Белозоров Ростислав Алексеевич

БЕЛОЗОРОВ Ростислав Алексеевич

(7.04.1927, Одесса – 24.09.1997)

Капитан 1 ранга. Кандидат военно-морских наук. Писатель.

Отец: научный сотрудник Селекционного института в Одессе Алексей Тихонович Белозоров, мать: Валентина Сергеевна Белозорова (урожденная Турченко) работала в Одесской публичной библиотеке имени Горького. Супруга: Лидия Семеновна Ройтман.

Поступил в Одесскую военно-морскую специальную школу № 6 (1941). Вместе со всей школой эвакуировался из Одессы (27.07.1941) сначала в Ворошиловоградскую область, а потом в село Кува-Сай Ферганской области. Свои впечатления от поездки в эвакуационном эшелоне из Одессы в Кува-Сай описал в очерке «Трое суток в западне» и в повести «Как я не стал адмиралом». Закончил 9 классов и был отправлен на подготовительные курсы в Каспийское Высшее военно-морское училище (1943). Окончил Каспийское Высшее военно-морское училище (1948) в звании лейтенанта и был направлен для прохождения дальнейшей службы на подводную лодку.

Был назначен старшим помощником на «Краснознаменную» ПЛ С-13, которой 6 лет назад командовал капитан 3 ранга Александр Иванович Маринеско (1951). Стал командиром малой дизельной торпедной подводной лодки проекта А-515 «М-351» (1953). Позже руководил военной кафедрой в институте. Лично был знаком с А.И. Маринеско и, отслужив на флоте около 40 лет, в отставке возглавил «Одесское общество Маринеско» (с 5.12.1989).

Автор книги «Рожденные дважды: воспоминания командира подводной лодки «М-351» о спасении экипажа и лодки на Черном море в 1957 году» (2001).

В книге описывается как во время его командования на «Малютке» в 1957 случилась авария, которая к счастью не закончилась трагедией.

Утром 22 августа 1957 подводная лодка «М-351» (проект А 615), которой командовал капитан 3-го ранга Ростислав Белозоров, покинула Балаклаву и вышла в район боевой подготовки для отработки приемов срочного погружения в разных режимах работы двигателей под водой. По воспоминаниям капитана: «Мы вышли из Балаклавы для отработки задач глубоководного погружения. Полигон был совсем рядом. Пришли к нему через два часа. Погода стояла изумительная - ласково светило солнце, на море стоял полнейший штиль. С нашего места ухода на глубину хорошо был виден вход в Балаклавскую бухту, романтично «читались» глазом возвышающиеся на горе генуэзские башни». Успешно проведя три срочных погружения, экипаж после полудня приступил к выполнению четвертого, которое чуть не закончилось трагедией. При уходе подводной лодки под воду, через не полностью закрытую верхнюю захлопку шахты подачи воздуха к дизелям (по сигнализации перед погружением подтверждалось ее полное закрытие), в 6-й отсек лодки поступило около 45 тонн забортной воды. Аварийная продувка балласта не помогла. Подводная лодка от приема значительного дополнительного веса перестала слушаться управления и начала проваливаться на глубину с большим дифферентом на корму. Быстро опустившись на самое дно на глубине 83 метра М-351 воткнулась кормой в илистый грунт и замерла в нем почти вертикально. Дифферент на корму достиг 62 градусов. Переборки внутри лодки при этом почти стали палубами, что серьезно затрудняло для экипажа передвижение в отсеках.

Поступление воды перерыли, но 6-й отсек оказался затопленным на две трети своего объема. Залившаяся вода через поперечную переборку начала проникать в находящийся ниже 7-й отсек. Из-за замыкания в электрощите в 7-м отсеке возник пожар, а когда через считанные секунды щит оказался полностью под водой - он начал работать как кипятильник - вода вокруг него закипела. Электромеханики обесточили 7-й отсек и сбили огонь. Затем по команде, людей из 6-го и 7-го отсеков через пятый отсек вывели в носовую часть лодки.

