(8) Татьяна Бонч-Осмоловская, Дмитрий Григорьев, Екатерина Завершнева

Библиографическая колонка № 3

За время работы над трудом о литературной критике В.В. Розанова у меня прямо посреди комнаты выросла огромная куча книг, на которые мне как-то хотелось отозваться. Я разложила их на более мелкие кучки – на книжки, которые так или иначе можно объединить в одну колонку, и получилось не меньше 20 статей, а это при условии ежемесячной публикации означает почти два года работы. Тогда я хорошенько почесала в затылке, подумала о том, действительно ли так уж мне хочется отозваться прямо на все эти книжки и приступила к сортировке, после которой исходная куча уменьшилась более чем вполовину. Потом я еще призадумалась и решила, что как бы ни была прекрасна цифра 3, но вот альманахи и различные сборники можно обозревать и по 6 штук в колонке, и даже по 8. Так что теперь выходит, что мне нужно написать «всего лишь» около 6 статей, после чего с полным правом можно будет эту огромную кучу распределить по всем углам моего скромного жилища. И если за оставшиеся полгода дорогие друзья не выпустят еще тонну замечательных книжек, у меня наконец-то есть шанс разобраться со старыми долгами, перевернуть страницу и начать жить, можно сказать, заново и с чистого листа. Ну а на этот раз моя библиографическая колонка имеет традиционный вид и содержит три прозаические книжки – это сборник рассказов Татьяны Бонч-Осмоловской, роман Дмитрия Григорьева «Господин Ветер» и роман Екатерины Завершневой «Высотка».

Татьяна Бонч-Осмоловская. Идти легко. – New York: STOSVET PRESS, 2011. – 205 с.

Этот сборник рассказов – далеко не первая прозаическая книга Татьяна Бонч-Осмоловской, известной еще и как поэт, визуальный артист, переводчик, филолог, автор основательного труда «Введение в литературу формальных ограничений: Литература формы и игры от античности до наших дней». И тем не менее от сборника рассказов все равно остается ощущение эксперимента, как будто автор все еще находится в поиске своего собственного литературного стиля или же как будто автор решил применить к своей прозе элементы игры с формой. В предисловии Кирилл Кобрин пишет о постмодернистской ситуации в литературе, о том, что нет уже сейчас никакой реальности, потому и описывать нечего, и что «настоящий писатель узнается по чувству вины, которое он испытывает от своей писанины». Слова эти, конечно, правильные, только вот к сборнику Татьяны Бонч-Осмоловской никакого отношения не имеют. Это как раз тот случай, когда автор в большинстве рассказов все-таки описывает реальность. Конечно, для живущих в России это реальность весьма экзотическая, и потому ею как реальностью в какой-то степени можно и пренебречь, но тем не менее я бы не стала относить этот сборник именно к литературе постмодернизма. Как было уже сказано, здесь мы скорее видим эксперимент и игру с разными литературными стилями, но это, на мой взгляд, не постмодернистская игра, а именно поиск наиболее подходящего для себя способа художественного выражения.

Надо также заметить, что сборник хорошо и продуманно выстроен, – начинается он с рассказа «Естественная история» и заканчивается «Австралийским бестиарием». И кстати, если есть здесь что-то постмодернистское, то таковыми как раз и будут эти два обрамляющих книгу рассказа. «Австралийский бестиарий» напоминает Борхеса, а «Естественная история» прежде всего заставляет вспомнить фильм «Профессия: репортер», а также современные рассказы, построенные на смене идентичности и соответственно перемене судьбы. В рассказе «Вверх по дороге с курицей в корзине» явственно чувствуются «Дороги судьбы» О‘Генри. Рассказ «умножая умножу скорбь твою» отсылает к популярным ныне монологам вербатим, ну или к их имитациям, а также к каким-то элементам сказовой литературы, активно развивавшейся в 1920-х годах. Но что действительно отличает Татьяну Бонч-Осмоловскую от литературы постмодернизма, так это пристрастие к резким сюжетным поворотам. На самом деле все ее рассказы (ну, кроме, конечно, «Астралийского бестиария», хотя и тут не все так просто) имеют хорошо прописанный крепкий сюжет. Может быть, не всем этот сюжет заметен с первого взгляда, но он тем не менее всегда имеется. И даже в «умножая умножу скорбь твою» монолог о несчастной женской жизни заканчивается просьбой передать дочери брошку «на счастье», и таким образом сюжет оказывается вполне завершенным, пусть и в несколько ироническом ключе: ведь какое уж тут, казалось бы, может быть счастье…

