Серебряков Леонид Борисович

Партизан 2­-го батальона партизанского полка «Тринадцать»

Слово тоже воевало

Позади осталась тяжелая и изнурительная Бовкинская блокада. Гришинцы 15 ноября 1943 г. переправились на правый берег Днепра. Миновав недостроенные оборонительные линии, изрядно потрепанный второй батальон двинулся в направлении быховской деревни Кипячи, а затем – на свой сборный пункт к д. Семукачи, что юго-западнее Могилева.

Шли днем и ночью, останавливаясь только на коротких привалах. Вид у нас был, откровенно говоря, не ахти, хотя кепочки и кубанки старались держать на нестриженных чубах только набекрень.

Как-­то на рассвете мы увидели нашего комиссара Ивана Никитича Шалаева. Стоя на обочине, он пропускал растянувшуюся разношерстную колонну и что-­то говорил проходившим мимо него партизанам.

Очередь дошла и до нас, то есть до отделения Виктора Хомутова, которое считалось самым веселым в батальоне, и не только во втором...

– А это что за похоронная команда бредет? – иронически уставился на нас Шалаев. – И вы еще собираетесь этими кислыми физиономиями обрадовать население деревни Семукачи?

– Отдохнуть бы маленько, – попытался ввернуть тяжело шагавший Петька Данилов.

– Вот что, ребята, – серьезно и тихо сказал Иван Никитич, пристроившись к нам. – Надо что­-нибудь придумать, взбодрить людей... Это, между прочим, просьба не только моя, но и Стрелкова. Конечно, в данной ситуации мобилизующую роль мог бы сыграть и обыкновенный приказ. Но просьба, да еще самого полкового комиссара Стрелкова, – ну, знаете... Не таковы были гришинцы, чтобы заставить себя дважды просить.

Короче говоря, не знаю, как весь батальон, но, по крайней мере, рота Покутного, насколько позволяли наши физические возможности, вошла в удивленные Семукачи, бодро чеканя шаг и с песней, которая на мотив «Катюши» родилась сразу же после беседы с Шалаевым:

Мы за Днепр не отдыхать на дачи,

А фашистов лютых бить пришли.

Здравствуйте, родные Семукачи,

Вам привет из Бовок принесли!

Но «самому веселому» отделению было не до отдыха. В Ядреной Слободе, где после длительного марша соединились, наконец, все батальоны особого партизанского полка «Тринадцать», нас посетили Стрелков и Шалаев.

Иван Арсентьевич поставил задачу: слить воедино боевую и массово­-политическую деятельность. Надо было срочно обновить и пополнить репертуар (воистину, самодеятельный), разработать тематику бесед и лекций и отправиться с ними поближе к полицейским гарнизонам.

И вот мы в Добриловичах Белыничского района. Чтецы-­декламаторы, певцы, музыканты, танцоры и даже фокусники начали свои репетиции. Как правило, без отрыва от боевой, караульной и прочей службы. Точно так же, как и в доблокадный период. Причем я и сейчас не могу понять, то ли у нас были кое-­какие способности, то ли эти «способности» требовались обстановкой, но факт есть факт: свое творческое дело делал каждый из нас. Правда, большую организаторскую роль в этом сыграли коммунисты, наша комсомольская юность, безудержная инициатива всего политсостава, отеческое влияние Стрелкова и Шалаева – этих людей гришинской отваги, высокой партийной принципиальности и необыкновенной человеческой доброты.

Из меня, конечно, получился неважный декламатор и точно такой же танцор. Поэтому по решению большинства я должен был взяться за сооружение «Песни о втором батальоне». Сам удивляюсь, но, представьте, получилось. С мелодией вездесущего Саши Лукьянова она перекочевала и в другие батальоны, напоминая всем о победных боях гришинцев в деревнях Чача, Сурмлицы, Дмыничи и Бовкинской блокаде, и выражала уверенность в том, что

Пусть летят снаряды градом,

Пусть расколется земля,

Славу Бовкинской блокады

Донесем мы до Кремля.

Не дремали также и в других батальонах. Сочинялись частушки, всевозможные «страдания», пародийные песни на известные мотивы и даже скетчи. Весьма популярной была «Песня о гришинцах» погибшего политрука Николая Налётова из роты Лялина нашего же второго батальона.