Рассказывает капитан 2 ранга в отставке Виктор Мигачев: «Тогда на М-351 я, в звании капитан-лейтенанта, командовал электромеханической частью (БЧ-5), и на моих электромехаников выпала самая ударная работа по спасению лодки «изнутри». На наше счастье, после того, как лодка ушла в ил метров на 10-12, аварийное и нормальное освещение в отсеках не вырубилось. Лампочки горели все трое суток подводного плена. Для нас свет был просто сказочно удобным. Это было следствием того, что аккумуляторные ямы во 2-м отсеке сохранили герметичность. Батареи были по нормам рассчитаны до 55 градусов, но выдержали все 62 градуса страшного дифферента. Правда, не хватило плотности запустить основные механизмы и системы. Удалось запустить лишь главный насос в центральном посту, но из-за причудливого расположения лодки он не брал воду».

С лодки выпустили на поверхность аварийный буй. Водолазного белья и легководолазных резиновых комбинезонов на весь экипаж на борту не оказалось, так что самостоятельно покинуть лодку моряки бы не смогли. Подводники как могли боролись за живучесть своей лодки и за свою жизнь. По расчетам, средств регенерации кислорода на борту оставалось на 70 часов, а провизии на двое суток. Пытаясь выровнять дифферент, все моряки перешли в первый отсек, туда же перенесли различные тяжелые предметы, опустошили кормовую дифферентную цистерну. Однако это не помогло сдвинуть с места лодку, глубоко увязшую кормой в грунте. Не удалось пустить в ход и главный осушительный насос, расположенный в центральном посту, чтобы откачать воду из кормовых отсеков. Чтобы помочь водоотливному насосу, весь личный состав, подручными средствами стал черпать воду в корме и, по цепочке, передавать ее в трюм 1-го отсека, где вода понемногу откачивалась за борт. Для этого приходилось поднимать воду вручную на высоту 40-50 метров, так как лодка находилась в почти вертикальном положении.

Несмотря на изнурительный труд по «переносу» вручную более 10 тонн воды, экипаж желаемого результата по освобождению лодки не достиг. При этом подводники окончательно лишились сил, и кроме того концентрация углекислого газа в отсеках лодки значительно увеличилась, людям стало не хватать воздуха. Температура внутри прочного корпуса лодки опустилась до забортных на 80-метровой глубине 7 градусов. Моряки стали замерзать. Рассказывает капитан 2 ранга в отставке Виктор Мигачев: «Экипаж выстроился цепочкой. Нашли банки из-под галет и сухарей, соорудили ручки из бинтов и начали поднимать воду в нос. Конвейер с небольшими перерывами работал 28 часов подряд! Люди устали страшно, но работа хоть как-то позволяла согреться в лодочном «холодильнике». Включили установку РДУ - регенерационную двух ярусную установку для сжигания двуокиси углерода, но этого вредного газа, по нашим подсчетам, выделилось до 3 процентов, и мы никак не могли этот процент снизить. Газоанализаторы ГМУ-2 зашкаливали уже в первые сутки. Через 28 часов из кормы экипаж перетаскал на высоту 35-48 метров и откачал за борт около 10 тонн воды. Положение лодки, меж тем, не менялось. Чтобы хоть как-то психически отвлечься, мы провели комсомольское собрание и приняли моториста Н. Деринчука в комсомол. Наши физические силы были на исходе. К слову сказать, у нас на выходе находился помощник начальника политотдела по комсомолу старший лейтенант Василий Доронин».

Через час после того, как «М-351» в условленное время не вышла на связь, в район ее последнего погружения по тревоге были высланы аварийно-спасательные силы Черноморского флота. Из Севастополя в район аварии прибыл крейсер «Красный Крым» и встал на якоря таким образом, чтобы своим корпусом прикрывать от волн и ветра ССПЛ «Бештау». Туда же для возможной помощи подошли эсминец, плавбаза «Эльбрус», несколько водолазных судов, другие корабли и катера.

Спустя почти сутки с начала «подводного плена», днем 23 августа, начались спасательные работы, общее руководство которыми осуществлял командующий Черноморским флотом вице-адмирал Владимир Афанасьевич Касатонов. Подать в лодку воздух с поверхности сразу не получилось, но со второй попытки со спасательного судна удалось подсоединить шланги вентиляции и трубопровод подачи на «М-351» воздуха высокого давления. К этому времени на место аварии «М-351» прибыл начальник Главного штаба ВМФ адмирал Виталий Алексеевич Фокин, а затем его сменил главком ВМФ СССР адмирал Сергей Георгиевич Горшков.

