Фаина Георгиевна Раневская прожила долго -- 88
лет (родилась в 1896, а умерла в 1984 году). Актриса, способная заменить собой всю труппу; философ с цигаркой, скандальная особа, язвительная дама с толстым голосом, страшно одинокая и ранимая душа... Гремучая смесь! Она никогда не стесняла себя в выражениях. Многие полагали, будто Раневская придумывала шутки, афоризмы, которые потом разлетались по Москве и двигались дальше. На самом деле Фаине Георгиевне незачем было что-то сочинять. Ее остроумие сродни рефлексу -- оно непроизвольное. Настоящая фамилия Раневской -- Фельдман. Она
была из весьма состоятельной семьи. Когда Фаину Георгиевну попросили написать автобиографию, она начала так: "Я -- дочь небогатого
нефтепромышленника..." Дальше дело не пошло.  В юности, после революции, Раневская очень бедствовала и в трудный момент обратилась за помощью к одному из приятелей своего отца. Тот ей сказал: - Дать дочери Фельдмана мало -- я не могу. А много--у меня уже нет... - Первый сезон в Крыму, я играю в пьесе
Сумбатова Прелестницу, соблазняющую юного красавца. Действие происходит в горах Кавказа. Я стою на горе и говорю противно-нежным голосом: "Шаги мой легче пуха, я умею скользить, как змея..." После этих слов мне удалось свалить декорацию, изображавшую гору, и больно ушибить партнера. В публике смех, партнер, стеная, угрожает оторвать мне голову. Придя домой, я дала себе слово уйти со сцены. - Белую лисицу, ставшую грязной, я самостоятельно выкрасила чернилами. Высушив, решила украсить ею туалет, набросив лису на шею. Платье на мне было розовое, с претензией на элегантность. Когда я начала кокетливо беседовать с партнером в комедии "Глухонемой (партнером моим был актер Ечменев), он, увидев черную шею, чуть не потерял сознание. Лисица на мне непрестанно линяла. Публика веселилась при виде моей черной шеи, а с премьершей театра, сидевшей в ложе, бывшим моим педагогом, случилось нечто вроде истерики... (это была П.Л.Вульф). И это был второй повод для меня уйти со сцены. - Знаете, -- вспоминала через полвека Раневская, -- когда я увидела этого лысого на броневике, то поняла: нас ждут большие неприятности. О своей жизни Фаина Георгиевна говорила: - Если бы я, уступая просьбам, стала писать о себе, это была бы жалобная книга -- "Судьба -- шлюха". - В театре меня любили талантливые, бездарные ненавидели, шавки кусали и рвали на части. - Лучше быть хорошим человеком, «ругающимся матом», чем тихой, воспитанной тварью. - Под самым красивым хвостом павлина скрывается самая обычная куриная жопа. Так что меньше пафоса, господа. - Нет полных женщин, есть тесная одежда. - Если человек тебе сделал зло – ты дай ему конфетку, он тебе зло – ты ему конфетку… И так до тех пор, пока у этой твари не разовьётся сахарный диабет. - Я заметила, что если не кушать хлеб, сахар, жирное мясо, не пить пиво с рыбкой – морда становится меньше, но грустнее. - Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на диеты, жадных мужчин и плохое настроение. - Хрен, положенный на мнение окружающих, обеспечивает спокойную и счастливую жизнь. - Женщины – это не слабый пол. Слабый пол – это гнилые доски. - Я -- выкидыш Станиславского. - Я провинциальная актриса. Где я только ни
служила! Только в городе Вездесранске не служила!.. В свое время именно Эйзенштейн дал застенчивой, заикающейся дебютантке, только появившейся на "Мосфильме", совет, который оказал значительное влияние на ее жизнь. -- Фаина, -- сказал Эйзенштейн, -- ты погибнешь, если не научишься требовать к себе внимания, заставлять людей подчиняться твоей воле. Ты погибнешь, и актриса из тебя не получится! Вскоре Раневская продемонстрировала наставнику, что кое-чему научилась. Узнав, что ее не утвердили на роль в "Иване Грозном", она пришла в негодование и на чей-то вопрос о съемках этого фильма крикнула: -Лучше я буду продовать кожу с жопы, чем сниматься у Эйзенштейна! Автору "Броненосца" незамедлительно донесли, и он отбил из Алма-Аты восторженную телеграмму: "Как идет продажа?" - Я, в силу отпущенного мне дарования,
