Источник: Кызласов Л.Р., Леонтьев Н.В. Народные рисунки хакасов./ Л.Р. Кызласов, Н.В. Леонтьев. – М.: Изд-во Наука, главная редакция восточной литературы, 1980. – 176 с. Глава 1
Сведения о рисунках хакасов восходят к XVII в. В челобитных, написанных по-русски, хакасы обычно вместо подписи изображали каждый свое «знамя» или «знак» [Оглоблин, 1891 — 1892, № 88—92; Симченко, 1965, табл. 102—103]. Часто это были вполне реалистичные изображения животных (например, лошадей) или наиболее распространенного оружия: лука со стрелой, наполненного стрелами колчана, сабли, копья, боевой секиры и т. п. (рис. 1).
Рис. 1. «Знамена» Такие рисунки, легко и уверенно выполненные в одно касание пера, с несомненностью свидетельствуют о высоком уровне графического искусства тюркоязычных енисейцев, а также о большой роли подобных изображений в их жизни и быту. Дело в том, что каждый такой «знак» воспроизводился человеком на определенной челобитной не под влиянием сиюминутного настроения и не так, как ставили крест вместо подписи неграмотные люди. Подобные изображения, заменяющие подпись на документе, — так называемые тамги (хак. таңма) — были личным знаком каждого более или менее крупного хакасского скотовода. Вполне понятно, что подобные геральдические знаки выбирались обдуманно и, возможно, имели определенное социальное и символическое содержание. При этом обязательно учитывалось, из какой семьи происходил тог или иной крупный скотовод или феодал, какого он «рода-племени». Каждый такой знак до определенной степени олицетворял своего владельца. Им метился его скот и другое имущество, обозначались границы земельных владений, покосов и охотничьих угодий. Вместо подписи человек ставил свой знак, подобно оттиску личной печати. Употребление хакасами XVII в. подобных тамг являлось продолжением древних местных традиций, восходящих еще к раннему железному веку, когда более тысячи лет тому назад сложились в систему личные тамговые знаки. Важно отметить также, что рисунки XVII в. свидетельствуют о продолжении той же графической манеры изображения, которая была свойственна средневековым хакасам IX—X вв., оставившим своим потомкам знаменитые Пiчiгтiг хая — «Писаные скалы» [Киселев, 1951, рис. 60; Appelgren-Kivalo, 1931]. Как теперь выяснилось, первую хакасскую писаницу, относящуюся к XVII в., с изображениями тамг, животных, антропоморфных фигур, нанесенных на скалу красной краской, обнаружил и зафиксировал на Енисее в 1722 г. Д.Г. Мессершмидт [Messerschmidt, 1962, Abb. 8; см. рис. 26]. В литературе XVIII столетия о хакасских народных рисунках сведений нет. Исключением, возможно, является изображение буддийской ниши-часовни, увиденной в Туве на горе Сюме (р. Чаа-Холь) красноярским казаком И. Пойловым и его переводчиком хакасом Тоноком Сторгулииым. Описание этого памятника XIII в. и его рисунок были выполнены ими с натуры в 1726 г., а затем опубликованы Г.Ф. Миллером в 1747 г. [Кызласов, 1965 (II)]. Но для этого издания рисунок был переделан, о чем свидетельствуют добавленные латинские названия изображенных на нем рек. Осталось неясным, кто непосредственно создал этот рисунок — Пойлов или Сторгулии? Многочисленные свидетельства о хакасских рисунках на камнях и скалах относятся к XIXв. Так, например, енисейский губернатор А.П. Степанов сообщал следующее: «Ныне умерших погребают по обыкновению в могилы и украшают оные над поверхностью земли большими каменьями, а некоторые с украшением разными высечками того, до чего покойник был более охотник» [Степанов, 1835, с. 84—85]. К середине XIX в. восходит и первое сообщение о малоарбатской писанице [Корнилов, 1854, с. 635]. Особенно много сведений относится ко второй половине XIX в., когда, после открытия в 1877 г. Минусинского краеведческого музея, начинается научное изучение этнографии населения бассейнов рек Енисея, Абакана и Чулыма. В это время в литературе появляются указания на то, что хакасы не только высекают свои наскальные рисунки, но и наносят их краской. Д.А. Клеменц, описав «изображение людей и животных красной и черной краской» на Трифоновской и на Тесинской писаницах, указывает, что то же есть и на Шалаболинских скалах. Интересен и вывод этого автора: «...