"В контексте бумеранга"
Новая книга поэта Игоря Тюленева «Русский бумеранг», изданная в элитнейшей серии «Золотой жираф» под рубрикой «Библиотека лирической поэзии», - четырнадцатая книга поэта... то есть поэта, обкатанного на всех ветрах отечественной поэзии, известного не только в России, пришедшего на этот раз к читателю, конечно же, и с новыми, и старыми стихами, которые в контексте новой книги обретают новое звучание: закон природы поэзии. «В Россию катятся составы, Как слезы из собачьих глаз». Строки из стихотворения «Крымская татарка» (предыдущий сборник «Засекреченный рай»), написанное некогда из личностно-лирических медитаций, здесь, в контексте новых стихов, становятся более значимыми, даже знаковыми, обретая значение русского бумеранга: они выгоняли, били, убивали русских «оккупантов» (касается всех бывших республик СССР), а теперь, спасаясь от невыносимой жизни, устроенной им своей местной новой буржуазией, бегут к тем же русским - больше некуда!..
Также в книге «Русский бумеранг» есть поэма «Старец» о Григории Распутине. Спросим себя сразу: спас ли бы Распутин Россию? Кто знает, может, и спас бы. Мало ли простых мужиков да святых отцов спасали Россию?..
Может, и Распутин как-то бы повлиял на ее спасение. Читал я где-то (впрочем, это известный факт), что в смерти Распутина в первую очередь повинен брат императора Владимир Кириллович. Он именно и запустил этакий небольшой бумеранг - вроде как помогал брату-императору. И несомненно - детородный орган у Распутина не он отрезал, нашлись другие. И все для того, чтобы ясно было народу: Распутин - распутник! И больше никто. Боялись Кирилловичи, чтоб наследника старец не вылечил, да чтоб не надоумил императора по-мужицки править Россией. Вот и вернулось им сторицей: революция, Гражданская война, Ипатьевский дом, Алапаевская штольня, убийство или бегство всех Владимировичей, Кирилловичей, Александровичей... за границу. Глупо и зло оскорбив труп Распутина, оскорбили самого императора, предрекая падение и его. Русский мистик косматый Поэт говорит, что вся Россия («Как сквозь шлюзы река») пришла к отцу-императору в образе Распутина и бумеранг, запущенный в Распутина, попал в императора, а еще больше в Россию! Предательство по образу того времени укоренилось настолько, что и хватило на сегодняшний день, когда все хотят разукрупнить и продать, дабы власти было больше и предательства больше, и спросить не с кого... А тогда нашли с кого... И потом находили, только сейчас не с кого... А я позволю себе порассуждать о том, что принято считать: настоящая поэзия может бытьтолько философской, но образно-философская поэзия (а она может быть только такой) - уже не философская, хотя и существует термин литературный - «философская лирика». Но таковую, на мой взгляд, лучше просто назвать глубокой лирикой, как ее чаще всего и называют, хотя это не очень научно, так же как «философская», но «глубокая» - логичней и практичней, пожалуй. Ведь «глубокая» чаще всего бывает глубокой в высоту! В бездну! В вечность... Где и любовь земная и возвышенная подвизается, когда «браки совершаются на небесах»!.. Ведь, если считать все это «философской лирикой», то есть в каком-то смысле философией, то не слишком ли она однообразна по мысли?.. ЮРИЙ КУЗНЕЦОВ Живу на одной половицеС судьбой без последней страницы, С туманом морским и табачным, С бурьяном степным и чердачным. С краюшкой, которая скачет, С подушкой, которая плачет... Дыра от сучка подо мною Свистит глубиной неземною. ВИКТОР БОЛОТОВ ИГОРЬ ТЮЛЕНЕВ НИКОЛАЙ ЗАБОЛОЦКИЙ Отсюда должно быть понятно, что термин «философская лирика» - это условность! Философия поэтов - их развернутая метафора (обязательно доморощенная, оригинальная - только в этом он поэт и оригинален), которая всегда ведет к общеизвестной мысли... окрашенной метафорой поэта. И я приближаюсь к тому разговору, что поэт Игорь Тюленев, несмотря на умение «философствовать», в основном поборник грубоватых, простых, но вечных истин, как в религии. Ведь в большинстве случаев он строит свой художественный мир, как упрощенный сердечно-фронтовой рубеж. «Паду, как смерд, как русский князь,/ Прикрою родину собою». «Поэт в России - /Всяк детина! Живет и пишет простодушно». Его поэзия проста и верна, как все истинное. Религия