Первая Цивилизация возникла 7 в. назад.

Последняя Цивилизация переформатирует свои социокульты в новые форматы через 7 в. в будущем.

Существует два разных вида социокультов: один – это Вовлекающий цивилизациум, который способствует экономическому росту, но ослабляет положение правящей элиты; другой – это Извлекающий цивилизациум, который укрепляет власть управляющей элиты, сохраняя расслоение общества на богатых и бедных.

Но при установлении единых принципов развития для всех участников цивилизационного развития человечества оба признака поменяют свои знаки.

После установления Всемирного правительства процесс экстенсивного социокультурноuj развития усилится.

+++++++++++++++++++++++++++++++++++++++

Новые цивилизации возникают за счет "творческого разрушения" старых цивилизационных технологий притоком новых, которые создаются новым активным населением. Сделать население экономически активным могут только вовлекающие факторы. Создать их способна политическая власть путём сознательных усилий отдельных реформаторов, просвещённых диктаторов, или за счёт особого устройства самой власти, построенного на вовлекающих политических институтах.

Вовлекающие факторы обеспечивают устойчивость политики на протяжении столетий, препятствуя узурпации власти и ограничению свобод. Это гипотеза, проиллюстрированная, но не доказанная. Гипотеза должна пройти проверку и стать теорией - информационной моделью, позволяющей находить ответы на схожие вопросы посредством формальных операций. Теории того, как гипотезе, изложенной неформальным языком, стать теорией, пока не существует.

В период с 1820 по 1913 годы кривая ВВП отрывается от кривой численности населения и ракетой уходит в небо. Но только в некоторых странах; в других ВВП и численность населения продолжают колебаться вместе. Видимо, в одних странах возник некоторый "фактор Х", которого не хватало другим. Кроме того, существуют промежуточные страны, в которых этот "фактор Х" действовал, но очень слабо:

Так вот, теория должна назвать этот "фактор Х". И тем самым объяснить, 1) почему рост подушевого ВВП начался только в 19 веке, 2) почему он начался именно в Западной Европе, 3) и что делать все еще бедным странам, если они хотят жить так же хорошо, как богатые. Не больше - но и не меньше.

Согласно географической теории развития жаркие страны отстают в развитии от стран с умеренным климатом из-за тропических болезней и меньшей продуктивности почв. Поскольку загадка "европейского чуда" заключается не в разнице историй прохладной Европы и жаркой Африки, а в разнице историй бедной (в 1500 году) Европы и богатого (в том же 1500 году) Китая, явно не страдавшего ни от тропических болезней, ни от низкой продуктивности рисового земледелия. Великое неравенство современного мира, внезапно возникшее в 19 веке, имело своей причиной неравномерное распространение промышленных технологий и мануфактурного производства. Оно не было порождено различиями в производительности сельского хозяйства. Средний доход испанцев был примерно вдвое выше, чем у граждан Империи Инков.

Из гипотезы Даймонда следует, что когда инкам были переданы биологические виды и технологии, которые они не могли получить самостоятельно, они должны были быстро достигнуть жизненного уровня испанцев. Однако ничего подобного не случилось. Напротив, в девятнадцатом и двадцатом веках разрыв в доходах между испанцами и перуанцами резко увеличился. Сегодня средний испанец более чем в шесть раз богаче среднего перуанца.

Но самым наглядным контрпримером к гипотезе Даймонда служит история Ближнего Востока. Именно здесь произошла неолитическая революция, возникли первые города-государства, в эпоху европейских Темных веков существовали высокоразвитые Византия и Халифат. Какие географические факторы могли привести к тому, что Промышленная революция обошла Ближний Восток стороной? Асемоглу и Робинсон справедливо заключают, что "нам нужна другая, более лучшая теория".

Культурная теория развития. Вебер, Ландес и отчасти МакКлоски полагают, что "культура объясняет почти все". Но так ли это на самом деле? Протестантские Голландия и Англия достигли выдающихся экономических успехов; но Южная Корея и Сингапур повторили их в 20 веке без какой-либо поддержки "протестантской этики". Эмигранты с европейской культурой, заселившие Северную Америку, создали там богатейшие США и Канаду; но точно такие же европейцы, переехавшие в Аргентину и Уругвай, оказались в конечном счете в странах третьего мира. Наконец, какая новая культура вдруг образовалась в Китае в середине 70-х, дав начало самому выдающемуся экономическому росту 20-го века?