можно сказать, что рисунки, сделанные черной краской, новее красных: они тщательнее сделаны и лучше сохранились». Ученый вполне справедливо сравнил наскальные рисунки с бытовыми рисунками хакасов, сделанными красками, указав верный путь для дальнейших поисков: «...про Арбатскую писаницу ходит слух, что к ней кто-то и поныне прибавляет время от времени новые знаки. Проверить народную молву у нас не было средств, но казаки, видавшие ее, уверяли меня, что там такие рисунки, какие бывают на шаманских бубнах. По нашему мнению, это может служить указанием для дешифрования знаков вместе с курганными рисунками па камнях. Рисунки на бубнах весьма разнообразны по содержанию, но все однородны по стилю и способу выполнения. Способ изображения людей, лошадей и других животных как на могильных камнях, так и на шаманских бубнах один и тот же, насколько можно было сравнивать их между собой по имеющимся у нас материалам» [Клеменц, 1886, с. 38—39]. К сожалению, Д.А. Клеменц из правильных посылок не сделал необходимого вывода и не выделил современных ему хакасских рисунков на камнях и скалах. Не сделал этого в работе того же времени и известный археолог И.Т. Савенков, который, впрочем, очень точно подметил (возле деревни Копёны на левом берегу Енисея) различие между древнейшими писаницами и позднейшими. Указав, что «человек почти не фигурирует в группах этих древних рисунков», он подчеркивал: «Рисунки звероловов и древних пастухов отличаются отсутствием человека. Они по-гомеровски отражали внешний мир, а новокопёнские, так называемые «иероглифические",— нет. Они имеют всего чуть ли не две фигуры лошади, а остальное — люди, люди и люди, мужчины и женщины, тамги, тамги и тамги, т. е.— тавры, тавры и тавры, шаман с бубном и колотушкою, еще шаман с бубном, человек в круглой шапке с кистью, человек в шапке с длинными ушами и т. д.» [Савенков, 1886]. И.Т. Савенков упоминает, что на Шалаболинской писанице «есть рисунки древние также, но уже принадлежащие, может быть, и предкам нынешних инородцев. Их манера рисовать и высекать штрих уже несколько другая, в их письменах всегда проскальзывают черты шаманизма. Тут же рисунки современных татар, имитации древним «писаницам» русских и обязательно везде о себе заявляющих «ребятишек» [Савенков, 1886, с. 56]. О рисунках, сделанных на древних курганных плитах, десятью годами позже писал этнограф П.Е. Островских: «В «Могильной степи» между селами Аскизом и Усть-Есинским часто попадаются на курганных камнях новейшие выбивки, тождественные с древними, делаемые в досужее время пастухами-подростками. Более всего эти современные скульпторы выбивают, конечно, куском булыжника изображения человека» [Островских, 1895, с. 325]. На рубеже нашего века подобные хакасские народные рисунки впервые попали в музеи. В каталоге этнографического отдела Минусинского музея, вышедшем в 1900 г., значатся: «камни с современными рисунками пастухов-качинцев; нарисованы тавра для скота» [Яковлев, 1900, с. 37]. Выбитые хакасами изображения на отдельно лежащих плитах по склонам гор Оглахты видел позднее археолог А.В. Адрианов. Подросток, за которым он наблюдал, «то воспроизводил копии с фигур древних писаниц, то импровизировал, но относился к работе с сосредоточенной серьезностью». На каменной плитке этим юношей был «выбит стол с короткими ножками, как это употребляется у минусинских инородцев (т.е. хакасов.— Л.К. и Н Л.), сидящих на полу юрты с подогнутыми ногами, а на столе самовар и на нем чайник» [Адрианов, 1904 (II), л. 2]. В другом месте тот же автор рассказывает: «Я нашел и автора этой писаницы, подростка пастуха, качинца Кыржана, проживавшего в улусе Саргове. Наблюдая за своим овечьим стадом с вершины горы, он от безделья каждый день выбивал фигуры на плите куском железа, пользуясь им как зубилом. Работа велась методически, старательно, серьезно» [Адрианов, 1908, с. 46]. Одну из оглахтинских плит с хакасским рисунком человека, сидящего на стуле за столом (позади которого изображен какой-то сосуд с краном), А.В. Адрианов вывез в 1904 г. в Красноярский музей, где она и хранится (рис. 2).