пропищала как комар. - Я жила со многими театрами, но так и не получила удовольствия. Раневская вспоминала: - Ахматова мне говорила: "Вы великая актриса". И тут же добавляла: "Ну да, я великая артистка, и поэтому я ничего не играю, меня надо сдать в музей. Я не великая артистка, а великая жопа". Долгие годы Раневская жила в Москве в Старопименовском переулке. Ее комната в большой коммунальной квартире упиралась окном в стену соседнего дома и даже в светлое время суток освещалась электричеством. Приходящим к ней впервые Фаина Георгиевна говорила: - Живу, как Диоген. Видите, днем с огнем! Марии Мироновой она заявила: - Это не комната. Это сущий колодец. Я чувствую себя ведром, которое туда опустили. - Но ведь так нельзя жить, Фаина. - А кто вам сказал, что это жизнь? Миронова решительно направилась к окну. Подергала за ручку, остановилась. Окно упиралось в глухую стену. - Господи! У вас даже окно не открывается... - По барышне говядина, по дерьму черепок... Эта жуткая комната с застекленным эркером была свидетельницей исторических диалогов и абсурдных сцен. Однажды ночью сюда позвонил Эйзенштейн. И без того неестественно высокий голос режиссера звучал с болезненной пронзительностью: - Фаина! Послушай внимательно. Я только что из Кремля. Ты знаешь, что сказал о тебе Сталин?! Это был один из тех знаменитых ночных просмотров, после которого "вождь народов" произнес короткий спич: - Вот товарищ Жаров хороший актер, понаклеит усики, бакенбарды или нацепит бороду, и все равно сразу видно, что это Жаров. А вот Раневская ничего не наклеивает и все равно всегда разная... - Как вы живете? -- спросила как-то Ия Саввина Раневскую. - Дома по мне ползают тараканы, как зрители по Генке Бортникову, - ответила Фаина Георгиевна. - Фаина Георгиевна, как ваши дела? - Вы знаете, милочка, что такое говно? Так оно по сравнению с моей жизнью -- повидло. - Как жизнь, Фаина Георгиевна? - Я вам еще в прошлом году говорила, что говно. Но тогда это был марципанчик. - Когда я умру, похороните меня и на памятнике
напишите: "Умерла от отвращения". - У меня отвратительные паспортные данные. Посмотрела в
паспорт, увидела, в каком году я родилась, и только ахнула... - Старость -- это просто свинство. Я считаю, что это невежество Бога, когда он позволяет доживать до старости. Господи, уже все ушли, а я все живу. Бирман -- и та умерла, а уж от нее я этого никак не ожидала. Страшно, когда тебе внутри восемнадцать, когда восхищаешься прекрасной музыкой, стихами, живописью, а тебе уже пора, ты ничего не успела, а только начинаешь жить - Ох уж эти несносные журналисты! Половина лжи, которую они распространяют обо мне, не соответствует действительности. - Старухи бывают ехидны, а к концу жизни бывают и стервы, и сплетницы, и негодяйки... Старухи, по моим наблюдениям, часто не обладают искусством быть старыми. А к старости надо добреть с утра до вечера! - В мои годы один может быть любовник -- домашний
клозет. - Когда у попрыгуньи болят ноги, она прыгает сидя. - Жизнь моя... Прожила около, все не удавалось.
Как рыжий у ковра. "Мне попадаются не лица, а личное оскорбление!" - У нее не лицо, а копыто, -- говорила об одной
актрисе Раневская. - Смесь степного колокольчика с гремучей змеей, -- говорила она о другой. О коллегах-артистах: - У этой актрисы жопа висит и болтается, как сумка у гусара. - У него голос -- будто в цинковое ведро ссыт.  - Он умрет от расширения фантазии. - Пипи в трамвае -- все, что он сделал в искусстве. Раневская о проходящей даме: "Такая задница называется "жопа-игрунья". А о другой: "С такой жопой надо сидеть дома!" Обсуждая только что умершую подругу-актрису: -- Хотелось бы мне иметь ее ноги -- у нее были прелестные ноги! Жалко -- теперь пропадут... Однажды Раневская участвовала в заседании приземной комиссии в театральном институте. Последней абитуриентке, в качестве дополнительного вопроса, достается задание: - Девушка, изобразите нам что-нибудь очень эротическое, с крутым обломом в конце... Через секунду приемная комиссия слышит нежный стон: - А... аа... ааа... Аа-а-а-пчхи!!! Раневская и Марецкая идут по Тверской. Раневская говорит: - Тот слепой, которому ты подала монетку, не притвора, он действительно не видит. - Почему ты так решила? - Он же сказал тебе: "Спасибо, красотка!" Встречаются Раневская и Марлен Дитрих. - Скажите, -- спрашивает Раневская, -- вот почему вы все такие худенькие да стройненькие, а мы -- большие и толстые? - Просто диета у нас особенная: утром -- кекс, вечером -- секс. - Ну, а если не помогает? - Тогда мучное исключить. - Критикессы -- амазонки в климаксе. - Когда нужно пойти на собрание труппы, такое чувство, что сейчас предстоит дегустация меда с касторкой. О своих работах в кино: "Деньги съедены, а
