Авторские поэтические публикации
Муха
Муха села на мизинец,Словно сокол на плечо.Лужу бороздит эсминецС русским выговором: – Чо! А вокруг болотной кочкиСобирается народ.Комариные сыночкиИ пахан сынков – Удод. Моют косточки друг дружке,Пишут кляузы в ООНГрафоманы-побирушки,Глупые с пяти сторон. Вдруг от этой камарильиПросыпаются в Кремле.Сталин, Молотов, КалининОрден присуждают мне. Только в Кремль я не поедуИз родных своих болот.Муха-сокол мне к обедуДичь из леса принесет. Графоманы сварят яйцаИ о лбы их разобьют.Критик, к строчкам не цепляйся –Ордена не всем дают.
Муха села на мизинец,Словно сокол на плечо.Лужу бороздит эсминецС русским выговором: – Чо!
А вокруг болотной кочкиСобирается народ.Комариные сыночкиИ пахан сынков – Удод.
Моют косточки друг дружке,Пишут кляузы в ООНГрафоманы-побирушки,Глупые с пяти сторон.
Вдруг от этой камарильиПросыпаются в Кремле.Сталин, Молотов, КалининОрден присуждают мне.
Только в Кремль я не поедуИз родных своих болот.Муха-сокол мне к обедуДичь из леса принесет.
Деревня
Заросла лопухом и крапивой,Не найти ни окон, ни дверей.Замутились нечистою силойОзерки, где таскал пескарей. То, что брошено, не безобразно.Значит, я этот вид заслужил.Потому что бездумно и праздноЯ отцовскую жизнь доносил. Покаянная ночь бесконечная,За свечой догорает свеча...Лишь поэзия – стерва сердечнаяИз-за левого смотрит плеча.
Заросла лопухом и крапивой,Не найти ни окон, ни дверей.Замутились нечистою силойОзерки, где таскал пескарей.
То, что брошено, не безобразно.Значит, я этот вид заслужил.Потому что бездумно и праздноЯ отцовскую жизнь доносил.
Ангел-хранитель
Земель этих горестный житель,В объятия ночи и дня.– Неси меня, ангел-хранитель,Неси из огня! Минуя житейские буриИ мнимого рая сады,Туда, где в небесной лазуриКачаются Божьи следы. Где, в Крестное Знамя закован,Распятый лучами креста.Ты верой отцов очарован,Не видишь, но слышишь Христа.
Земель этих горестный житель,В объятия ночи и дня.– Неси меня, ангел-хранитель,Неси из огня!
Минуя житейские буриИ мнимого рая сады,Туда, где в небесной лазуриКачаются Божьи следы.
Где, в Крестное Знамя закован,Распятый лучами креста.Ты верой отцов очарован,Не видишь, но слышишь Христа.
Последние сожгу дроваИ чайник вскипячу.Последние скажу словаИ потушу свечу. Я должен быть один как перст,Чтоб слышать Божий глас!Когда горит огонь сердец –Не отвлекайте нас. Последние сожгу дрова,Дверь за собой запру.Мы ночью постучались в райИ разошлись... к утру.
Последние сожгу дроваИ чайник вскипячу.Последние скажу словаИ потушу свечу.
Я должен быть один как перст,Чтоб слышать Божий глас!Когда горит огонь сердец –Не отвлекайте нас.
Русская парилка
Кричу, словно солдат в аду:– Прибавьте, черти, жару!Иначе я с полка сойду.Мне не хватает пару! – Топилась баня шесть часов,Подуй – облезет рожа?– То для “щенков”, а для отцовЕще охапку можно! Ну наконец-то я готов,Ковш браги мимо глотки.Тюленев или Тюленёв,Но оба самородки! На кумпол бросив камелек,А руки в рукавицы,Сгибаю веник, как дымок,Размачивая вицы. Ну, все! Поехали! Пошли!Не плачьте, половицы.Мы не касаемся земли,Как огненные птицы. Хозяйка, выгибая станТоченый и змеиный,Благоухая сквозь туман,Заварит чай с малиной.