Вспоминает капитан 3 ранга в отставке Владислав Чертан: «Пока «Бештау» ставилось на якоря и бочки, я поднялся на мостик и попал в страшно нервную атмосферу. Все высокие начальники спорят, ругаются, пытаются решать какие-то вопросы, на меня никто не хочет обращать внимание. Я меж тем решительно настаиваю на внимание к моей персоне и обращаюсь к комбригу капитану 1 ранга Владимиру Куприянову - объясняю, что «мои» водолазы не знают устройства проекта А-615 и мне нужны срочно здесь, рядом с бортом ССПЛ «Бештау», аналогичная лодка. Так, чтобы перед тем, как уйти на глубину, водолазы, за считанные минуты узнали бы, где у А-615 проекта находится эпроновская выгородка, куда подключать подающие воздух и отсасывающие шланги, определиться, где на лодке находятся рымы, скобы и т. д. и вообще - как ориентироваться на корабле, если он под водой стоит «торчком», а его видишь впервые? Тут меня, «всего лишь лейтенанта», увидел командующий Черноморским флотом адмирал Владимир Касатонов, буквально закричав: «Кто Вы такой? И что делаете здесь, на мостике?» Я представился, как полагается, сказав, что я - водолазный специалист, буду управлять действиями водолазов при спасении экипажа подводной лодки и, что в связи с незнанием лодки водолазами, мне немедленно нужна аналогичная лодка проекта А-615. Но в ответ я получил лишь одно: «Вон с мостика!»». Однако требования спасателя были услышаны, вскоре в район аварии подошла подводная лодка проекта А-615.

Погода испортилась, море заштормило. Вспоминает капитан 3 ранга в отставке Владислав Чертан: «Зыбь с моря постепенно перешла в пятибалльный шторм. Ветер свистит в судовых снастях, палубу заливает волнами, «Бештау» сильно рыскает на волнах и никак не может зафиксировать корму над лодкой. Отправлять водолазов в пятибалльный шторм, когда корма спасателя, на которой находится спускоподъемное устройство, гуляет на много метров вверх, вниз и в стороны - мероприятие крайне рискованное, но внизу требуется экстренная помощь и приходится мириться с волнами и рисковать людьми. Для проверки работы системы делаю контрольный спуск водолазного колокола с платформой, но без водолазов. Колокол с беседкой нещадно крутят и крушат волны, стальные троса СПУ работают на разрыв. При подъеме с глубины вся конструкция, уходит в сторону и, как я и боялся, наваливается на сигнальный буй и его кабель-трос. Все это «хозяйство» перепутывается и в итоге - мы рвем кабель-трос сигнального буя и …, лишаемся связи с лодкой. Операция по спасению лодки началась с серьезной неудачи. Как теперь восстановить связь с лодкой, если все море кругом кипит и пениться от штормового ветра и больших опрокидывающихся на судно волн? Так и лодку потерять можно, не спустив на нее ни одного водолаза».

Начались погружения водолазов, но после потери сигнального буя, в условиях постоянного сноса волнами спасательного судна, первая пара водолазов лодку просто не нашла, и только второй паре водолазов повезло. Рассказывает мичман в отставке Иван Герасюта: «Мне дали трос-конец, его следовало закрепить на лодке, чтобы четко обозначить ее местоположение и уже следующих водолазов спускать по этому тросу... Когда беседка с колоколом опустилась на дно, я взял киловаттный светильник и начал разведку. Мой напарник делал то же самое, но в другом направлении. Глубина была очень большой. Я знал, что мне полагается на 83 метрах быть около 20 минут. Дальше резко возрастал риск кессонной болезни. Освещая себе светильником путь во мраке, я пошел наугад, и метров через 15-20 застыл от удивления. Такого мне еще никогда не приходилось видеть. Киловаттный светильник выхватил из глубинной мглы фрагмент подводной лодки, стоящей в грунте почти вертикально! Как же с ней работать придется-то! Подводная лодка стояла в самом неудобном, в самом немыслимом для водолазов положении. Простейшая операция - закрепить трос в районе шестого отсека у самого грунта - отняла много времени. Но я это сделал, и на обратном пути поднял с грунта утонувший кабель сигнального буя. Когда я поднялся в колоколе на поверхность, меня «обрадовали» - сказали, что я находился на 83 метрах два срока, то есть целых сорок минут! Для меня же они пролетели, как несколько секунд. Пришлось в барокамере сидеть целые сутки».