На самом деле, в 1976 году умер Председатель Мао, и этот фактор разом отодвинул всю тысячелетнюю "культуру бедности" на второй план (идея графика позаимствована в [Jones, Olken, 2005]). Культурная гипотеза, вслед за географической, не выдерживает критики, особенно в части "экономических чудес" Китая и Юго-Восточной Азии. Нам все еще нужна более лучшая теория.

Гипотеза невежества. Эта гипотеза заключатся в том, что бедные страны бедны, поскольку не знают (в лице своих политиков и экономистов), как быть богатыми. Причем "не знают" в самом прямом смысле: если советники из МВФ научат правителей уму-разуму, то их страна моментально разбогатеет. Для русскоязычного читателя одного упоминания МВФ достаточно, чтобы закрыть вопрос с данной гипотезой (слишком большой оказалась разница между "девяностыми", когда экономическая политика в России диктовалась МВФ, и "нулевыми", когда Россия начала обходиться без этой уважаемой организации).

Вот один пример: история премьер-министра Ганы Кофи Бусиа, который в 1971 году заключил экономическое соглашение с МВФ, чтобы сделать экономическую политику "менее невежественной". В состав соглашения входила девальвация национальной валюты (в которой получали жалование военные), и результатом "менее невежественной" политики стал военный переворот. Ещё один пример: экономический рост в Китае - который стал результатом победы "партии реформ" внутри КПК, а вовсе не продуктом мудрых советов МВФ. "Невежество" правителей на деле оказывается мудростью - лишь та экономическая политика имеет смысл, которая позволяет сохранить политическую власть.

Институциональная гипотеза. Экономическое процветание возможно лишь тогда, когда сохранение политической власти не требует воспроизводства нищеты. Известные гипотезы не рассматривают политическое устройство общества как существенный фактор экономического развития - а потому совершенно беспомощны по отношению к реальным случаям "экономических чудес". 

Для объяснения мирового неравенства экономическая наука должна разобраться, как разные типы политических и социальных отношений влияют на экономическую мотивацию и поведение. Разные типы политических и социальных отношений - это институциональная гипотеза. Страны различаются по своим экономическим успехам по причине различий их институтов, то есть правил, влияющих на работу экономики, и стимулов, мотивирующих население к экономической активности.

По сравнению с предыдущими версиями институционализма (Олсон, Норт) здесь особый акцент на мотивации населения. Институты могут мотивировать что-то делать - а могут "бить дубинкой по башке" и требовать "дома сидеть". Это институция мотивирующих факторов.

Вовлекающие экономические институты. Южная Корея, США. Это такие институты, которые разрешают и поощряют участие множества людей в экономической деятельности, позволяющей наилучшим образом использовать их таланты и способности, и которые дают возможность индивидуумам принимать самостоятельные решения.

Чтобы быть вовлекающими, экономические институты должны обладать такими чертами, как защита частной собственности, непредвзятая судебная система и наличие общедоступных служб, обеспечивающих единые правила игры, по которым люди могут обмениваться товарами и заключать сделки; они также должны разрешать вход в новый бизнес и позволять людям свободно выбирать профессию]

Вовлекающие институты - это не просто "биржи и кредит" Броделя (которые существовали повсеместно - но только для своих). Но это и не "открытый доступ" в элиту, как у Норта-Уоллиса-Вайнгаста - речь идет о правилах игры для всех, без каких-либо предварительных условий.

Пример Барбадоса, где сделки по купле-продаже рабов между плантаторами были очень хорошо защищены законом, а суды, разбирающие конфликты между этими же плантаторами, совершенно непредвзяты. Вот только маленькая загвоздка - две трети населения Барбадоса составляли рабы, лишенные всяческих прав. Конечно же, плантаторам вполне хватало доходов от их эксплуатации, и совсем ни к чему была Промышленная революция.

Вовлекающие институты порождают экономический рост через два фактора: технологии и образование. И то, и другое имеет смысл лишь при условии, что их результатами можно будет воспользоваться - то есть менее технологически развитые конкуренты и менее образованные работники не смогут помешать никому получить конкурентное преимущество.

Вовлекающий цивилизациум может быть гарантирован  самой властью, однажды переставшая отбирать у своих подданных последнее и вдруг занявшаяся обеспечением равных правил игры. Действовать столь странным образом правящие круги могут по двум причинам: 1) в силу личных симпатий верховного правителя-реформатора к определенным порядкам (подсмотренным чаще всего на пресловутом Западе), 2) в силу особого устройства самой власти, которое авторы называют вовлекающими политическими институтами.