Кричу, словно солдат в аду:– Прибавьте, черти, жару!Иначе я с полка сойду.Мне не хватает пару!
– Топилась баня шесть часов,Подуй – облезет рожа?– То для “щенков”, а для отцовЕще охапку можно!
Ну наконец-то я готов,Ковш браги мимо глотки.Тюленев или Тюленёв,Но оба самородки!
На кумпол бросив камелек,А руки в рукавицы,Сгибаю веник, как дымок,Размачивая вицы.
Ну, все! Поехали! Пошли!Не плачьте, половицы.Мы не касаемся земли,Как огненные птицы.
Пороховой запас
Комары гудят, как лодки,Что бегут по-над водой.Перемерли все погодки,Что любили пить со мной. Что любили пить и драться,Речку выгибать веслом,Самогоном наливатьсяИ в обнимку спать с костром. Вот какие, елы-палы,Были корешки у нас...Но от сырости пропали,Как пороховой запас.
Комары гудят, как лодки,Что бегут по-над водой.Перемерли все погодки,Что любили пить со мной.
Что любили пить и драться,Речку выгибать веслом,Самогоном наливатьсяИ в обнимку спать с костром.
Троица
Душе светло и незлобливо.Упала от деревьев тень.Во всей красе неторопливоВстает из-за причала день. Сегодня Троица. Я свечкуЗатеплю пред Твоим Лицом.Дух переброшен через речку,Как радуга, Твоим Отцом. И те, кто умер, те, кто вживе,Той радугой озарены,Не важно, при каком режимеИль новых бедствиях страны. Даль прояснилась, волны стихли,Небесный шорох ловит слух...То гомон райский, или стих ли,Или Господня сердца стук?
Душе светло и незлобливо.Упала от деревьев тень.Во всей красе неторопливоВстает из-за причала день.
Сегодня Троица. Я свечкуЗатеплю пред Твоим Лицом.Дух переброшен через речку,Как радуга, Твоим Отцом.
И те, кто умер, те, кто вживе,Той радугой озарены,Не важно, при каком режимеИль новых бедствиях страны.
Городская окраина
Дома картонные, бумажные,Труха и пакля лезут в паз,И в основном все двухэтажные,Все черно-серые в анфас. Во двориках, как у Поленова,Поленницы горбатых дров,Портреты Энгельса и ЛенинаВзирают из сырых углов. В чулане дедовская четвертьПочатая с живой водой...Знать, старший сын закончил четверть,Шумит, как месяц молодой. За стенкой, словно в пушку ядра,Вбивают в платье девки грудь.Поздней у городского садаТы подмигнуть им не забудь. Тяжелые кусты сирениЛомают чахлый палисад,Я здесь мед-пиво пил со всемиТому лет двадцать пять назад. Сейчас случайно, мимоходомК ним ненароком загляну,Чтоб зацепить плечом ли, окомОт нас ушедшую страну...
Дома картонные, бумажные,Труха и пакля лезут в паз,И в основном все двухэтажные,Все черно-серые в анфас.
Во двориках, как у Поленова,Поленницы горбатых дров,Портреты Энгельса и ЛенинаВзирают из сырых углов.
В чулане дедовская четвертьПочатая с живой водой...Знать, старший сын закончил четверть,Шумит, как месяц молодой.
За стенкой, словно в пушку ядра,Вбивают в платье девки грудь.Поздней у городского садаТы подмигнуть им не забудь.
Тяжелые кусты сирениЛомают чахлый палисад,Я здесь мед-пиво пил со всемиТому лет двадцать пять назад.
Сейчас случайно, мимоходомК ним ненароком загляну,Чтоб зацепить плечом ли, окомОт нас ушедшую страну...