тоже - не философия, а просто учение. Религия не терпит фарисейства, так же как и подлинность в поэзии. Настрой поэта всегда тот, который не терпит духовного тунеядства, двуличия. Загородил полнеба гений. Странная и очень приземленная суверенность для поэта (да поэта ли уже) «под стопой гения». А гении, между прочим, никогда особо не давили на меньших поэтов, наоборот - помогали всячески!.. Стоит вспомнить одного Есенина... Да и Пушкин такой же был. Игорь Тюленев не потому простодушен, что сложным быть не может: время такое не для фарисейства!.. Кому-то очень и очень не нравится наша (не такая уж и частая теперь) прямота и определенность! И простодушие как непосредственность. Так, значит, есть небесная Россия, Виноградно-алмазные кущи хранят «голоса родные» умерших людей. Здесь можно встретить «Пушкина и царевен», здесь нет «гуннов» и «блудниц», «нет распрей, грабежей и воровства»... Традиционно русское православное представление о рае, которое вполне от земного рая!.. Под сенью русского креста Но не перестает думать о небесном рае мальчишка, убегая уже от мачехи в гости к бабушке, где вера и красочный старинный русский быт. На сундук швырну рогожку, В предыдущей книге «Засекреченный рай» (странно, этого стихотворения не было, а оно («Бабушка Анюта») существенно упрощает православный детский мир, где порой от кринки молока до иконы (то есть до Бога) совсем небольшое расстояние. Стихотворение, видимо, не было написано к выходу «Засекреченного рая», что говорит о постоянном возвращении поэта к теме земного-небесного рая. Своего рода - тоже бумеранг, но обоюдорусско-православный, что ли, когда русский человек посылает на небо молитву и ему воздает Господь... Да, мы - подобье, Господи, Твое! Побывав в раю (а это именно он), поэту сразу хочется поде-литься с кем-то из людей... Гос-подским яблоком! Вспоминается есенинское: «Не каждому дано яблоком падать к чужим ногам». Перекличка еще стыкуется и этим обстоятельством: «В сапожках из кирзы, в мундире новом Я впереди, Как на подносе хлеб». Сказал ведь Господь о хлебе: «Помните и ешьте - это тело мое». Не отделяет поэт Господа и от нынешних событий: вечные истины - они всегда вечные... Уже кусал Иуда серебро, Исключительно точное определение поэта-праведника, в ком редка святая уединенность небожителя в современной поэзии, ушедшего из каменно-бетонных и стеклянных джунглей столицы в другие миры. В книге Игоря Тюленева «Русский бумеранг» есть большой цикл стихотворений «Воины Третьего Рима». Это, надо понимать, православное воинство. (Что такое «Третий Рим» - объяснять, я думаю, не требуется). Так вот, одним из этих воителей как раз и является Юрий Кузнецов, православный по духу поэт, написавший поэму о Христе, откуда я процитирую несколько строк, говорящих о двух противниках. ЛЮБОВЬ Здесь все исключительно по-мужски! Можно сказать, по-солдатски И поэт не случайно подчеркнул, что женский крик «пронзил Отчизну». А если появится еще один крик от рождения младенца!.. То это значит, что мы запустили в мир свой маленький русский бумеранг! Что ж, любить Россия умеет! Воевать Россия умеет! Но играть в азартные игры Россия не уме-ет, ибо всегда склонна к честной игре, но кто же будет играть честно в рыночно-политические игры, которые испокон были нечестными, а партнеры и противники, играющие свои против своих (кто мог подумать!), тоже будут играть насмерть. Противник молод, но опасен, Этот «противник» не просто противник по партии бильярдной, а «кий» его не просто кий, а орудие либерально-рыночного азарта, пришедшего к нам издалека, обросшего шерстью, с рогом и хвостом - имеет вполне животную ипостась. А баснописец Крылов испытал жуткий азарт и часто заигрывался в карты и был «тяжел» не только телом, но и на отдачу долгов. Противник Тюленева никогда бы не простил себе, если бы проиграл. О, такие «противники» очень тяжелы на отдачу, и кий они «держат, как орел угря», и привыкли добычу брать, как быка за рога - «лицом горя», «Склоняясь над сукном с добычей», где, можно предположить, не обязательно бильярдные шарики катаются: ведь сукно, особенно зеленое, - символ всех азартных игр... И когда тесно становится азартным играм в помещении, то их без всякого сукна можно вынести на улицу в виде игрового