Л. Троцкий: Письмо И. Фрею 8 сентября 1929 г. Уважаемый товарищ Фрей, Я буду говорить с полной откровенностью и беспощадностью. Я могу объяснить ваше последнее письмо, как и два предшествующие: либо крайне болезненным нервным состоянием, которое мешает вам видеть вещи, как они есть; либо сплетнями, которым вы легкомысленно доверяете; либо кружковым стремлением порвать с интернациональной оппозицией во что бы то ни стало. Никакого иного объяснения вашим совершенно чудовищным письмам я найти не могу. 1. Вы поднимаете в письме истерику -- иначе я этого назвать не могу, это есть самое мягкое слово, которое я нахожу в своем словаре -- по поводу того, что я позволил себе обратить ваше внимание на исключительную важность возникшего в левой оппозиции разногласия по поводу советско-китайского конфликта. По этому поводу вы обвиняете меня в том, что я не читаю ваших документов, и трактуете мой запрос почти как оскорбление вашей группы. Это несерьезный подход. Это не деловой подход. Это не политический подход. Это неврастенический подход. Я обратился не только к вам. Я обратился одновременно ко всем без исключения левым оппозиционным группам с совершенно одинаковым письмом чтобы побудить их отреагировать на чрезвычайно важное разногласие. Я лично при этом нисколько не сомневался в вашей поддержке. Как раз тов. Франк, которого вы так не по-товарищески и без малейшего основания атакуете, сказал мне: "Фрей несомненно займет правильную позицию. Он давно выдвигал этот вопрос и давал всегда очень точные и хорошие формулировки". Если я обратился к вам, как и ко всем другим группам, то не потому, что я игнорировал или заподозривал вашу позицию, а для того, чтобы побудить вас как можно скорее и энергичнее подтвердить вашу старую точку зрения применительно к новому и очень крупному политическому факту: советско-китайскому конфликту. Только. Человек, мыслящий политически, должен был именно так истолковать мой запрос. Никто другой, кроме вас, не поднял по этому поводу протеста. 2. Повторенная вами в письме цитата относительно термидора очень хороша. Я с похвалой привожу ее в своей брошюре против Урбанса. Брошюра эта должна вскоре появиться на немецком, французском и русском языках. Но недостаточно давать хорошие марксистские формулы. Надо их активно применять, надо за них бороться -- притом не в национальном, а в интернациональном масштабе. Как вы реагировали хотя бы на поведение Урбанса в вопросе о советско-китайском конфликте? Вынесла ли ваша группа решение, осуждающее линию Лузона-Паза, как коршистскую, и Урбанса, как двусмысленную? Пытались ли вы каким-нибудь другим образом протестовать против коршистской вакханалии по поводу советско-китайского конфликта? Написали ли вы статью в "Фольксвилле" по этому вопросу? Обратились ли вы к французским товарищам? Написали ли вы мне по этому поводу? Нет, нет, нет и нет. Мне вы пишете, чтобы говорить о личных обидах. Политические вопросы проходят мимо вас. А когда я на них обращаю ваше внимание, вы опять-таки делаете из этого вопрос личной обиды. Неужели же вы думаете, что, так как у вас в архиве есть хорошие цитаты, то это избавляет вас от необходимости и обязанности вести актуальную борьбу -- притом в интернациональном масштабе? Да ведь это же значит игнорировать само существо политического действия. Или, может быть, вы скажете, что у вас нет для этого времени и средств? Для этого нужно очень мало того и другого. Вы пишете гигантские письма по пустякам. Почему же вы не написали короткого политического письма в "Фольксвилле"? И почему на напоминания об этом вы... обиделись? Извините: это манеры примадонны, а не революционного политика. 3. Вы продолжаете с упрямством, которое я должен назвать недобросовестным, утверждать, будто я отношусь к вашей группе нелояльно и будто я поддерживаю две другие австрийские группы против вас. Я вам повторяю еще раз: это вздор. Вы питаетесь либо сплетнями, либо продуктами расстроенного воображения. Помимо работы над своей автобиографией, я за последние месяцы занимался главным образом французскими делами. К немецкому вопросу я подошел в самое последнее время. Америкой, Чехословакией и другими странами я мог интересоваться лишь, к сожалению, эпизодически. Австрийскими делами я почти совершенно не занимался. Ни вы, ни кто-нибудь другой не сможет указать ни одного слова, ни одного действия, ни одного шага с моей стороны, которые могли бы быть истолкованы как поддержка двух других австрийских групп против вас, или как моя особая солидарность с ними в противовес вам и вашей группе. Вы позволяете себе в развязном тоне говорить о моих двух филиалах в Вене. На каком основании? Назовите факты. Точные факты. Но не перечисления заслуг вашей группы, не обвинения против т. Франка и других товарищей -- все это я уже слышал. Нет, укажите факты, которые позволяют вам инсинуировать, будто для предпочтения двух других групп у меня есть какие-то тайные причины, которых я не решаюсь высказывать вслух. Я совершенно не могу понять, что вы хотите сказать этой инсинуацией? Не играйте в прятки, не занимайтесь дипломатией на тему о моей "несправедливости", а скажите ясно и добросовестно, чего вы, собственно, хотите? 