Коллективные органы руководства (всевозможные парламенты и советы), разделение законодательной, судебной и исполнительной ветвей власти, существование нескольких сменяющих друг друга у власти группировок, ни одна из которых не пытается уничтожить другую под одним названием "плюрализм", означающий широкое участие разнообразных субъектов в политической власти.

Сочетание однотипной экономики и политики устойчиво, сочетание разнотипных - чревато изменениями. Вовлекающие институты под властью диктатора-реформатора могут запросто испариться с его смертью, вовлекающие политические институты в условиях монополизации экономики каким-нибудь наркокартелем перестают работать. Но в некоторых случаях возможны и обратные процессы: вовлекающие политические институты обеспечивают изменение экономических в ту же сторону, и тогда (по мнению авторов) свершается экономическое чудо.

Фактор Х Вовлекающего цивилизациума: это политические и экономические институты.

Большую часть времени в обществе почти ничего не происходит: накапливаются мелкие, ни на что не влияющие изменения. Но когда приходят тяжелые времена (эпидемии, войны, революции), оказывается, что именно эти мелкие изменения определяют, по какому пути двинется общество дальше:

Несмотря на то, что в 1346 году было немного различий в политических и экономических институтах между Западной и Восточной Европой, к 1600 году это были уже совершенно разные миры. На Западе работники были свободны от феодальных повинностей, поборов и запретов, и становились важной частью растущей рыночной экономики. На Востоке они также участовали в этой экономике, но как крепостные, выращивавшие сельхозпродукцию на потребу Западу. Эта была рыночная, но не вовлекающая экономика.

Такое институциональное расхождение стало результатом казавшихся совершенно незначительными различий: на Востоке феодалы были чуть лучше организованы, они изначально имели чуть больше прав и чуть более крепкое землевладение. Города были слабее и меньше, крестьяне менее организованы. Эти небольшие различия между Западом и Востоком оказались весьма влиятельными для жизни их населения и будущего институционального развития, когда феодальные порядки получили удар от эпидемии Черной Смерти.

Модель предпосылок и развилок предполагает новое, существенно более гибкое понимание причинности. Предыдущие гипотезы о "европейском чуде" искали объяснение уникального следствия - Промышленной революции - в столь же уникальной причине, наличествовавшей в Западной Европе и отсутствовавшей в других частях света.

Поиски эти, как можно видеть из критики МакКлоски, успехом не увенчались - никаких уникальных факторов в Западной Европе обнаружить не удалось. Но в модели предпосылок и развилок ничего уникального и не требуется: достаточно лишь иметь отдельные факторы в чуть большем количестве, и очередная развилка может однажды привести к подлинно революционным изменениям. Но может и не привести - история конкретного социума не детерменирована, точно так же как и траектория отдельной элементарной частицы.

Вовлекающие политические институты появились в истории человечества благодаря накопившимся предпосылкам, обеспечившим нетрадиционный выход из некоего социального кризиса.

В 1340-х годах эпидемия бубонной чумы - Черной Смерти - уничтожила до половины населения Европы. На обезлюдевших землях некому стало работать. Крестьянские общины стали требовать сокращения феодальных поборов, заработная плата наемных работников начала расти. Увидев угрозу своим доходам, английский парламент и лично король Эдуард III подготовили "Статут о работниках", ограничивающее зарплаты и фактически прикрепляющее работников к нанимателям.

Ответом крестьян стало восстание 1381 года, когда Уот Тайлер едва не занял Лондон, после которого применение "Статута" фактически прекратилось. В Восточной же Европе сопротивление крестьянства оказалось слабее, что позволило феодалам провести "повторное закрепощение" в последующие столетия. Даже такое мощное потрясение, как Черная Смерть, не обязано приводить к институциональным изменениям. Для этого требуется еще и осадить Лондон.

Начиная с завершения Войны Алой и Белой Розы, английские короли систематически укрепляли свою власть (достаточно вспомнить Генриха VIII, поменявшего в Англии государственную религию). Тем не менее, английский парламент успешно сопротивлялся попыткам лишить его политической власти. Вот как выглядела эта борьба в 17 веке:

1623 год: Парламент принимает "Статут о монополиях", запрещающий тогдашнему королю Джеймсу I создавать эти самые монополии внутри страны. 1629 год: следующий король, Карл I, прекращает созывать парламент. 1640 год: казна Карла I пуста, для ее наполнения нужны дополнительные налоги, поднять которые согласно Хартии Вольностей можно лишь созвав парламент. Парламент созван, однако вместо повышения налогов обсуждает лишь "злоупотребления короны".