Спустя двое суток, днем 24 августа, спасателям удалось установить телефонную связь с лодкой. С большим трудом через торпедные аппараты на борт лодки водолазами были переданы теплое белье, изолирующие дыхательные аппараты, гидрокомбинезоны, комплекты регенеративного вещества, медикаменты, продукты, горячее какао, вино и другие необходимые вещи. Из воспоминаний капитана Белозорова: «Из-за тяжелых контейнеров-пеналов заднюю крышку торпедного аппарата приоткрывали очень осторожно. Чтобы контейнеры не сорвались вниз, и не покалечили подводников, крышку придерживали с помощью упора. Старший лейтенант медицинской службы Александр Родин медицинским скальпелем перепиливал прочный намокший канат, которым крепились к контейнерам балластины. Балластины при этом обрывались, с грохотом летели вниз и ударялись о стальной комингс переборочной двери, оставляя в нем глубокие вмятины. В контейнерах мы обнаружили 10 патронов регенерации, 12 аппаратов ИДА-51, водолазное белье, 30 литров спирта в резиновом мешке, 30 литров прекрасного крымского вина, 30 литров еще не остывшего какао, медикаменты и... письмо от моей жены, в цехе которой эти контейнеры изготовили. Жена мне писала: «Славушка, родной!.. Просто не верится, что эта записка попадет к тебе в руки. Как вы там? Тяжело вам, наверное. Сегодня полдня сидели на утесе в надежде увидеть, как вас поднимут, но увы.. Обещают завтра. Мы все женщины пытаемся держаться стойко, и я даже сегодня была целый день на работе, там я хоть немного забылась. Только что заходил водолаз Каргаев, который подсоединил к вам воздух. Оказывается, это тот товарищ, с которым мы однажды играли в «козла». Он - просто герой! До скорой встречи! Всем, всем вашим большой привет. Возвращайся скорей! Лида». Между тем время шло. Свидетельствует майор медицинской службы в отставке Александр Родин, член экипажа М-351: «Экипаж М-351 страдал от недостатка воздуха. Регенерационные патроны включили с запозданием - через 8 часов, отчего углекислоты в отсеках накопилось более 3 процентов, и сбить ее никак не удавалось. Патроны следовало включать раньше, чтобы гасить углекислый газ постепенно. Атмосфера стала отравленной, да к тому же физические силы подводников истощились тяжелой работой. В этот момент была совершена ошибка - наш командир капитан 3 ранга Ростислав Белозоров разрешил членам экипажа выпить вина, предполагая, что это как-то подбодрит людей, снимет перенапряжение и позволит чуточку согреться. Многие подводники выпили по кружке или даже две вина. И высокое содержание углекислоты в отсеках не замедлило моментально сказаться. Физическое состояние многих подводников резко ухудшилось. Они начали терять сознание. Впал в полу бредовое состояние помфлагмеха капитан-лейтенант Роман Лазаренко. Чтобы привести его в чувство, я дал ему подышать чистым кислородом из баллона. Участилось сердцебиение и дыхание у капитан-лейтенанта Виктора Мигачева, у других офицеров отмечались те же симптомы отравления. Старшина 2 статьи Волков начал бросаться на людей. Его утихомиривали целой группой, и это удалось только после того, как я «прописал» ему снотворное». От внутриотсечного переохлаждения ни спирт, ни вино - не спасали. Люди становились вялыми, на глазах получая простудные заболевания. Вот как аукнулось забытое на базе водолазное белье. Алкоголь его не заменил».