позор остался". - Сняться в плохом фильме -- все равно что плюнуть в вечность. - Получаю письма: "Помогите стать актером". Отвечаю: "Бог поможет!" - Когда мне не дают роли, чувствую себя пианисткой, которой отрубили руки. - Жемчуг, который я буду носить в первом акте, должен быть настоящим, - требует капризная молодая актриса. - Все будет настоящим, -- успокаивает ее Раневская. -- Все: и жемчуг в первом действии, и яд - в последнем. - Приходите, я покажу вам фотографии неизвестых народных артистов СССР, -- зазывада к себе Раневская. - Фаина Георгиевна! Галя Волчек поставила "Вишневый сад". - Боже мой, какой ужас! Она продаст его в первом действии. - У Юрского течка на профессию режиссера. Хотя актер он замечательный. "...Ну и лица мне попадаются, не лица, а личное скорбление! В театр вхожу как в мусоропровод: фальшь, жестокость, лицемерие. Ни одного честного слова, ни одного честного глаза! Карьеризм, Подлость, алчные старухи! ...Тошно от театра. Дачный сортир. Обидно кончать свою жизнь в сортире. Раневская постоянно опаздывала на репетиции. Завадскому это надоело, и он попросил актеров о том, чтобы, если Раневская еще раз опоздает, просто ее не замечать. Вбегает, запыхавшись, на репетицию Фаина Георгиевна: - Здравствуйте! Все молчат. - Здравствуйте! Никто не обращает внимания. Она в третий раз: - Здравствуйте! Опять та же реакция. - Ах, нет никого?! Тогда пойду поссу. - Доктор, в последнее время я очень озабочена своими умственными способностями, -- жалуется Раневская психиатру. - А в чем дело? Каковы симптомы? - Очень тревожные: все, что говорит Завадский, кажется мне разумным... - Нонна, а что, артист Н. умер? -- Умер. - То-то я смотрю, он в гробу лежит... - Ох, вы знаете, у Завадского такое горе! - Какое горе? - Он умер. Раневская забыла фамилию актрисы, с которой должна была играть на сцене: - Ну эта, как ее... Такая плечистая в заду... - Почему, Фаина Георгиевна, вы не ставите и свою подпись под этой пьесой? Вы же ее почти заново за автора переписали! - А меня это устраивает. Я играю роль яиц: участвую, но не вхожу. Узнав, что ее знакомые идут сегодня в театр посмотреть ее на сцене, Раневская пыталась их отговорить: - Не стоит ходить: и пьеса скучная, и постановка слабая... Но раз уж все равно идете, я вам советую уходить после второго акта. - Почему после второго? - После первого очень уж большая давка в гардеробе. Говорят, что этот спектакль не имеет успеха у зрителей? -- Ну, это еще мягко сказано, -- заметила Раневская. -- Я вчера позвонила в кассу, и спросила, когда начало представления. - И что? - Мне ответили: "А когда вам будет удобно?" - Я была вчера в театре, -- рассказывала Раневская. -- Актеры играли так плохо, особенно Дездемона, что когда Отелло душил ее, то публика очень долго аплодировала. - Очень сожалею, Фаина Георгиевна, что вы не были на премьере моей новой пьесы, -- похвастался Раневской Виктор Розов. -- Люди у касс устроили форменное побоище! - И как? Удалось им получить деньги обратно? - Ну-с, Фаина Георгиевна, и чем же вам не понравился финал моей последней пьесы? - Он находится слишком далеко от начала. Как-то она сказала: - Четвертый раз смотрю этот фильм и должна вам сказать, что сегодня актеры играли как никогда. Вернувшись в гостиницу в первый день после приезда на гастроли в один провинциальный город, Раневская со смехом рассказывала, как услышала перед театром такую реплику аборигена: "Спектакль сегодня вечером, а они до сих пор не могут решить, что будут играть!" И он показал на афишу, на которой было написано "Безумный день, или Женитьба Фигаро". Раневская повторяла: "Мне осталось жить всего сорок пять минут. Когда же мне все-таки дадут интересную роль?" Ей послали пьесу Жана Ануя "Ужин в Санлисе", где была маленькая роль старой актрисы. Вскоре Раневская позвонила Марине Нееловой: "Представьте себе, что голодному человеку предложили монпансье. Вы меня поняли? Привет!" В Театре имени Моссовета, где Раневская работала последние годы, у нее не прекращались споры с главным режиссером Юрием Завадским. И тут она давала волю своему острому языку. Когда у Раневской спрашивали, почему она не ходит на беседы Завадского о профессии актера, Фаина Георгиевна отвечала: - Я не люблю мессу в бардаке. Во время репетиции Завадский за что-то обиделся на актеров, не сдержался, накричал и выбежал из репетиционного зала, хлопнув дверью, с криком: "Пойду повешусь!" Все были подавлены. В тишине раздался спокойный голос Раневской: "Юрий Александрович сейчас вернется. В это время он ходит в туалет". В "Шторме" Билль-Белоцерковского Раневская с удовольствием играла "спекулянтку". Это был сочиненный ею текст -- автор разрешил. После сцены Раневской -- овация, и публика сразу уходила. "Шторм" имел долгую жизнь в разных вариантах, а Завадский ее "спекулянтку" из спектакля убрал. Раневская спросила у него: "Почему?" Завадский ответил: "Вы слишком хорошо играете свою роль спекулянтки, и от этого она запоминается чуть ли не как главная фигура спектакля..." Раневская предложила: "Если нужно для дела, я буду играть свою роль хуже". Однажды Завадский закричал Раневской из зала: "Фаина, вы своими выходками сожрали весь мой замысел!" "То-то у меня чувство, как будто наелась говна", - достаточно громко пробурчала Фаина. "Вон из