В русской литературе, кстати, есть один автор, который тоже уделял большое внимание построению сюжета, при этом не пренебрегая ни элементами сюрреализма, ни какой-то психологической достоверностью, ни даже временами открытой сентиментальностью. Это Александр Грин. И именно этот писатель сразу же приходит в голову после прочтения книги «Идти легко». В истории русской литературы Грин считается уникальным, отдельно стоящим явлением. Предшественников ему в основном подыскивают в литературе европейской и американской, а уж о продолжателях этого направления вообще и речи не заходит. А напрасно, потому что как раз книга Татьяны Бонч-Осмоловской, на мой взгляд, вполне достойно подхватывает эту толком так и не начавшуюся в русской литературе традицию.

Дмитрий Григорьев. Господин Ветер. – СПб.: Свое издательство, 2012. – 278 с. – Print on demand.

Это переиздание романа, который уже выходил отдельной книжкой в 2002 году и разошелся, кажется, практически без остатка. По крайней мере, когда я несколько лет назад пыталась добыть себе нормальную бумажную копию, у меня ничего не вышло. Так что несмотря на издание в формате print on demand, это книга уже заслуженная, уже замеченная и получившая от разных прекрасных людей очень хорошие отзывы. Более того, это книга, уже мною один раз прочитанная, и потому мне было очень интересно перечитать ее, проверить полученные когда-то впечатления и все-таки попытаться как-то их письменно сформулировать. Надо сказать, что впечатления от второго прочтения оказались точно такими же, как и от первого. Это очень хорошая, спокойная, теплая и добрая книга. Действие ее происходит примерно в середине 1990-х, но на самом деле могло бы происходить и тысячу лет назад, потому что главный ее герой – дорога –существует столько же, сколько существует человечество. Человек в пути – это совершенно особое состояние, и оно просто замечательно передано в этом романе. Впрочем, дорога представлена в романе не сама по себе, а через переживания еще одного главного героя – Кристофера, жителя Петербурга, путешествующего автостопом по недавно развалившемуся Советскому Союзу. Дорога же, конечно, определяет и жанровую принадлежность книги – это роман большой дороги, форма, разработанная классицизмом и имеющая обширные традиции в европейской литературе.

К тому же времени относится и использование приема вставных новелл, облегчающих, разъясняющих или, наоборот, затемняющих и затрудняющих ход повествования. Замечу, кстати, что вершиной в такой конструкции повествования является, на мой взгляд, роман Чарльза Метьюрина «Мельмот Скиталец» (1820), где одна вставная новелла переходит в другую, потом в третью – почти по принципу матрешки. Но если у Метьюрина все эти вставные новеллы в итоге оказываются необходимыми, хоть и на редкость извилистыми, частями сюжета, то подобные вставки для Дмитрия Григорьева – это скорее повод ввести в роман дополнительный контекст, как бы расширить горизонт повествования. Из таких вставок читатель узнает и о быте хиппи, и какие-то подробности истории этого движения, и о прошлом самого главного героя. То есть не затрачивая время и место на второстепенные сюжетные линии, Дмитрий Григорьев дает нам возможность почувствовать саму атмосферу существования хиппи – людей, не желающих жить по законам складывающегося (напоминаю, это середина 1990-х) буржуазного общества. Впрочем, надо заметить, что отказавшись от одной системы, хиппи тут же придумали себе другую. Нельзя сказать, что они свободны, потому что в их сообществе существуют достаточно жесткие правила и нормы поведения, только эти правила и нормы не похожи на те, которыми привыкло руководствоваться большинство, а слегка напоминают те, которые описаны в учебнике «История первобытного общества».

Может быть, именно из-за этого, как пишет в предисловии сам автор, ему так не нравился данный издателем в 2002 году подзаголовок «Роман о хиппи». Ведь речь в романе все-таки идет не о жизни Людей Радуги, а прежде всего о поисках свободы, которыми герой – отчасти для этого и нужны исторические вставки – занят с самого детства. Но свобода – это ж такая странная штука, которая все время для своего определения требует какой-то точки отсчета. Свобода, она не просто так, а всегда от чего-то. В конце концов, мы обладаем телом, и уже поэтому несвободны, ведь наша жизнь проходит в достаточно жестко физиологически ограниченных условиях. Абсолютная свобода – это фикция. Вернее, абсолютная свобода – это смерть. И революции, призывающие к свободе, закономерным образом приводят к смерти, потому что это одно и то же. Вот и герой романа «Господин Ветер» на своем пути не находит никакой особой свободы, зато встречает много друзей, слышит массу прекрасных историй и подчас очень остро радуется просто тому факту, что он живой – видит, слышит, дышит и чувствует. Может быть, именно так и выглядит единственная доступная человеку свобода. Ну а завершается роман красивым постмодернистским жестом – автор изображает самого себя, договаривающегося об издании только что пройденного читателем романа. И таким образом конец соединяется с началом, так что книгу совершенно спокойно можно начинать читать заново.