В 1642 году начинается гражданская война, в 1649 Карл I казнен. К власти приходит диктатор Кромвель, который умирает в 1660, в 1661 его тело эксугмируют и предают посмертной казни через повешенье. К власти возвращается Карл II, которому наследует Джеймс II; оба продолжают попытки вернуться к абсолютизму, которые заканчиваются в 1689 году Славной Революцией. Джеймс II бежит во Францию, королем становится голландский штатгальтер Вильгельм Оранский.

До Славной Революции в Англии дважды менялись режимы - с королевского на диктаторский, и обратно, - однако никаких существенных изменений в сторону плюрализма власти не наблюдалось. Естественно было бы ожидать, что Вильгельм Оранский продолжит строительство абсолютистского государства, по образцу соседней Франции с ее Королем-Солнцем.

Однако третья развилка в силу некоторых обстоятельств ["поля слишком малы, чтобы излагать их здесь" - С.Щ.] оказалась критической - Англия стала конституционной монархией, королевская власть была ограничена властью парламента и писаных законов. Вновь созданная конструкция власти оказалась настолько удачной, что сохранилась до наших дней, пережив становление и упадок Британской Империи.

В 1689 году парламент принимает "Билль о правах", фактически конституцию Англии. Отныне парламент контролировал не только налоги, но и действующую армию, и даже королевские расходы. Граждане получили право на рассмотрение своих петиций в парламенте, и это право реально заработало - в 1698 году, после более чем сотни петиций частных работорговцев, была отменена монополия Королевской Африканской компании (на работорговлю с Африкой).

В 1694 году был основан Английский Банк, положивший начало "финансовой революции" - отныне кредит стал доступен не только немногим аристократам, но и любому предпринимателю. Словом, политические и экономические институты Англии (а после унии с Шотландией в 1707 году - и Великобритании) стали существенно более "вовлекающими".

Революция - и вдруг предпосылки? Да, ключевое слово тут "ранняя"; под этим термином скрывается более чем столетний процесс создания машинной промышленности, "взорвавшийся" ростом душевого ВВП только в середине 19-го века. Что же происходило в этом "долгом 18-м веке"?

Начиная с 1660-х годов, английские производители шерстяных тканей добивались ограничения торговли импортными шелком и ситцем. После Славной Революции их обращения были услышаны парламентом, и в 1701 году англичанам запретили носить одежду их импортных тканей. В 1721 году был принят специальный "Ситцевый акт", вводящий полный запрет на использование ситца в каких-либо тканях. 1736 аналогичная судьба постигла шотландский лен. Парламент в поте лица защищал и стимулировал отечественных товаропроизводителей (не правда ли, хороший урок сторонникам "свободного рынка"?).

Результат не замедлил сказаться: осваивать расчищенный рынок текстиля принялись изобретатели. В 1764 году Хагривс создает "прялку Дженни", в 1769 году Аркрайт патентует прядильный станок, к 1774 году у него уже фабрика на 600 рабочих. Производительность прядильного производства вырастает более чем в 100 раз, Англия становится крупнейшим производителем текстиля в мире.

К началу 19 века в Англии имелись все предпосылки для технологического развития любых отраслей экономики - идущий навстречу национальной промышленности парламент и широкий слой людей, уже имеющих опыт "революции" в текстильной отрасли.

Ни один из этих факторов по отдельности не мог сработать - без благосклонной политической власти у промышленников не было бы шансов, без появившихся в изобилии промышленников власть одними административными мерами не смогла бы ничего сделать. Подобно пресловутому "английскому газону", промышленную революцию нужно было выращивать и подстригать сотню лет. Но зато потом!..

Промышленная Революция началась и достигла наибольших успехов в Англии по причине ее уникальных вовлекающих институтов. Они, в свою очередь, были выстроены на фундаменте, заложенном вовлекающими политическими институтами, явившимся следствием Славной Революции. Эта Славная Революция усилила и усовершенствовала права собственности, улучшила финансовые рынки, подорвала государственно-уполномоченные монополии в иностранной торговле, и убрала барьеры к развитию промышленности.