25 августа за носовой подъемный рым «Малютки» был заведен буксирный трос. В 16 часов 30 минут была сделана первая попытка сдернуть «М-351» с места, однако лодка прочно сидела кормой в грунте. Трос лопнул, но дифферент субмарины удалось уменьшить наполовину с 61 до 37 градусов, что позволило экипажу приступить к осушению кормовых отсеков. Вспоминает мичман в отставке Федор Кремляков: «В это время в «М-351», чувствуя безнадежность положения, пошли на рискованный шаг. Командир собрал в центральном посту личный состав кормовых отсеков (что-то около 10 человек) и обратился к ним с предложением: «Ребята! Вам известно, что буксировочный трос лопнул. Сейчас его заводят повторно, но у меня есть сомнения, что спасатели сумеют это сделать достаточно быстро. Обстановка в лодке вам известна. Я предложил командованию послать трех человек в кормовые отсеки и надуть их воздухом, чтобы попытаться самим откачать воду. Работа эта сопряжена с известным вам риском, поэтому нам ее выполнять запретили. Однако я считаю, что у нас выбора нет. Воздуха для дыхания хватит только на несколько часов, и мы можем не дождаться завершения спасательной операции...». Из десяти моряков были отобраны трое - старшина 1 статьи Кучеров, старшины 2 статьи Козлов и Антоников. Вспоминает капитан 2 ранга в отставке Виктор Мигачев: «Белозоров приказал надуть все кормовые отсеки, начиная от четвертого и заканчивая седьмым, то есть четыре отсека - это, чтобы взялась помпа. Трое подводников ушли в корму, и мы за ними задраили переборочную дверь. Теперь эти трое стали отрезанными от остального экипажа, и помочь им в случае необходимости мы могли только за счет ухудшения состояния всех остальных моряков. Даем воздух из баллонов ВВД - он начал давить на воду в шестом и седьмом отсеках. Давление в кормовых отсеках выросло с 2 кг/см до 3,2 кг/см. Антоников полураздетый нырял в ледяную воду и готовил насос к работе… Насос включился и начал забирать воду… Но в это время сверху раздается команда капитана 1 ранга Николая Смирнова: «Работы прекратить, стальной трос повторно заведен - буксиры приготовились к рывку». С сожалением отдаю команду выключить насос. Оказалось - преждевременно, ибо наверху опять что-то не клеится, а время идет. Не сидеть же, сложа руки? Приказываю вновь запустить насос. А он мерзавец - не запускается. Почти полтора часа уродовались Антоников, Кучеров и Козлов. Насос вновь начал забирать, когда мы еще «чуточку» подняли давление. Пока наверху готовились нас выдергивать, великолепная тройка подводников, дрожащих от холода - Антоников, Кучеров и Козлов - откачали всю воду из шестого и почти все - из седьмого отсеков. Около десяти тонн воды осталось лишь в трюме седьмого отсека. В результате этих действий М-351 избавилась от излишнего веса и получила положительную плавучесть».

Спустя трое суток, в ночь на 26 августа, несмотря на риск, спасатели тремя буксирами вновь стали пытаться выдернуть субмарину из ила. Сначала ничего не получалось, но наконец лодка сдвинулась и пошла вверх. 26 августа 1957 года в 2 часа 30 минут аварийная субмарина поднялась на поверхность. 84,5 часа, то есть более трех суток, подводного плена для экипажа «М-351», 35 матросов и 7 офицеров, закончились, никто из них не погиб. 7 января 1958 года был подписан Указ Президиума Верховного Совета СССР «О награждении орденами и медалями СССР личного состава Военно-Морского Флота». За образцовое выполнение задания командования и проявленные при этом самоотверженность, мужество и инициативу орденом Красной Звезды были награждены спасатели: капитан 2 ранга Павел Никольский, мичманы Алексей Ивлев, Юрий Каргаев, Федор Кремляков, Николай Литвинов. Медалью «За боевые заслуги» - награждены мичман Дмитрий Карпаев, главный старшина Борис Маснев, старший матрос Владимир Стопкин, старшины 1 статьи Юрий Баранов, Порфирий Шляхетко. Подводников «М-351» мужественно и самоотверженно боровшихся за живучесть лодки в течение 3,5 суток награждать не стали, посчитав их виновниками аварийного происшествия.

Источники: информация со страницы форума «Всероссийское генеалогическое древо» .

Похоронен на Втором христианском кладбище

Фото август 2012