Голова до прелести пуста,
Оттого что сердце — слишком полно!
Если душа родилась крылатой —
Что ей хоромы — и что ей хаты!
Если у Вас за спиной кричат «Дурак!», то это не повод оглядываться.
Женщина, не забывающая о Генрихе Гейне в тот момент, когда в комнату входит ее возлюбленный, любит только Генриха Гейне.
Женщины говорят о любви и молчат о любовниках, мужчины — обратно.
Жизнь - вокзал... жизнь есть место, где жить нельзя
Каждая книга — кража у собственной жизни. Чем больше читаешь, тем меньше умеешь и хочешь жить сам.
Крылья — свобода, только когда раскрыты в полете, за спиной они — тяжесть.
Любить — видеть человека таким, каким его задумал Бог и не осуществили родители.
Моя душа чудовищно ревнива: она бы не вынесла меня красавицей.
Наши лучшие слова — интонации
Не люби, богатый. — бедную, Не люби, ученый, — глупую,
Не люби, румяный, — бледную,
Не люби, хороший, — вредную:
Золотой — полушку медную!
Не стыдись, страна Россия!
Ангелы — всегда босые...
Некоторым, без кривизн —
Дорого дается жизнь.
Пусть не помнят юные
О согбенной старости.
Пусть не помнят старые
О блаженной юности.
Тело в молодости — наряд, в старости — гроб, из которого рвешься!
У моды вечный страх отстать, то есть расписка в собственной овечьести.
Успех — это успеть.
Я не хочу иметь точку зрения. Я хочу иметь зрение.
Всякий, кто смеётся над бедой другого, дурак или негодяй; чаще всего и то, и другое.
Никакая страсть не перекричит во мне справедливости. Делать другому боль, нет, тысячу раз, лучше терпеть самой. Я не победитель.
В мире физическом я очень нетребовательна, в мире духовном — нетерпима! Я бы никогда, знаете, не стала красить губ. Некрасиво? Нет, очаровательно. Просто каждый встречный дурак на улице может подумать, я это — для него. Мне совсем не стыдно быть плохо одетой и бесконечно-стыдно — в новом! Не могу — со спокойной совестью — ни рано ложиться, ни до сыта есть. Точно не в праве. И не оттого, что я хуже, а оттого, что лучше. А деньги? Да плевать мне на них. Я их чувствую только, когда их нет.
Скульптор зависит от глины. Художник от красок. Музыкант от струн, — нет струн в России, кончено с музыкой. У художника, музыканта может остановиться рука. У поэта — только сердце.
Как таковой жизни я не люблю, для меня она начинает значить, обретать смысл и вес — только преображенная, т.е. — в искусстве. Если бы меня взяли за океан — в рай — и запретили писать, я бы отказалась от океана и рая.
...чем больше узнаю людей — тем больше люблю деревья!
Одна звезда для меня не затмевает другой! И правильно. Зачем тогда Богу было бы создавать их полное небо! Человечески любить мы можем иногда десятерых, любовно — много — двух. Нечеловечески — всегда одного…
Чтобы люди друг друга понимали, надо, чтобы они шли или лежали рядом…
У каждого живёт странное чувство презрения к тому, кто слишком любит нас. (Некое «если ты так любишь меня, сам ты не Бог весть что!»). Может, потому, что каждый знает себе цену…
Родина не есть условность территории, а непреложность памяти и крови. Не быть в России, забыть её — может бояться лишь тот, кто Россию мыслит вне себя. В ком она внутри, — тот потеряет её вместе с жизнью. Моя родина везде, где есть письменный стол, окно и дерево под этим окном.
Считают мужественной. Хотя я не знаю человека робче. Боюсь всего. Глаз, черноты, шага, а больше всего — себя. Никто не видит, не знает, что я год уже ищу глазами — крюк. Год примеряю смерть. Я не хочу умереть. Я хочу не быть. Надо обладать высочайшим умением жить, но ещё большим умением — умереть! Героизм души — жить, героизм тела — умереть…
Я не знаю женщины талантливее себя. Смело могу сказать, что могла бы писать, как Пушкин. Моё отношение к славе? В детстве — особенно 11 лет — я была вся честолюбие. «Второй Пушкин» или «первый поэт-женщина» — вот чего я заслуживаю и, может быть, дождусь. Меньшего не надо…
Наибольшим событием (и наидлительнейшим) своей жизни считаю Наполеона