автомата, демократизировать игру до предела!.. Чтобы школьники в школе недоедали, чтобы деньги занимали и попадали в зависимость вплоть до рабства к подобным «противникам». Мучают дети собаку, Но что любопытно: еще задолго до холодной войны, но уже при перестройке (она и была началом холодной войны) в сборнике стихов «Кольчуга» появляется стихотворение «Мужик» (в 80-х годах уже вовсю действовал указ о «бесперспективных» деревнях, а сборник вышел в свет в 1988 г.). Скрипит разбитая телега, Этот мифический герой, скорее - призрак, рожден поэтом в наши времена, но и ретроспективно был как бы всегда, еще во времена, когда у него над ухом, случалось, просвистит «басурманская стрела»... То есть Тюленев создал нечто особое: его «мужик» - это наша вечная неприкаянность и на великих просторах - наша вечная «безземельность»! То у нас земля - княжеская, то - монастырская, то - господская, то - кулацкая, то - колхозная, то - вообще она, земля, в бесперспективной деревне находится!.. Земля русская - была ли она когда мужицкой? Вот поэт и посылает в бесконечную дорогу мифического «мужика», не случайно проведя его по всем своим книгам, одиннадцати книгам. Ну а что же с тем мужиком, который все-таки остался на какой-то земле, в какой-то деревне и не умер еще почему-то? КРЕСТЬЯНИН Россия всегда держалась на крестьянстве и даже в рабочем так называемом классе, если не было крестьянской жилки - он был не очень и рабочий, а просто пролетариат без дому и земли, пусть и в квартирах живущий. Враги России знали куда ударить - в крестьянство!.. А шахтеры в это время, гремя касками, на всю Москву орали: «Ельцин! Ельцин!..» Сколько мертвой воды утекло? Да уж и село-то не каждое есть, да и народ остается не самый лучший, но поэту дорог и такой: «Родной до безобразия, до клекота в груди»... И у этого народа есть еще язык, которому поэт обязан всем. Пока в народной речи есть такое, Господи... что сказать... да разве они побрезгуют нашими русскими мухами! Да они их вместе с нашим русским языком съедят живыми! Я вырву белый клок из бороды, Стихотворение напоминает строку из предыдущего сборника: «Я впереди, как на подносе хлеб», о чем я уже писал в статье «Уральский Святогор»: «Хлеб на подносе» - слишком типичный случай для того времени. Все мы тогда были «хлебом на подносе». И для братских республик, и не очень братских»... Все пользовались нашей широтой души, которая всегда «впереди» - не пряталась, когда миру было плохо!.. Ведь Россия - это всегда детство!.. Когда-то пермский поэт Виктор Болотов выразил это чувство, как чувство первопроходства: «Стою один на диком бреге с просторным сердцем дикаря». Чувство первородства русского человека на своей еще не открытой земле, но уже со своим языком, в самом начале!.. Они, иноземцы, так не смогут, все имитации бесполезны!.. Они никогда не были вначале, они не смогут и так, как в конце, как ушел, оказался в конце... поэт Алексей Решетов: Хлеб молоком запиваю, Ведь это же не просто стариковское детство, это свойство поэта, который всю жизнь прожил в детстве, но это было единственным его существованием - поэт всю жизнь ребенок?.. Поэт без детства не может: «Золотые врата, мелодично звеня, Пропустите в далекое детство меня. Там я был одуванчику каждому рад. Там со мной разговаривал старший мой брат. Он еще не погиб на скале-крутизне. И охотно читал сказки русские мне»... Звездой рождественская елка Раньше бы сказали: просто гаснет очередной день - завтра будет новый! А теперь не только в закате можно увидеть гибель России, но и в передаче по телевизору, на газетной странице, почти в каждом взгляде прохожего... равнодушие или буквально гибель и, как его, - «без боя!». Неправда! Просто - мало «боя». Но он есть - кто бы сомневался. Может, просто: утро вечера мудренее... Веду здоровый образ жизни, Когда-то поэтесса Ксения Некрасова написала: Круг гончарный, как рыба, Речь о поэтическом творчестве, где «глаголы не сильнее огня» гончарного. И что примечательно: слово «отчизна» поэт написал с маленькой буквы, а в предыдущем стихе - с большой. Понятно, какой отчизны надо опасаться - она ведь далеко не вся родственная, не такая, которую поэт встречает, вернувшись на родину малую. Кто-то крикнет: «Привет!» - Герман Митягин |
Публикации о творчестве поэта |