театра!" - крикнул мэтр. Раневская, подойдя к авансцене, ответила ему: "Вон из искусства!!" Раневская говорила: - Завадский простудится только на моих похоронах. - Завадскому дают награды не по заслугам, а по потребностям. У него нет только звания "Мать -- героиня". - Завадскому снится, что он похоронен на Красной площади. - Завадский родился не в рубашке, а в енотовой шубе.  Как-то она и прочие актеры ждали прихода на репетицию Завадского, который только что к своему юбилею получил звание Героя Социалистического Труда. После томительного ожидания режиссера Раневская громко произнесла: - Ну, где же наша Гертруда? Раневская вообще была любительницей сокращений. Однажды начало генеральной репетиции перенесли сначала на час, потом еще на 15 минут. Ждали представителя райкома -- даму очень средних лет, Заслуженного работника культуры. Раневская, все это время не уходившая со сцены в сильнейшшем раздражении спросила в микрофон: - Кто-нибудь видел нашу ЗасРаКу?! Творческие поиски Завадского аттестовались Раневской не иначе как "капризы беременной кенгуру". Делая скорбную мину, Раневская замечала: - В семье не без режиссера. Раневская говорила начинающему композитору, сочинившему колыбельную: - Уважаемый, даже колыбельную нужно писать так, чтобы люди не засыпали от скуки... Как-то раз Раневскую остановил в Доме актера один поэт, занимающий руководящий пост в Союзе писателей. - Здравствуйте, Фаина Георгиевна! Как ваши дела? - Очень хорошо, что вы спросили. Хоть кому-то интересно, как я живу! Давайте отойдем в сторонку, и я вам с удовольствием обо всем расскажу. - Нет-нет, извините, но я очень спешу. Мне, знаете ли, надо еще на заседание... - Но вам же интересно, как я живу! Что же вы сразу убегаете, вы послушайте. Тем более, что я вас не задержу надолго, минут сорок, не больше. Руководящий поэт начал спасаться бегством. - Зачем же тогда спрашивать, как я живу?! -- крикнула ему вслед Раневская. За исполнение произведений на эстраде и в театре писатели и композиторы получают авторские отчисления с кассового сбора. Раневская как-то сказала по этому поводу: - А драматурги неплохо устроились -- получают отчисления от каждого спектакля своих пьес! Больше ведь никто ничего подобного не получает. Возьмите, например, архитектора Рерберга. По его проекту построено в Москве здание Центрального телеграфа на Тверской. Даже доска висит с надписью, что здание это воздвигнуто по проекту Ивана Ивановича Рерберга. Однако же ему не платят отчисления за телеграммы, которые подаются в его доме! - Берите пример с меня, -- сказала как-то Раневской одна солистка Большого театра. -- Я недавно застраховала свой голос на очень крупную сумму. - Ну, и что же вы купили на эти деньги? Раневская кочевала по театрам. Театральный критик Наталья Крымова спросила: - Зачем все это, Фаина Георгиевна? - Искала... -- ответила Раневская. - Что искали? - Святое искусство. - Нашли? - Да. - Где? - В Третьяковской галерее... Поклонница просит домашний телефон Раневской. Она: - Дорогая, откуда я его знаю? Я же сама себе никогда не звоню Валентин Маркович Школьников, директор-распорядитель Театра имени Моссовета, вспоминал: "На гастролях в Одессе какая-то дама долго бежала за нами, потом спросила: - Ой, вы -- это она? Раневская спокойно ответила своим басовитым голосом: - Да, я -- это она". В купе вагона назойливая попутчица пытается разговорить Раневскую, - Позвольте же вам представиться. Я -- Смирнова. - А я -- нет. Брежнев, вручая в Кремле Раневской орден Ленина, выпалил: - Муля! Не нервируй меня! - Леонид Ильич, -- обиженно сказала Раневская, -- так ко мне обращаются или мальчишки, или хулиганы. Генсек смутился, покраснел и пролепетал, оправдываясь: - Простите, но я вас очень люблю. В Кремле устроили прием и пригласили на него много знатных и известных людей. Попала туда и Раневская. Предполагалось, что великая актриса будет смешить гостей, но ей самой этого не хотелось. Хозяин был разочарован: - Мне кажется, товарищ Раневская, что даже самому большому в мире глупцу не удалось бы вас рассмешить. - А вы попробуйте, -- предложила Фаина Георгиевна. - Я не пью, я больше не курю и я никогда не изменяла мужу -- потому еще, что у меня его никогда не было, -- заявила Раневская, упреждая возможные вопросы журналиста. - Так что же, -- не отстает журналист, - значит у вас совсем нет никаких недостатков? - В общем, нет, -- скромно, но с достоинством ответила Раневская. И после небольшой паузы добавила: - Правда, у меня большая жопа и я иногда немножко привираю... - Шкаф Любови Петровны Орловой так забит
