Рэбова Мария Филипповна

«Через все прошли и выжили»

«Когда началась война, мне было 17 лет. В деревне Темный лес вся молодежь ходила на станцию встречать и провожать поезда. Шло два поезда: один – на Кричев, второй – на Оршу. С поезда (не помню какого) вышла еврейка с взъерошенными волосами и со сбитым платком, которая кричала: «Война! Война!». Мы не поняли, какая война, с кем. И только назавтра по радио объявили, что началась война. Сразу же над деревней полетели самолеты и начали бомбить. Все жители нашей улицы в панике побежали в ров прятаться. А моя мама взяла икону, которую ей подарила мать, когда она выходила замуж, обошла хату со всех сторон. Рядом с домом разрывались снаряды, но дом остался цел. У меня было белое платье, и я бежала в ров, а трава была высокая и густая. Там я спряталась в небольшой яме. А мама стояла возле дома и молила Бога, чтобы я осталась жива. Одна бомба упала рядом, но осколки полетели в другую сторону. С другой стороны упала тоже бомба, но осколки полетели в обратную сторону. Когда бомбежка окончилась, я встала и пошла к своей хате. Мать, все видевшая, не верила своим глазам, что я жива.

Однажды я во дворе стирала белье. Немец зашел через калитку и схватил сзади меня за грудь. Я чисто машинально толкнула его, и он упал в корзину, которая стояла рядом. Увидев, что это немец, я побелела как полотно. А немец сказал: «Гут». После этого зашел в дом и попросил у матери «яйко, млеко, шпик». А я спряталась в сено. За время немецкой оккупации моему отцу часто приходилось увозить меня в другие деревни к родственникам, чтобы спрятать.

Через некоторое время у немцев появился список коммунистов и активистов. В этот список входил даже мой брат, который учился в 7 классе. Всего с нашего поселка в список было включено 42 человека, кроме Маркина и Малиновских. Сын Маркина был полицейским.

Позже на железной дороге появились страшные немцы. Они пригоняли военнопленных и заставляли их носить камни до тех пор, пока человек падал. Немцы считали «айн», «цвай», а если на «драй» пленный не поднимался, его расстреливали. Это были не люди, а скелеты ходячие. Подойти и передать еду было невозможно. Немцы стреляли сразу, но люди умудрялись передать хоть что-нибудь. Один немец заявлял: «У меня нет аппетита, если я не убью русского». Вдоль железной дороги была высечена полоса леса, и по ней нельзя было ходить. Однажды на этой полосе показалась девочка Ерофеева из деревни Гонтовля. Немец выстрелил, и пуля попала ей в бедро. Она осталась инвалидом. За нее отомстили родственники.

Однажды немцы ехали из Коптевки на велосипедах. Не доезжая Коптевского поселка, они были убиты. Немцы взяли в заложники первых попавшихся им русских.

Хата Сони Клюевой была до окон засыпана землей, там жили немцы. По соседству стояла хата Скоковых. Немцы убили отца, мать, сына и дочку. Единственной защитницей для них была Марья Терентьевна. Она была замужем за немцем с русским отчеством – Иванович. Она знала немецкий язык. Если что-нибудь случалось, всегда жители обращались к ней. Когда объявляли немцы собрание, то на собрание приходили одни старики, молодежь боялась ходить на собрания. На одном из собраний был зачитан список коммунистов и активистов. Всех спасла Марья Терентьевна, сказав, что эти люди не были коммунистами и активистами. Немец взял и порвал список.

Люди старались не попадаться немцам на глаза, потому что не знали, что у них было на уме. Людей расстреливали ради забавы. Когда фронт стоял на Проне, в нашей хате было управление госпиталями. Мы жили в сарае, а в хате находились военные. Я работала медсестрой в госпитале. Так как в Темном Лесу не было колодцев, я запрягала лошадь и ездила за водой в деревню Гололобовка. В совхозных сараях был оборудован госпиталь. После открытия в деревне Чеплеевка школы меня отправили туда работать учительницей».

Записано Еленой Михайловной Шевардовой, библиотекарем Темнолесской библиотеки-филиала