили в Англию, а затем – к русским. Ехали на поезде, прямо на платформах. Через Германию приехали в Польшу. Там нас оставили на две недели в каких-то развалинах.

Потом уже узнали, что едем в Брест. Приехали в Жлобин, где нас чуть не расстреляли наши же солдаты. Немного позже мы вернулись в Быхов. Радости не было предела. Пешком дошли до Днепра. Наступила ночь. Возле самой реки жили мои сестрички, они пустили переночевать. Утром мы пошли домой. Так я вернулась в родную деревню. Это был сентябрь 1945 года.

После войны в деревню вернулся старший лейтенант Марк Буканов. Мы полюбили друг друга. Поженились. У нас появились дети: сын и три дочери. Марк Иванович трудился в школе, в пожарной части. Я работала в колхозе «Россия» полеводом, а с 1962 года – телятницей. За многолетний труд была награждена медалями и грамотами: медаль «За доблестный труд» (6 апреля 1970 года), медаль «Ветеран труда» (21 февраля 1984 года), знаками: «Победитель социалистического соревнования 1974 года» (14.04.1975), «Победитель социалистического соревнования 1977 года», «Ударник 11 пятилетки» (23.06.1985).

Посеченный осколками, с покалеченной (при штурме Кенигсберга) ногою, кавалер ордена Красной Звезды, Отечественной войны I степени и других боевых наград, мой муж рано ушел из жизни.

Все наши дети получили образование. Трудятся на благо страны».

Подготовила к публикации Кравцова А.С.