4. Летом у меня случайно съехалось несколько товарищей из разных стран. Они приезжали все -- кроме Росмера -- по собственной инициативе. Но когда оппозиционеры из пяти стран оказались на несколько дней вместе и когда мы повели первые беседы о международных изданиях левой оппозиции и проч., я сейчас же сделал попытку вызвать вас в Константинополь. Я вам написал первому. И я, и Росмер с большим нетерпением ждали вашего приезда, чтобы вместе с вами наметить первые шаги. Не получив ответа, мы стали беспокоиться. Я просил т. Франка написать вам вторично. Но оказывается, что вы в это время пребывали в состоянии перманентной обиды и считали, что самое мудрое -- это не сообщать мне ни о вашей обиде, ни об ее причинах. Очевидно, вы считали, что моя обязанность состоит в том, чтобы догадаться, почему тов. Фрей обижен. Уверяю вас, я не знаю: смеяться или негодовать? Вы не отвечали шесть недель (пишу по памяти, не справляясь с архивом). За это время все разъехались. После этого -- совершенно уж неслыханное дело -- вы решили обидеться заново по поводу того, что вас не поставили в известность и что с вами не посоветовались. Вы обиделись затем в третий раз по поводу того, что вам пришлось -- о, ужас! -- узнать от Салюса о кое-каких намеченных шагах. Но так как вы не только не приехали, но даже не изволили отвечать на повторные письма, то как же иначе можно было вас известить, как не через проезжего товарища? Научите нас, пожалуйста, как вообще можно сноситься с вами и в каких формах вести переговоры? После этого к вам заезжал Росмер. Это человек абсолютной лояльности. У него не могло быть и тени предвзятости в пользу той или другой австрийской группы. Он явился к вам с самыми лучшими товарищескими намерениями. Чем вы ему ответили? Подробным изложением всех обид. Причем, как ни старался тов. Росмер, он не мог ни понять, ни объяснить мне, в чем, собственно, эти обиды состоят. 5. Вы заранее объявили, что вы не входите в интернациональное объединение, а остаетесь "симпатизирующим". Почему? На каком основании? Какое вы имеете право уклоняться от совместной с другими работы над созданием интернациональной фракции? Что руководит вашим поведением? Личная обида или национальное сектантство? Росмер взял на себя инициативу в деле создания подготовительного инициативного бюро, которое, разумеется, не присвоит себе никаких прав, а примет меры к установлению связи, к выработке основных элементов в международную платформу -- и к подготовке конференции. Все это, конечно, должно делаться в тесной связи с национальными группами и по прямому соглашению с ними. Почему бы вам или другому представителю вашей группы не войти в это бюро? Не предложить проект тезисов, не выработать план международного совещания и пр. и пр.? Но нет, вы выбираете другой путь. Вы скрещиваете руки на груди и заявляете: я только симпатизирующий, и, кроме того, я обижен. Обиду я вижу, а симпатии не вижу. ★ ★ ★ Вы понимаете, товарищ Фрей, что продолжать переписку в таком роде нет никакого смысла. Я жду от вас письма совсем другого рода. Такое письмо, по-моему, может состоять из нескольких десятков строк. Вы должны совершенно точно, конкретно и строго практически указать, чего именно вы требуете, т. е. какие неправильные действия должны быть устранены и что именно должно быть сделано по отношению к вашей группе и кем именно. Все должно быть строго деловым образом названо по имени. На такого рода деловое письмо я обязуюсь вам столь же деловым образом ответить. Если же я получу от вас в ответ на это письмо новую иеремиаду, то я положу его в архив и всю свою переписку с вами перевяжу веревочкой накрест. Откровенность и резкость этого письма вызваны стремлением не только спасти наши отношения, но и перевести их на здоровые рельсы. Одно без другого невозможно. Решение остается за вами. [Л.Д.Троцкий] |
Л. Троцкий > 1929 г. >