Екатерина Завершнева. Высотка: Роман. – М.: Время, 2012. – 640 с. – 1500 экз.

Признаюсь честно, для меня этот роман оказался чтением непростым и чувства он у меня вызвал далеко не однозначные. Прежде всего это связано с чисто личным моментом – книга написала от лица очень красивой девушки, я же особой красотой никогда похвастаться не могла, а в период бурной юности и вообще почитала себя сущим уродом. И потому текст, на редкость живо и талантливо воскресивший мои юношеские переживания собственной некрасивости, сразу же вызвал у меня внутреннее сопротивление и желание держаться от него на приличной дистанции. Впрочем, ближе к середине книги, когда там в полной мере стало проявляться лирическое начало и в тексте начал уже опознаваться автор «Сомнамбулы» и книги стихов «Над морем», это чувство несколько сгладилось. Тем не менее некая отстраненность все-таки сохранялась до самой последней точки. Так что эта книга оказалась для меня не из тех, в которую можно нырнуть и вынырнуть потом уже немножко другим человеком, а из тех, с которыми вступаешь в диалог, причем это диалог далеко не всегда приятный, а местами даже прямо-таки и мучительный. И вот как раз потому, что во время чтения постоянно приходилось домысливать и достраивать то, что не было домыслено и достроено автором, мне и кажется, что роман получился несколько сыроватым. Впрочем, это исключительно мое личное читательское мнение. В любом случае «Высотка» – это книга непроходная и неординарная, безусловно заслуживающая прочтения и дальнейшего осмысления.

Если судить по опубликованным отзывам, то читателей в романе в первую очередь привлекает гипертрофированное лирическое начало, которое так или иначе позволяет им заново пережить собственную юность (не у всех, впрочем, эти воспоминания приятные). А вот у тех, кто в периоде условной юности все еще находится, роман вызывает несколько двойственные ощущения. Полина Тихонова в рецензии «Роковая близость облаков» (НГ-Экслибрис от 25.10.2012) обратила внимание на пассивность главной героини, которая просто плывет по течению, практически во всем подчиняясь обстоятельствам. Елена Горшкова в статье «Девочки должны быть щасливы» (Новый мир, №2, 2013) попыталась представить это произведение как деконструкцию романа о студенчестве, но у нее ничего не вышло, потому что «Высотка» деконструкцией романа о студенчестве не является. Это роман о том, как одной девочке мало любви трех мальчиков. Тем не менее Горшкова обратила внимание на один крайне важный момент – на репрезентацию в романе «женского» как целостного феномена – и осудила этот феномен за узость интересов и мизерность открывающего горизонта. В обоих этих отзывах меня ужасно радует то, что такая пассивная женская позиция вызывает у рецензенток по меньшей мере недоумение. Это означает, что времена, слава богу, изменились и что теперь от женщины требуется уже как минимум осознание своей позиции в мире и как максимум наличие собственного жизненного проекта. То есть вот этого «девочки должны быть щасливы» сейчас уже недостаточно.

Роман же, хоть он и написан женщиной, представляет нам откровенно патриархальное видение ситуации, потому что только в патриархальном мире женская красота является потребляемым объектом, а ее носительница – вещью, обладание которой престижно. Героиня-повествовательница – очень красивая девушка из приличной советской интеллигентной семьи. Соответственно она вступает в жизнь с немалым капиталом – с базовыми знаниями, которые ей дала семья, и со своей красотой, которая позволяет ей наслаждаться мужским вниманием. И фактически весь роман героиня живет на проценты с этого капитала, ничего не добавляя к нему самостоятельно. Более того, за весь роман она не совершает вообще ни одного самостоятельного поступка, все время оказываясь бесплатным приложением к кому-то другому – то к мужчине, а то и к подруге. Просто потому что она красива, всегда находится кто-то, готовый решить ее проблемы – помочь с местом в общежитии, пристроить на работу, накормить, утешить и пр. Ей не нужно ничего делать самой, достаточно просто присутствовать, и естественно, она ничего сама и не делает. А так как семья и школа вложили в героиню достаточное количество знаний, да еще и от природы она обладает хорошими способностями (она далеко не глупа, эта красивая девочка), то особые усилия ей и для учебы не очень нужны. Здесь тоже часто оказывается достаточно либо простого присутствия, либо одного-двух ночных бдений над учебником перед экзаменом. Таким образом у героини высвобождается масса свободного времени, которое она, конечно же, в полном соответствии с патриархальными штампами тратит на мечты о Герое.