нарядами, -- говорила Раневская, -- что моль, живущая в нем, никак не может научиться летать! Одной даме Раневская сказала, что та попрежнему молода и прекрасно выглядит. - Я не могу ответить вам таким же комплиментом, -- дерзко ответила та. - А вы бы, как и я, соврали! -- посоветовала Фаина Георгиевна. В доме отдыха на прогулке приятельница проникновенно заявляет: - Я обожаю природу. Раневская останавливается, внимательно осматривает ее и говорит: - И это после того, что она с тобой сделала? Раневская подходит к актрисе N., мнившей себя неотразимой красавицей, и спрашивает: - Вам никогда не говорили, что вы похожи на Брижит Бардо? - Нет, никогда, -- отвечает N., ожидая комплимента. Раневская окидывает ее взглядом и с удовольствием заключает: - И правильно, что не говорили. Хозяйка дома показывает Раневской свою фотографию детских лет. На ней снята маленькая девочка на коленях пожилой женщины. - Вот такой я была тридцать лет назад. - А кто эта маленькая девочка? -- с невинным видом спрашивает Фаина Георгиевна. Даже любя человека, Раневская не могла удержаться от колкостей. Досталось и Любови Орловой. Фаина Георгиевна рассказывала, вернее, разыгрывала миниатюры, на глазах превращаясь в элегантную красавицу - Любочку. Любочка рассматривает свои новые кофейно-бежевые перчатки: - Совершенно не тот оттенок! Опять придется лететь в Париж. Еще "из Орловой". - Ну что, в самом деле, Чаплин, Чаплин... Какой раз хочу посмотреть, во что одета его жена, а она опять в своем беременном платье! Поездка прошла совершенно впустую. Раневская обедала как-то у одной дамы, столь экономной, что Фаина Георгиевна встала из-за стола совершенно голодной. Хозяйка любезно сказала ей: - Прошу вас еще как-нибудь прийти ко мне отобедать. - С удовольствием, -- ответила Раневская, -- хоть сейчас! - Вы слышали, как не повезло писателю N.? -- спросили у Раневской. - Нет, а что с ним случилось? - Он упал и сломал правую ногу. - Действительно, не повезло. Чем же он теперь будет писать? - посочувствовала Фаина Георгиевна. Журналист спрашивает у Раневской: - Как вы считаете, в чем разница между умным человеком и дураком? - Дело в том, молодой человек, что умный знает, в чем эта разница, но никогда об этом не спрашивает. - Кем была ваша мать до замужества? -- спросил у Раневской настырный интервьюер. - У меня не было матери до ее замужества, -- пресекла Фаина Георгиевна дальнейшие вопросы. У Раневской спросили, любит ли она Рихарда Штрауса, и услышали в ответ: - Как Рихарда я люблю Вагнера, а как Штрауса -- Иоганна. Идущую по улице Раневскую толкнул какой-то человек, да еще и обругал грязными словами. Фаина Георгиевна сказала ему: - В силу ряда причин я не могу сейчас ответить вам словами, какие употребляете вы. Но я искренне надеюсь, что когда вы вернетесь домой, ваша мать выскочит из подворотни и как следует вас искусает. Приятельница сообщает Раневской: - Я вчера была в гостях у N. И пела для них два часа... Фаина Георгиевна прерывает ее возгласом: - Так им и надо! Я их тоже терпеть не могу! Раневскую о чем-то попросили и добавили: - Вы ведь добрый человек, вы не откажете. - Во мне два человека, -- ответила Фаина Георгиевна. -- Добрый не может отказать, а второй может. Сегодня как раз дежурит второй. В переполненном автобусе, развозившем артистов после спектакля, раздался неприличный звук. Раневская наклонилась к уху соседа и шепотом, но так, чтобы все слышали, выдала: - Чувствуете, голубчик? У кого-то открылось второе дыхание! В театре. - Извините, Фаина Георгиевна, но вы сели на мой веер! - Что? То-то мне показалось, что снизу дует. Артист "Моссовета" Николай Афонин жил рядом с Раневской. У него был "горбатый" "Запорожец", и иногда Афонин подвозил Фаину Георгиевну из театра домой. Как-то в его "Запорожец" втиснулись сзади три человека, а впереди, рядом с Афониным, села Раневская. Подъезжая к своему дому, она спросила: - К-Колечка, сколько стоит ваш автомобиль? Афонин сказал: - Две тысячи двести рублей, Фаина Георгиевна. - Какое блядство со стороны правительства, -- мрачно заключила Раневская, выбираясь