отклики и рецензии

Евгения Риц

У-мир-отворение

Рец. на кн.: Тетрадь путешествий. Ediciones del Hebreo Errante. Publication of the Mythosemiotic Society. Madrid, 2015.

Стихи Анны Голубковой сдержанны, полны особого рассудительного очарования. В основе этого лежит подход конкретизма, ориентация на минус-приём, что напрямую декларирует и автор, упоминая в стихах Всеволода Некрасова как дорогого, эмоционально близкого поэта. При этом не следует считать, что Анна Голубкова наследует лианозовской школе в целом, поскольку акцентное для поэтов-лианозовцев игровое начало для её стихов неактуально, гораздо важнее почти акмеистская, адамическая техника прямого называния.

Об этом говорит даже заглавие книги, не метафорическое, а напрямую заявляющее читателю, что его ждёт под обложкой – перед нами действительно тетрадь путешествий, поэтические путевые заметки, при этом символично, что книга издана в Мадриде: вся она посвящена взгляду извне, «из-за границы» на внутреннее и изнутри – на то же внутреннее, даже когда оно предстаёт как отодвинутое, объективированное.

Основные локусы, представленные в книге – это Италия и Санкт-Петербург (автор живёт в Москве, раньше жила в Твери, то есть это не «своё место»), есть стихи, посвящённые Берлину, Светлогорску, греческому острову Кос. То есть перед нами места, так или иначе стигматизированные культурно, исторически – они нагружены контекстом «очаг цивилизации» и в тоже время контекстом «чужое, не своё».

Первая работа книги «Итальянский цикл 2009 года» на первый взгляд являет нам простые и понятные эмоции отпускника, оказавшегося в уютном, красивом месте, в «Европе». Даже инвалидные коляски здесь говорят не о болезни, а о равенстве людей перед благосклонным к ним миром – люди на колясках тоже выезжают на экскурсию.

в Аосте пахнет старыми камнями

яркое солнце

кружевная стена амфитеатра

запах жасмина

экскурсовод перед тремя инвалидными

колясками

пятнистая ленивая кошка

закрытые двери маленьких лавочек

две бутылки вина на троих

и целых две недели италии

еще впереди

Постепенно к концу цикла атмосфера безмятежности ослабевает, появляются тревожные нотки. чувствуется это уже во втором стихотворении, посвящённом такой детали городского ландшафта, как фигурка на крыше, зависшая на полушаге в бездну, но впечатление от этого сглаживается описанием «полосатого и от этого как бы немного домашнего» собора Сан-Лоренцо. Кульминация охлаждения происходит в стихотворении «в базилике св. Петрония». Причём здесь Анна Голубкова наиболее ярко выступает как поэт отстранения, минус-приёма – это любовное и даже эротическое стихотворение, где эротикой выступает не прикосновение, но табу на него, не тепло руки, но холодное торжественное пространство базилики.

в базилике св. Петрония

нельзя фотографировать

нельзя ходить в майке и шортах

нельзя говорить по мобильному телефону

нельзя заходить внутрь с собаками и мороженым

но самое главное – в базилике св. Петрония

нельзя обниматься

и потому если мы с тобой

когда-нибудь попадем в Болонью

то ни за что не пойдем в базилику св. Петрония

здесь красивое пустое пространство

очень много пустоты и света

белые стены и

светло-коричневые

чуть отдающие красным колонны

пышная барочная позолота

картины шестнадцатого-семнадцатого века

здесь очень хорошо милый

но мы сюда не пойдем

потому что когда ты рядом

просто невозможно

до тебя не дотронуться

Финал цикла оказывается же поистине трагическим – защитная оболочка путешествия рвётся, в неё врывается повседневность – одновременно и «своя», и «внешняя», несущая горестные известия.

Если «Итальянский цикл 2009-го года» и идущий за ним «постскриптум» только вводят в контекст «путешествия за-границу», где граница понимается больше в метафизическом, чем в геополитическом и культурологическом смысле – «множество мест куда можно уехать// улететь убежать// перешагнуть белую черту// и стать совершенно другой// не помнящей ничего из своего прошлого» - то «Стихи из «Итальянского дневника 2012 года» представляют собой совершенно отчётливое философское высказывание, развивающее ту же тему. Это стихи о замкнутости и разомкнутости внутреннего мира, о возможности или невозможности солипсизма как мироощущения в наши дни. Красота есть то, что объективирует бытие. Здесь уместно вспомнить позицию Джорджа Беркли, субъективного идеалиста, в своей религиозной позиции – бытие существует, поскольку его воспринимает Бог – становящегося объективным. Позиция Анны Голубковой, конечно, не столь отчётливо религиозная, но близка к этому пониманию: мир существует, поскольку он прекрасен.