В полковой и батальонной рукописной печати появилось много стихотворений, юморесок, фельетонов и других материалов, которые также поднимали настроение и боевой дух партизан. Недавно мне посчастливилось с трепетом душевным взять в руки и почитать несколько таких журналов второго и третьего батальонов, бережно хранящихся в Смоленском архиве. Это наша история...

И вот новогодний вечер в дер. Бахани, на котором присутствовали командование во главе с нашим славным героем С.В. Гришиным, представители всех батальонов и гости. Битком набитый партизанами небольшой клуб, сцена освещена коптилками­плошками из... картошки, начиненной коровьим нутряным жиром.

Идет концерт... Играет баянист, кажется, из первого батальона, хорошо играет, научно обоснованно, что­то из классики. Затем – танцоры. Лучшим среди нас, несомненно, оказался наш Валентин, тоже Гришин. Его коронный номер – ритмический вальс. Это когда работают одни только ноги, и то ниже колен. Потом – струнный квартет «веселого отделения», подкрепленный с тыла тем же баянистом Москвина. Его сменил хор, попросту говоря, – взвод Колесова, к сожалению, начисто лишенный женской голосовой партии.

Но вот объявили:

– Выступает партизанский поэт политрук Марк Максимов! Отрывок из поэмы...

Это уже была не самодеятельность. Перед нами был настоящий поэт. Он читал бурно, с пафосом. Правая рука решительно рассекает воздух. Пряди густой черной шевелюры ниспадают на лоб, касаются крутых разлетов черных бровей. О советской стране и ее героическом народе читал поэт. И когда он дошел до того места, где говорится о немцах, боящихся Сибири, и что она будет превращена советскими людьми в цветущий край, а не в ссылку для фашистских... (был назван эпитет, великолепно рифмующийся со словом «людей»), – зал грохнул овацией.

Ах, как мы аплодировали поэту! В тот момент все присутствующие еще глубже поверили в неотвратимость победы над фашизмом.

... После Бахани мы побывали с лекциями и концертами во многих деревнях Могилевщины. Даже посетили соседние партизанские отряды. Случалось и так, что в одном конце деревни – немцы, а в другом – наша агиткультбригада.

У меня сохранилась копия стихотворного полит-донесения комиссару Шалаеву, за шутливое содержание которого он мог бы с успехом посадить меня на «губу», но почему­то этого не сделал. Вот оно:

«Как и приказано, форсировавши Друть, мы в Новобелицу лихим примчались бесом. И, признаюсь, не подзагнув ничуть, – я публику пленил агитполитсловесом. И речь моя была примерами богата, и вельми вдохновлен был дар мой молодой, что слушатели про свои забыли хаты, и с лекции никто не убежал домой. А после оной же, осмелюсь доложить, концерт решили мы народу закатить. Наш Кобзиков Иван все налегал на басни, а Гришин Валентин чечетку отдубасил. Покуда у ворот дежурил Карабешкин, еще Mapтынов Петр всех Зощенком утешил. Затем Данилов Петр сработал, безусловно, частушки тульские про славну Марь Петровну, – мол,

«...ты, дорожка, ды ровна, ровна,

Ах, по ней ходит ды Марь Петровна.

А через ту дорожку ды ровну

Ох, полюбил я ды Марь Петровну...»

Он столько пел, и люди хохотали, что дважды часовых на улице сменяли. Потом, как и положено, мы взяли бодрый тон и хором спели про второй наш батальон. И долго в эту ночь на «бис» нас вызывали, покуда немцы о концерте не узнали. Те двинули на нас, а мы их – в автоматы и, как Покутный говорил, «давай агітуваты». Противник сдрейфил, ну и был таков... И вот мы дома

эЛ Бэ Серебряков».

Казалось бы, какое могло быть творчество в ночь на 18 июня 1944 г. во время третьей «рельсовой войны», когда второй батальон штурмом овладел полотном и взорвал 194 рельса между станцией Крупки и дер. Островок на магистрали Орша–Минск. Но, тем не менее, пока подрывники колдовали у рельсовых стыков, мы разбросали листовки и писали антифашистские куплеты на столбах и знаках. Вот один из них:

Воевали – не пропали

И теперь не пропадем:

Гитлера на штык наденем,

Геббельса на цепь возьмем!

То были славные, незабываемые дни всеобщего морально­политического и боевого энтузиазма, когда весь советский народ встал на разгром ненавистного врага. И победил!

г. Носовка, Черниговская обл., 1970 г.