из горбатого аппарата. Как-то начальник ТВ Лапин спросил: - Когда же вы, Фаина Георгиевна, засниметесь для телевидения? "После такого вопроса должны были бы последовать арест и расстрел", - говорила Раневская. В другой раз Лапин спросил ее: - В чем я увижу вас в следующий раз? - В гробу, -- предположила Раневская. Литературовед Зильберштейн, долгие годы редактировавший "Литературное наследство", попросил как-то Раневскую написать воспоминания об Ахматовой. - Ведь вы, наверное, ее часто вспоминаете, -- спросил он. - Ахматову я вспоминаю ежесекундно, -- ответила Раневская, -- но написать о себе воспоминания она мне не поручала. А потом добавила: "Какая страшная жизнь ждет эту великую женщину после смерти - воспоминания друзей". В больнице, увидев, что Раневская читает Цицерона, врач заметил: - Не часто встретишь женщину, читающую Цицерона. - Да и мужчину, читающего Цицерона, встретишь не часто, - парировала Фаина Георгиевна. В театре им. Моссовета Охлопков ставил "Преступление и наказание". Геннадию Бортникову как раз об эту пору выпало съездить во Францию и встретиться там с дочерью Достоевского. Как-то, обедая в буфете театра, он с восторгом рассказывал коллегам о встрече с дочерью, как эта дочь похожа на отца: - Вы не поверите, друзья, абсолютное портретное сходство, ну просто одно лицо! Сидевшая тут же Раневская подняла лицо от супа и как бы между прочим спросила: - И с бородой? Раневская стояла в своей грим-уборной совершенно голая. И курила. Вдруг к ней без стука вошел директор-распорядитель театра имени Моссовета Валентин Школьников. И ошарашенно замер. Фаина Георгиевна спокойно спросила: - Вас не шокирует, что я курю? Известная актриса в истерике кричала на собрании
труппы: - Я знаю, вы только и ждете моей смерти, чтобы прийти и плюнуть на мою могилу! Раневская толстым голосом заметила: - Терпеть не могу стоять в очереди! Режиссер театра имени Моссовета Андрей Житинкин вспоминает. - Это было на репетиции последнего спектакля Фаины Георгиевны "Правда хорошо, а счастье лучше" по Островскому. Репетировали Раневская и Варвара Сошальская. Обе они были почтенного возраста: Сошальской -- к восьмидесяти, а Раневской -- за восемьдесят. Варвара была в плохом настроении: плохо спала, подскочило давление. В общем, ужасно. Раневская пошла в буфет, чтобы купить ей шоколадку или что-нибудь сладкое, дабы поднять подруге настроение. Там ее внимание привлекла одна диковинная вещь, которую она раньше никогда не видела -- здоровенные парниковые огурцы, впервые появившиеся в Москве посреди зимы. Раневская, заинтригованная, купила огурец невообразимых размеров, положила в глубокий карман передника (она играла прислугу) и пошла на сцену. В тот момент, когда она должна была подать барыне (Сошальской) какой-то предмет, она вытащила из кармана огурец и говорит: - Вавочка (так в театре звали Сошальскую), я дарю тебе этот огурчик. Та обрадовалась: - Фуфочка, спасибо, спасибо тебе. Раневская, уходя со сцены, вдруг повернулась, очень хитро подмигнула и продолжила фразу: - Вавочка, я дарю тебе этот огурчик. Хочешь ешь его, хочешь - живи с ним. Идет обсуждение пьесы. Все сидят. Фаина Георгиевна, рассказывая что-то, встает, чтобы принести книгу, возвращается, продолжая говорить стоя. Сидящие слушают и вдруг: - Проклятый девятнадцатый век, проклятое воспитание: не могу стоять, когда мужчины сидят, -- как бы между прочим замечает Раневская. - Дорогая, сегодня спала с незапертой дверью. А если бы кто-то вошел, - всполошилась приятельница Раневской, дама пенсионного возраста. - Ну сколько можно обольщаться, -- пресекла Фаина Георгиевна собеседницу. - Почему женщины так много времени и средств уделяют внешнему виду, а не развитию интеллекта? - Потому что слепых мужчин гораздо меньше, чем глупых. - А вы куда хотели бы попасть, Фаина Георгиевна, -- в рай или ад? - спросили у Раневской. - Конечно, рай предпочтительнее из-за климата, но веселее мне было бы в аду -- из-за компании, - рассудила Фаина Георгиевна. Некая энергичная поэтесса без комплексов предложила Раневской спекулятивное барахло: духи мытищинского разлива и искусственный половой член - "агрэгат из Парижа". "Сказала, что покупала специально для меня. Трогательно. Я не приобрела, но родила экспромт: Уезжая в тундру, Продала доху. И купила пундру И фальшивый х... Есть дамы, которые, представьте себе, этим пользуются. Что за мир? Сколько идиотов вокруг, как весело от них!"  - О, самое трудное я делаю до завтрака, -- сообщила она. - И что же это? - Встаю с постели. В Комарове, рядом с санаторием, где отдыхает Раневская, проходит железная дорога. - Как отдыхаете, Фаина Георгиевна? - Как Анна Каренина. В другой раз, отвечая на вопрос, где отдыхает летом, Раневская объясняла: - В Комарове -- там еще железная дорога - в санатории имени Анны Карениной. Раневская рассказывала, как они с группой артистов театра поехали в подшефный колхоз и зашли в правление представиться и пообщаться с народом. Вошедший с ними председатель колхоза вдруг застеснялся шума, грязи и табачного дыма. - Еб вашу мать! - заорал он, перекрывая другие голоса - Во что вы превратили правление, еб вашу мать. У вас здесь знаете что?.. Бабы, выйдите! (Бабы вышли.) У вас здесь, если хотите, хаос! Раневская со всеми своими домашними и огромным багажом приезжает на вокзал. - Жалко, что мы не захватили пианино, - говорит Фаина Георгиевна. - Неостроумно, - замечает кто-то из сопровождавших. - Действительно неостроумно, - вздыхает Раневская. - Дело в том, что на пианино я оставила все билеты. Раневская в замешательстве подходит к кассе, покупает билет в кино. - Да ведь вы же купили У меня билет на этот сеанс пять минут назад, - удивляется кассир. - Я знаю, - говорит Фаина Георгиевна. - Но у входа в кинозал какой-то болван взял и разорвал его. Раневская ходит очень грустная, чем-то расстроена. - У меня украли жемчужное ожерелье! - Как оно выглядело? - Как настоящее... Фаина Георгиевна вернулась домой бледная, как смерть, и рассказала, что ехала от театра на такси. - Я сразу поняла, что он лихач. Как он лавировал между машинами, увиливал от грузовиков, проскакивал прямо перед носом у прохожих! Но по-настоящему я испугалась уже потом. Когда мы приехали, он достал лупу, чтобы посмотреть на счетчик! Как-то на гастролях Фаина Георгиевна зашла в местный музей и присела в кресло отдохнуть. К ней подошел смотритель и сделал замечание: - Здесь сидеть нельзя, это кресло графа Суворова Рымникского. - Ну и что? Его ведь сейчас нет. А как придет, я встану. Во время гастролей во Львове ночью, выйдя однажды на балкон гостиницы, Фаина Георгиевна с ужасом обнаружила светящееся неоновыми буквами огромных размеров неприличное существительное на букву "е". Потрясенная ночными порядками любимого города, добропорядочно соблюдавшего моральный советский кодекс днем, Раневская уже не смогла заснуть и лишь на рассвете разглядела потухшую первую букву "М" на вывеске мебельного магазина, написанной по-украински: "Мебля". - Фуфа, почему ты всегда подходишь к окну, когда я начинаю петь? - Я не хочу, чтобы соседи подумали, будто я бью тебя! Близким друзьям, которые ее посещали, Раневская иногда предлагала посмотреть на картину, которую она нарисовала. И показывала чистый лист. - И что же здесь изображено? -- интересуются зрители. - Разве вы не видите? Это же переход евреев через Красное море. - И где же здесь море? - Оно уже позади. - А где евреи? - Они уже перешли через море. - Где же тогда египтяне? - А вот они-то скоро появятся! Ждите! Раневская приглашает в гости и предупреждает, что звонок не работает: - Как придете, стучите ногами. - Почему ногами, Фаина Георгиевна? - Но вы же не с пустыми руками собираетесь приходить! Перед Олимпиадой 80-го года в московскую торговлю поступила инструкция: быть особо вежливыми и ни в чем покупателям не отказывать. По этому поводу ходило много анекдотов. Вот один, весьма похожий на быль. Заходит в магазин на Таганке мужчина и спрашивает: - Мне бы перчатки... - Вам какие? Кожаные, замшевые, шерстяные? - Мне кожаные. - А вам светлые или темные? - Черные. - Под пальто или под плащ? - Под плащ. - Хорошо... Принесите, пожалуйста, нам ваш плащ, и мы подберем перчатки нужного цвета и фасона. Рядом стоит Раневская и все это слушает. Потом наклоняется к мужчине и театральным шепотом, так что слышит весь торговый зал, говорит: - Не верьте, молодой человек! Я им уже и унитаз приволокла, и жопу показывала, а туалетной бумаги все равно нет! - Что это у вас, Фаина Георгиевна, глаза воспалены? - Вчера отправилась на премьеру, а передо мной уселась необычно крупная женщина. Пришлось весь спектакль смотреть через дырочку от сережки в ее ухе. Однажды Раневская потребовала у Тани Щегловой - инженера по профессии - объяснить ей, почему железные корабли не тонут. Таня попыталась напомнить Раневской закон Архимеда. - Что вы, дорогая, у меня была двойка, -- отрешенно сетовала Фаина Георгиевна. - Почему, когда вы садитесь в ванну, вода вытесняется и льется на пол? - наседала Таня. - Потому что у меня большая жопа, -- грустно отвечала Раневская. Маша Голикова, внучатая