Рис. 2. Хакасский рисунок на каменной плитке с гор Оглахты на Енисее. Доставлен в музей г. Красноярска А. В. Адриановым и 1904 г. С некоторых других плиток с выбивкой этим ученым были сняты копии эстампажи. В 1913 г. он же опубликовал найденные на скалах по рекам Мане и Колбе (правым притокам Енисея) писаницы качинцев XVIII—XIX вв. Эти рисунки были выполнены темно-красной краской [Адрианов, 1913]. Сравнительно недавно стало известно, что сотрудник Красноярского музея А.П. Ермолаев нашел в 1913 г. на курорте близ оз. Шира и затем доставил в музей плиту с древнего татарского кургана, на которой красной краской были выполнены, как это только теперь выясняется, хакасские рисунки: летящие птицы, деревья, шаман с бубном, солнце, горный козел, косуля, олень и медведь (рис. 3) (см [Рыгдылон, 1959, табл. XI, с.200]). Рис. 3. Рисунки на плите древнего кургана в курортном
поселке Шира. Нанесены красной краской. Плита находится в музее г. Красноярска. Есть сведения, что в 20-х годах известный археолог С.А. Теплоухов в Хакасии «натолкнулся на пастуха, который старательно вычерчивал свою тамгу на писанице весьма почтенной давности»[Мещанинов, 1933, с. 19]. Однако все эти сообщения о народных рисунках хакасов на камне, так же как и посланные Адриановым в Петербург эстампажи некоторых из них, остались вне поля зрения этнографов и искусствоведов, изучающих изобразительное искусство современных народов Сибири. Так, Е.Р. Шнейдер писал об искусстве хакасов: «Рисунок распространен мало. Он встречается на шаманских бубнах, тöс (изображениях духов), изредка на предметах домашнего обихода и курганных камнях. В первых двух случаях материалом служит красная и белая краска, на деревянных предметах— это резьба. Наконец, в последнем случае рисунок выбивается камнем или острым железным орудием. И те и другие чрезвычайно схематичны и во многом напоминают писаницы железной эпохи Минусинского края. Человек, животное, рыбы, птицы и пр.— большей частью простая комбинация палочек и кружков» [Шнейдер, 1930, с. 82]. С.В. Иванов, перу которого принадлежат многочисленные труды, посвященные предметам традиционного изобразительного искусства коренных народов Сибири, опубликовал собранные в музеях материалы и по хакасским рисункам. Но и он, сославшись на сведения дореволюционных авторов, только указывает, что «хакасы выбивали фигуры на древних курганных памятниках и на новейших надгробиях... К сожалению, подобного рода изображения остались неопубликованными, а может быть, и несобранными... Наносились ли они с целью подражания древним петроглифам и писаницам, которыми так богата Хакасия, или делались с какими-то иными целями — остается неизвестным» [Иванов, .1954, с. 588—589]. В сущности, с дореволюционного времени никто из этнографов и искусствоведов не занимался ни сбором новых материалов по хакасскому рисунку, ни его углубленным исследованием. Такое отношение к народным рисункам со стороны этнографов, видимо, не случайно. Убедиться в этом имел возможность один из авторов настоящей работы в конце 50-х годов. Тогда пришлось исправить ошибки в публикации писаниц в журнале «Советская этнография», указав на современные тувинские рисунки, нанесенные на скалы краской. При этом было особо подчеркнуто, что автор рецензируемой публикации, необоснованно отнесшая их к периоду раннего средневековья, могла бы установить их тувинскую принадлежность, чем «оказала бы большую услугу советским этнографам, которым наскальная живопись тувинцев еще мало известна» [Кызласов, 1958, с. 202—203]. Редакция журнала ответила, что «Л.Р. Кызласов неправ» в этом своем утверждении, так как «установлено, что наскальная живопись такого рода в целом для современных тувинцев не характерна» [СЭ, 1958, № 1, с. 205]. Это давнее и неверное утверждение, объясняющее, как мы видим, нигилистическое отношение не одного поколения ученых к наскальным рисункам современных народов Сибири, было опровергнуто археологами. В своей неутомимой работе по собиранию и классификации наскальных изображений они сумели установить, что рисунки на скалах — характерная черта народного искусства не только коренных жителей Сибири XVII—XIX вв., но и обитателей многих районов Средней Азии и других горных районов нашей страны. Стали известны писаницы тувинцев, алтайцев, якутов, бурят, эвенков, казахов и народов Памира [Окладников, Запорожская, 1972; Окладников, 1977; Ранов, 1976; Дэв-лет, 1977; Марьяшев, 1977]. К сожалению, все эти материалы пока еще остаются не изученными. Авторы надеются, что настоящая книга, которая является первым трудом, обобщающим наблюдения над хакасским народным рисунком на камне, положит начало изучению подобных изображений и у других народов. |