Англия оказалась первой страной, в которой плюрализм (коллективная власть) одержал верх над абсолютизмом - в ходе Славной Революции. В остальных странах это знаменательное событие произошло позже или не произошло вообще. [Славную Революцию в качестве "поворотной точки" развития человечества выделяют и Норт-Уоллис-Вайнгаст ("Насилие и социальные порядки"), так что в одной из следующих частей его придется рассмотреть подробнее].

Тем не менее, при всей мощи и последовательности этой гипотезы у нее есть существенный недостаток. Между 1688 и 1820 годами прошло больше столетия, и нет никакой уверенности, что где-то в этом столетии не запрятана еще одна "развилка", собственно и запустившая взрывной рост благосостояния всего населения.

Чтобы устроить у себя "экономическое чудо", нужно запретить пользоваться импортом в какой-нибудь жизненно необходимой отрасли, "вырастить" вокруг нее мощную национальную промышленность, вывести ее на лидирующие позиции в мировой торговле, - а после этого ждать наступления "1820 года", какого-нибудь невиданного доселе изобретения (паровой машины), запускающего экономику в небо.

Сколько времени понадобится ждать, предсказать невозможно (англичане ждали почти сто лет). Где же гарантия, что все это время у правящих кругов сохранится интерес к поддержанию вовлекающих экономических институтов? Что если со смертью верховного правителя-реформатора на смену ему не придет какой-нибудь держиморда и не восстановит добрые старые извлекающие порядки (похоронив тем самым надежды на чудо)?

При единоличной власти таких гарантий нет. Гарантировать хоть что-то может лишь устройство власти, как можно меньше зависящее от воли и амбиций отдельных личностей - плюралистические, коллегиальные, вовлекающие политические институты. Авторы приводят несколько примеров, как такие институты способны противостоять попыткам отдельных лиц и целых групп монополизировать политическую и экономическую власть. Вот наиболее близкий по времени к "европейскому чуду":

Увеличение промышленного производства и благосостояния некоторых слоев населения закономерно привел к росту социальной напряженности. В 1811 году началось луддитское восстание ("больше английских солдат сражались с луддитами, чем с Наполеоном в Испании" [Hobsbawm, 1964]), в 1816 в Лондоне 10 тыс. человек участвовали в массовых беспорядках на Spa Fields, в 1819 в Манчестере 60 тыс. человек вышли на митинг с требованиями расширения избирательных прав и были жестоко разогнаны кавалерией (15 убитых, около 500 раненых):

В 1831 году на предвыборную кампанию в парламент одна из двух ведущих партий - виги, то есть либералы, - вышла с лозунгом реформы избирательной системы, тем самым, за который в 1819-м полагалось "Петерлоо". Более того, они победили на этих выборах (избирательное право тогда имели 2% от английского населения, а голосовать предлагалось за расширение этих процентов - и тем не менее!).

В 1832 году парламент принял Первый (Великий) Акт о Реформе, изменивший избирательную систему (вместо 2% населения в выборах теперь могли принять 4%). Новые промышленные районы, такие как Манчестер, Лидс и Шеффилд, получили представительство в парламенте (раньше они его не имели, что и вызвало Петерлоо).

Когда недовольство 1790-1832 годов показало, что политическое равновесие нарушено, правители Британии оказались перед лицом опасной альтернативы. Они могли либо отбросить главенство закона, демонтировать собственные конституциональные основы, аннулировать свою идеологию и править с помощью силы; либо же они должны были подчиниться своим же правилам и отказаться от своей полного господства... и они даже сделали ошибочные шаги в первом направлении.

К моменту Великой Реформы английские правящие круги уже больше века лет жили в условиях плюрализма власти и вовлекающих политических институтов. Каждая группировка могла рассчитывать и реально пользовалась каким-то политическим влиянием. Передавать всю полноту власти в одни руки (а правление с помощью силы всегда предполагает единый центр принятия решений) показалось всем этим людям более рискованным, чем дальнейшее расширение числа лиц, причастных к власти. Устойчивость политического плюрализма связана с тем, что он выгоден многим, и эти многие имеют возможности защищать свои выгоды.

Таким образом, в 1831-32 году Англия сделала очередной выбор между диктатурой и плюрализмом. Быть может, это и была та недостающая развилка, которую мы не нашли в предыдущем разделе. В любом случае, вовлекающие политические институты продемонстрировали свою устойчивость и способность становится еще более вовлекающими. К 1846 году крупные землевладельцы перестали быть большинством в английском парламенте, и он окончательно перешел в руки промышленного лобби. Дальнейшая история Англии выходит за рамки нашей темы.

++++++++++++++++++++++++++