племянница Любови Орловой, подрабатывала корреспондентом на радио. После записи интервью она пришла к Фаине Георгиевне и сказала: - Все хорошо, но в одном месте нужно переписать слово "фенОмен". Я проверила, современное звучание должно быть с ударением в середине слова - "фенОмен". Раневская переписала весь кусок, но, дойдя до слова "фенОмен", заявила в микрофон: - ФеномЕн, феномЕн и еще раз феномЕн, а кто говорит "фенОмен", п- У меня такое чувство, что я голая моюсь в ванной и пришла экскурсия. усть идет в жопу. Актер Малого театра Михаил Михайлович Новохижин некоторое время был ректором Театрального училища имени Щепкина. Однажды звонит ему Раневская: - Мишенька, милый мой, огромную просьбу к вам имею: к вам поступает мальчик, фамилия Малахов, обратите внимание, умоляю -- очень талантливый, о чень, очень. Личная просьба моя: не проглядите, дорогой мой, безумно талантливый мальчик. Рекомендация Раневской дорого стоила -- Новохижин обещал "лично проследить". После прослушивания "гениального мальчика" Но-вохижин позвонил Раневской. - Фаина Георгиевна, дорогая, видите ли, не знаю даже, как и сказать. И тут же услышал крик Раневской: - Что? Говно мальчишка? Гоните его в шею, Мишенька, гоните немедленно! Боже мой, что я могу поделать: меня просят, никому не могу отказать! 14 апреля 1976 года. Множество людей столпилось в гримуборной Раневской, которую в связи с 80-летием наградили орденом Ленина. ------------------------------------------------------------------ Воспоминания -- это богатство старости". Была сегодня у врача «ухо-горло-жопа». Все приятное в этом мире либо вредно, либо аморально, либо ведет к ожирению. В моей старой голове две, от силы три мысли, но они временами поднимают такую возню, что кажется, их тысячи. Всю свою жизнь я проплавала в унитазе стилем баттерфляй. Душа не жопа — высраться не может. Если больной очень хочет жить, врачи бессильны. Есть люди, в которых живёт Бог; есть люди, в которых живёт Дьявол; а есть люди, в которых живут только глисты. - Жизнь -- это затяжной прыжок из п...зды в
могилу. Жизнь — это небольшая прогулка перед вечным сном. Как я завидую безмозглым! Кино — заведение босяцкое. Когда Фаину Георгиевну спросили какие, по её мнению, женщины склонны к большей верности — брюнетки или блондинки, она не задумываясь ответила: «Седые!» Извращений, собственно, только два: хоккей на траве и балет на льду. На голодный желудок русский человек ничего делать и думать не хочет, а на сытый — не может. Настоящий мужчина — это мужчина, который точно помнит день рождения женщины и никогда не знает, сколько ей лет. Мужчина, который никогда не помнит дня рождения женщины, но точно знает, сколько ей лет — это её муж. Не имей сто рублей, а имей двух грудей! Орфографические ошибки в письме — как клоп на белой блузке. Оптимизм — это недостаток информации. «Перпетум кобеле». — Почему женщины так много времени и средств уделяют своему внешнему виду, а не развитию интеллекта? — Потому что слепых мужчин так же мало, как и умных. Почему все дуры такие женщины? Семья заменяет всё. Поэтому, прежде чем её завести, стоит подумать, что тебе важнее: всё или семья. Сказка — это когда женился на лягушке, а она оказалась царевной. А быль — это когда наоборот. Склероз нельзя вылечить, но о нём можно забыть. Стареть скучно, но это единственный способ жить долго. Старость, это время,
когда свечи на именинном пироге обходятся дороже самого пирога, а половина мочи идет на анализы. - Старость, это когда беспокоят не плохие сны,
а плохая действительность. Я ведь еще помню порядочных людей... Боже, какая я старая! Успех -- единственный непростительный грех по
отношению к своему близкому. — Сударыня, не могли бы вы разменять мне сто долларов? — Увы! Но благодарю за комплимент! Талант — это неуверенность в себе и мучительное недовольство собой и своими недостатками, чего я никогда не встречала у посредственности. У меня хватило ума прожить жизнь глупо. — Я вчера была в гостях у N. И пела для них два часа… — Так им и надо! Я их тоже терпеть не могу! Я говорила долго и неубедительно, как будто говорила о дружбе народов. Я теперь понимаю почему презервативы белого цвета! Говорят, белое полнит... Нет толстых женщин, есть маленькая одежда. Всё сбудется, стоит только расхотеть. Вторая половинка есть у мозга, жопы и таблетки. А я изначально целая. - Вот женишься, Алёшенька, тогда поймешь, что такое счастье. -Да?? -Да. Но поздно будет. Женщины умирают позже мужчин, потому что вечно опаздывают. |
Искусство > Хорошо сказано >