отказ от мира

не является отказом

взамен получаешь целую вселенную

и вовсе наоборот

уход и погружение в мирское

как раз не дают им насладиться

это не уход от мира

а сам по себе целый мир

вот почему так хорошо

и спокойно во дворике

монастыря Сан Марко

«Римский цикл, март 2014» завершает «итальянскую» часть сборника. Здесь путевые заметки уже переходят в рефлексию над состоянием путешествия как таковым, впервые возникает отчётливый разговор об истории и культуре.

Поэзия здесь обретает и в некотором смысле социологическое звучание. Поэт здесь – не турист, то есть не покупатель впечатлений, но и не путешественник-исследователь. Лирический герой Анны Голубковой в самодефинициях обращается к «Сентиментальному путешествию» Лоренса Стерна, его цель – уловить свои чувства, отграничить их с помощью объектов и перемещений. Цель автора здесь – «отличить от декораций// пространство подлинного действия». Римская, древняя, чужая история оборачивается историей как таковой, в том числе и собственной, не-родной, имперской.

солнце чудный кофе

вкусная плюшка

несколько гектаров

восхитительных древностей

что еще нужно человеку

для счастья?

только одного – не слышать

по пути сюда

в итальянской электричке

слов «это не национализм –

говорить по-украински»

произнесенных с нарочитым

акцентом

ты везде достанешь нас

дорогая родина

моя единая и неделимая

родина – ссср

Также в этом цикле автор «Тетради путешествий» начинает разговор о русской литературе, о мертвящем духе прочтения классики, противопоставленном живому тексту: «дух театра живёт даже без театра// вот и дух русской литературы// давно уже обходится// без самой литературы». Эта тема важна как для анализируемого поэтического сборника, так и для всего литературного проекта Анны Голубковой в целом.

Таким образом, «Римский цикл, март 2014» оказывается кульминацией поэтического метасюжета всей «Тетради путешествий».

Другой локус, подробно исследованный в книге, - Петербург. Появление его в одном контексте с Италией культурологически традиционно: северная Венеция, русская Европа. В начале «питерской» части мы наблюдаем даже некоторую зеркальность с итальянской: та же апелляция к городскому уюту, к кафе как сакральным местам современной жизни. Кроме этого, для Анны Голубковой здесь оказывается преемственной символика истории, правда, ленинградская история прежде всего страшная, это история блокады – в стихах неоднократно декларируется, что она не кончилась, или кажется, что не кончилась, даже в цикле из трёх стихотворений, посвящённых петербургским кафе – и в этом цикле данное обращение работает, может быть, сильнее всего. Вообще в «петербургских циклах» особенно сильно работает остроумие горестных сопоставление – так, например, символом неудавшейся жизни оказывается кафе под названием «Жили-были».

Таким образом, предсказуемое римское имперское наследие уходит на второй план.

В цикле «Пять стихотворений от 13 ноября» темы, заявленные в стихах итальянских – красота как экзистенциальное освобождение, культура как шаг в себя и одновременно как выход из герменевтического круга, литература как самостоятельная ценность – решаются уже на петербургском материале: своём – русском, но при этом максимально отчуждённом – необычном, «самом нерусском».

Петербург в ноябре становится

русским городом

мрачное низкое небо

моросящий дождь

постоянно желание поспать

неудовлетворимое ничем

точность линий

продуманность пространства

кажутся всего лишь декорацией

громадной потемкинской деревней

Петербург в ноябре –

это город гоголя, белого

и достоевского

Петербург в ноябре –

это несостоявшаяся мечта россии

по стройности, красоте и порядку

самый нерусский город

оказывается одновременно

и самым русским

не-до-амстердам

и не-до-флоренция

не-до-демократия

не-до-равенство

и не-до-братство

ноябрьский Петербург –

город обморочных поэтов

и запойных прозаиков

город проклинающих

свое ремесло критиков

город абсолютно чужой

и незнакомый

словно бы никогда в нем не бывал

и никогда уже наверное

не будешь больше