Если брать основную сюжетную линию романа в очищенном от лирики виде, то героиня-повествовательница окажется никем иным как самовлюбленной стервой, поглощенной исключительно собой и своими мечтами об идеальном возлюбленном и между делом стравливающей окружающих ее мужчин. При этом, однако, героиня еще и зациклена на мужском внимании – одного поклонника ей мало, нужны как минимум три, а лучше больше, потому что никто из них по отдельности не дотягивает до живущего в ее воображении образа. Она не может находиться в одиночестве, но мужчина для нее – не полноценный субъект, а всего лишь посредник, помогающий лучше любить самое себя, нечто вроде зеркала, в которое она постоянно смотрится и видит свое восхитительное отражение. Ну или же, в полном соответствии с логикой социальной игры, мужчина должен пользоваться особой популярностью, и тогда он в свою очередь становится призом, которым престижно обладать. Именно так она фактически и выбирает трех своих главных возлюбленных (там еще есть ряд лиц на вторых-третьих ролях) – Гарика, Баева и Митю. Интересно, однако, что являя внешне все признаки женственности – она красива, пассивна и беспомощна, на самом деле героиня отказывается выполнять женские функции – через пень-колоду ведет хозяйство и, самое главное, практически не интересуется сексом. То есть получается, что она пользуется всеми преимуществами патриархальной ситуации, но при этом не обращает внимания на проистекающие из этих преимуществ обязанности. В ее случае женственность во многом оказывается декоративной. И это, кстати, свидетельствует о том, что патриархальные отношения находились в стадии распада уже 20 лет назад (а действие романа происходит в самом конце 1980-х – начале 1990-х) – общая матрица сохранялась, но социального смысла в ней уже не было.

Нет, дорогие читатели, все-таки последовательное изложение впечатлений бывает очень полезно. И если начинала я эту заметку с мысли о том, что больше всего в этом романе меня раздражает внезапно ожившее ощущение собственной некрасивости, то вот прямо сейчас логически я пришла к выводу, что раздражает меня вовсе не это (ну, или не совсем это), а попытка набросить на описанную выше ситуацию некий романтический «тургеневский» флер. Происходит это, скорее всего, либо оттого, что исходный материал все еще не отпускает автора, либо оттого, что автор сознательно не расставляет всех точек над «и», пытаясь создать идеализированную версию исходных событий. И вот в этой попытке все-таки видеть в своей героине, несмотря ни на что, «хорошую девочку», тоже можно усмотреть влияние патриархальных стереотипов. Но почему девочка непременно должна быть хорошей? Чтобы с ней было хорошо и удобно мальчикам? Если бы эта книга была написана с полным осознанием того, что героиня – дрянь, но дрянь, так сказать, возвышенная, дрянь с идеалами, все события заняли бы правильное место в сюжете, и мы имели бы современную версию «Мадам Бовари». Кстати, по-моему, дрянь с идеалами намного лучше, чем не-дрянь без идеалов, и сидеть всю жизнь на крыше и смотреть на звезды – занятие более благородное и вдохновляющее, чем варить борщ и стирать футболки очередному Гарику-Дане-Мите. Да и, в конце концов, никто их не заставляет вестись на красивую внешность и посвящать свою жизнь ухаживанию за девушкой, которой нужно то, чего нет на свете, нужна любовь такая большая и настолько возвышенная, что на нее не может быть способен ни один живой мужчина.

Да, пожалуй, именно устремленность к мечте и примирила меня в конечном итоге с этим романом, совершенно не случайно названным «Высотка». Тем более что все равно ближе к финалу оказалось, что одной красоты и хорошей памяти для обретения своего места в жизни все-таки маловато и что все три возлюбленных героиню романа так или иначе покинули. Один сбежал от нее на край света, второй – к обычной женщине, а третий умер, и только после своей смерти стал наконец для нее тем самым идеальным возлюбленным, которого она ждала всю свою сознательную жизнь. И нельзя, наверное, сказать, что героиня проиграла – ведь она все-таки получила то, что хотела, получила ту вечную, неземную, бесконечную любовь, по которой тосковала с ранней юности. И что с того, что эта любовь «в реальности» так и не осуществилась? Как мы выяснили из этой книги, реальность подчас в нашей жизни – дело далеко не главное. Ну оно и к лучшему...