Бубнова Нина Васильевна

«Без слез невозможно вспоминать о том, что пришлось пережить нашим людям в годы войны. 900 дней и ночей мы жили в блокадном Ленинграде. Мне тогда было 11 лет, и жили мы всей семьей: мама, моя старшая сестра Анна и младшая – Люся. Хотя слово «жили», наверное, в данном случае не подходит. Мы находились между жизнью и смертью. Сколько дней и ночей мы провели в бомбоубежищах, где рядом с живыми оставались трупы умерших! Их не выносили по несколько дней – сил у живых не оставалось. К тому же на хлебные карточки умерших еще день-другой члены семьи могли получать блокадный кусочек хлеба. Люди умирали на ходу, матери выбрасывали голодных детей из окон и следом выбрасывались сами. Они просто не выдерживали голодного плача детей. Продовольственные пайки в блокадном Ленинграде выдавали всю войну раз в десять дней. В самые тяжелые дни на одного человека в день приходилось всего по 125 граммов хлеба. Однако многие изможденные люди съедали десятидневный паек в первые 2-3 дня, а потом пухли от голода. Вот тут-то и проявила моя старшая сестра Аня всю твердость своего характера. Так получилось, что именно она распоряжалась пайками. Полученное на десять дней продовольствие она делила на двенадцать частей, так как обычно выдачу пайков задерживали на несколько дней. Хлеб пекли не из чистой муки, а с примесями. Он был сырой и тяжелый, пайки получались маленькие, на один зубик возьмешь, а как хочется еще! Каждый день мама варила суп с несколькими крупинками проса, умоляя свою старшую дочь добавить крупы, но та была неумолима. Зато мы выжили благодаря нашей дорогой старшей сестре. А ведь она была тогда всего лишь десятиклассницей. В те годы люди взрослели очень рано. Вскоре Аня ушла на фронт мстить за погибшего старшего брата, за муки своего народа. С боями прошла она до самого Берлина. И папа дошел до Берлина. Домой они ехали в одном поезде, а встретились только после крушения поезда, когда выносили погибших. Чуть лбами не стукнулись. Вот такая получилась встреча отца с дочерью.

До сих пор блокадное детство больно вспомнить. Как-то раз мы после бомбежки пошли на кладбище, там вырыта широкая яма и туда складывали покойников. Малые дети лежали между взрослыми. Эту яму не зарывали, каждый день ее наполняли все новыми погибшими и умершими. Копать было очень трудно, да и некому, все ходили как сонные мухи, едва волоча ноги.

Пришлось видеть, как самолет наш и немецкий шли на таран. Самолет с крестом не выдержал и поднялся вверх, а в это время в его обнаженное пузо наш дал очередь и самолет с крестом, обогнув дугу, упал в воду. Бывало, немецкий летчик спускался на парашюте, но его тут же вылавливали. Это приходилось видеть, когда дома не было старших, во время воздушной тревоги мы, дети, выходили во двор и наблюдали за боем в воздухе.

А однажды после воздушной тревоги зашел папа, спросил, почему я не в школе. Что-то не пускало меня. А когда пришла, школьные мои подружки лежат мертвые и многие учителя. Во дворе школы упала бомба. Тогда мы стали учиться в бомбоубежище. Сначала было хорошо в бомбоубежищах, стояли столы, графинные вазы, журналы, газеты на столах. А потом все меньше и меньше их оставалось. Людей набивалось столько, что дышать было нечем. Вот тогда мама не стала нас водить в бомбоубежище. Бывало, сядем на кровать и ждем, когда тебя завалит кирпичами и упадет крыша.

Очень тяжело вспоминать военные годы. В детской памяти остались зарубки на всю жизнь. Помню, как нас везли зимой на грузовых машинах по льду Ладоги. Это была дорога жизни для всех блокадников. Внизу лед, а сверху вода. И тут, откуда ни возьмись, немецкий самолет с черным крестом как начал строчить по колонне! Я закрыла ладонями лицо, потом посмотрела, первая машина наклонилась набок, только крики: «Спасите!». Многие тогда ушли под лед.

Я очень благодарна своим родителям, которые на всю мою жизнь дали хороший пример честности, справедливости, доброты. А пример такой. Брать хлеб на карточки ходила в магазин я, так как магазин был рядом, через один квартал. В магазине нас всегда старшие ставили впереди себя, хотя сами еле стояли на ногах. Смотрю, в углу на полу лежат хлебные карточки. Чтобы незаметно поднять их с пола, я выронила свои карточки. Взяла я хлеб и побежала домой радостная. Прихожу домой, а у нас папа, он был военнообязанный, но служил тогда в Ленинграде. На второй этаж он поднимался от слабости на четвереньках. И мама последнее время очень трудно передвигалась, ноги были опухшие. А я такая радостная прибежала из магазина, показываю найденные карточки родителям. А родители мои вдруг заплакали, усадили меня и спрашивают: «И чему же ты радуешься, и как же ты будешь жить на свете, если, конечно, останешься живой, зная, что из-за тебя умерли люди, которые остались без этих 125 грамм? Иди и отнеси тому, кто их выронил, только продавцам не давай». Я так расстроилась. Спросила: «А как я найду тех, кто потерял?». «Кто потерял», – говорят, – будет искать». Вот и пошла я обратно в магазин. Стою и украдкой поглядываю по сторонам. Приходит женщина, руками разводит, что-то причитает, плачет. Подошла я, давай утешать, чтобы не плакала, так как многие плакали, потеряв родных, близких. Она и говорит мне: «Теперь мои дети умрут, я потеряла все!». «А что потеряли», – спрашиваю. «Хлебные, – говорит, – карточки потеряла». Уж как она плакала, теперь, однако, от радости, когда я ей эти карточки вернула, не забуду никогда! Вот какой пример подали мне мои дорогие, любимые родители, царствие им небесное, на всю мою жизнь: ничего не брать чужого. Умерли они в один год, когда мне было всего 25 лет, двое детей у меня в ту пору было, сыну Юрочке полтора годика, доченьке Надюшке 2 месяца. Мы гордимся своими детьми, у нас на Кубани ещё один сын родился, Володя. У нас уже 10 внуков и 7 правнуков. Мы прожили счастливую жизнь. Вот уже 58 лет вместе с мужем делим радость и невзгоды.

С уважением, Нина Васильевна Бубнова.

Подготовил к публикации Бубнов Ю.М.